– Вроде того, – кивнул он. – А вы знаете удельный вес нашей речной воды? – Ответ Кеше был не нужен, поэтому он оповестил: – А я знаю. – Оставим пока твою воду. Веди гостей в дом, – скомандовал Константин Михайлович. Мальчишка жестом позвал всех за собой и юркнул за дверь. В доме было тепло, на удивление чисто и просторно. Отделанные деревом стены украшали детские рисунки в рамках, гипсовые слепки маленьких ладоней, семейные фотографии. Над широким диваном в гостиной висело чучело щуки с открытой зубастой пастью. – Кеш, принеси нашему вымокшему гостю халат, там, в шкафу, – попросил Константин Михайлович сына, и тот понесся наверх, громко топая по ступеням лестницы. Мужчина повернулся к Стасу: – Ванная комната наверху. Кеша вам все покажет. Можете снять мокрую одежду и высушить ее в стиральной машине, если хотите. Как будете готовы, спускайтесь в столовую. А я пока налью чай. При слове «чай» Роберт поежился. Мужчина покинул гостиную. Марьяна пару секунд помедлила и отправилась вслед за хозяином дома, а вот Роберт не спешил. Его ладонь юркнула во внутренний карман пиджака, но Стас тут же ухватил друга за запястье и процедил с угрозой: – Роб, завязывай. – Что-то мне не по себе. – Если ты опять собрался жрать свои успокоительные пилюли, я у тебя их отберу, ты понял? – Ничего я не собираюсь жрать, мамочка. – Я сказал, отдай их мне, – зашипел на него Стас. Сунул руку в карман Роберта, нащупал горсть таблеток и сгреб их в кулак. – Роб, это не витамины. Это назначенное врачом лекарство. И пить его надо по назначению, а не по любому поводу, как ты. – У меня невроз… тревожность… И сейчас ты мне ее повышаешь. – Давно у тебя это? – Не знаю, лет с семнадцати. – Из-за дядьки? – Сказал же, не знаю! – Роберт тяжело задышал, оттолкнул Стаса и быстрым шагом направился на кухню. Стас разжал кулак. На ладони лежало несколько розовых кругляшей. – Это конфетки? – пропищали под боком. Рядом со Стасом неслышно возникла девочка. Настя, кажется. Она с любопытством разглядывала пилюли. – Нет, не конфетки, – мрачно ответил Стас. – Где у вас мусорное ведро? – На кухне есть и в ванной. Стас внимательно посмотрел на девочку. Ухоженная, не забитая, не стеснительная, вполне довольная жизнью. Он силился понять, знает ли ребенок, что его взяли из детдома. – Тебе здесь нравится? – У дяди Кости? Конечно. Мы называем его «папа», но он нам не папа. Стас кивнул: значит, знает. – Он не обижает вас? Вопрос показался девочке неуместным и даже оскорбительным. Она нахмурилась. – Нет. – Настя просунула ладошку в воротник платья и вынула подвеску на серебристой цепочке. – Смотри, красиво? Это папиной бабушки. У нас у всех такие есть, и у папы – тоже. Это значит, что мы одна семья. Маленькими пальцами Настя держала кулон в виде цельного круга с белым камешком посередине. – Красиво же? – допытывала она. – Красиво, – согласился Стас. – И что этот кулон означает? – Как что? Нашу любовь. – Настя улыбнулась, спрятала кулон и, подскакивая на одной ноге, поспешила к отцу. Стас проводил ее взглядом и отправился на второй этаж. Уже наверху, в узком коридоре, он столкнулся с Кешей. Между охапкой темных мужских халатов и охапкой полотенец мелькнула его рыжая макушка и серьезная физиономия. – Я не знаю, какой нужен, – пробубнил он. – Взял все. По параметрам они схожи: длина и ширина, состав ткани. Только цвет разный. Стас усмехнулся. Этот рыжий пацан немного напомнил ему Роберта Ульянова в детстве, такое же дотошный и серьезный. Он поблагодарил мальчишку за помощь и вытянул из груды тряпья первое попавшееся полотенце, по тому же принципу выбрал и халат. Закрывшись в ванной, он выкинул ставшие липкими пилюли в мусорное ведро. Повесил на крючок полотенце, бросил халат на крышку высокой корзины для белья, что стояла в углу у стиральной машины, и принялся раздеваться. Избавить себя от мокрой одежды он мечтал бесконечные полтора часа. Снял измятый и измазанный в глине пиджак, расстегнул пуговицы на облепившей тело рубашке и стянул ее с ощущением, будто отодрал от кожи пленку. Сбросил чавкающие при каждом шаге туфли вместе с носками и тяжелые от влаги джинсы. Как мог, выжал из одежды воду и все, кроме туфель, сунул в барабан стиральной машины, выбрал программу сушки. Потом быстро залез под душ и смыл с себя грязь и пот. Сухая прохладная ткань халата приятно окутала тело, согрела и чуть расслабила напряженные мышцы. Стас уселся на край ванны и развязал узел на бинтах, помогая себе зубами. Скомкал и выбросил повязку в мусорное ведро, где уже валялись розовые пилюли. Осмотрел пальцы, согнул их и разогнул. На ум автоматически пришел Егор. Надо бы рассказать Марьяне об угрозе, которую брат для нее представляет, но никак не подворачивается случай… «Врешь, случаев было предостаточно», – казалось, это прожужжал барабан стиральной машины. Стас резко поднялся, сунул ноги в огромные шлепанцы, что обнаружил у двери, и вышел из ванной. Внизу, в светлой просторной столовой, его ожидали. За столом сидели Марьяна и Роберт, и при появлении Стаса они заулыбались, даже обиженный друг. – В бордовом халате ты похож на графа Дракулу, – усмехнулся он. – Если б не шлепанцы, был бы вылитый он. – Кажется, Дракула не был блондином, – заметила Марьяна. Стас оглядел столовую в поисках хозяина дома. – А где Константин Михайлович? – Он вышел, – сообщила Марьяна. – Мы не стали тебя ждать, чтобы время не тратить, и показали ему магнитофон и книгу. Он на все это долго смотрел и… – …ничего не вспомнил, – дополнил Роберт с разочарованием. – А потом заявил, что ему надо выйти… э… подумать… – Пока Роберт произносил слово «выйти», в его глазах росло беспокойство, как только он сказал слово «подумать», то окончательно понял, что произошло. – Вот черт! – Стас скинул с себя неудобные шлепанцы и босиком рванул на улицу. * * * Константин Михайлович сидел на земле, прижавшись спиной к калитке. Ствол ружья подпирал его подбородок. Стас насилу удержал себя от вопля и замер у двери: любое резкое движение могло спровоцировать выстрел. Он спустился с крыльца и, неслышно ступая по холодной, увлажненной туманом тротуарной плитке, произнес с предельным безразличием: – Думаю, не нужно этого делать. Константин Михайлович не повернул головы, только крепче сжал цевье. Рядом у его ног лежала потрепанная книга Брэдбери, и бормотала «Электроника»: – Смотри, Пол, сколько одуванчиков, там, дальше. Видишь? Красиво? Да-да, точно… Я их тебе уже дарил. Однажды даже в виде вина. Следом зазвучал смех, беспокойный и принужденный. В свете прожекторов Стас увидел, что мужчина плачет. Его лицо блестело от слез. Стас и понятия не имел, что нужно говорить в таких случаях, но шаг за шагом приближался к Константину Михайловичу. Мужчина, казалось, не замечал его. Подойдя ближе, Стас услышал, как он шепчет: – От моего сердца к твоему солнцу… твоему солнцу… со-о-олнцу… Стас нахмурился. Что рыболов вспомнил? Он ведь явно что-то вспомнил. – Не нужно, уберите ружье, – сказал Стас. Тихо, но твердо. – Вспомните о детях. Настя, – он сделал паузу, – Дима. – И снова пауза. – Кеша. Если вас не будет, им придется вернуться обратно, откуда вы их забрали. Вы не имеете права обрекать их на это. Вы не имеете права. Не имеете. Права.