Прошло три месяца, как после длительного отпуска, Александр Лавров вернулся на службу. Не имея возможности, каждый день возвращаться в имение, он чаще оставался ночевать в полку, реже у сослуживца Алексея Гущина, и совсем редко в стенах Петербургского дома. Находясь в дали от Кати, он непрестанно думал о ней. Его волновало её состояние, так как за последнее время она немного изменилась. Лавров всё чаще замечал, как скучна и молчалива становилась Катя, оставаясь наедине с ним, и как оживлялась при появлении в их доме гостей. Однако, он не посмел запретить Кате принимать гостей в своё отсутствие, потому как понимал, что при её нынешнем положении, это не столько развлечение, сколько возможность общения с людьми на равных. Почему? Да потому, что несколько попыток посещения ими публичных светских мероприятий, обернулись для них полным фиаско. Заметив графа Александра Лаврова с молодой красавицей под руку, сначала дамы и господа приходили в восторг, но спустя короткое время, узнав кем на самом деле является его спутница, демонстративно отворачивались от них, всем видом выказывая своё презрение. Не в состоянии переносить унижений подобного рода, Катя категорически отказалась выезжать в город до той поры, пока официально не станет графиней Лавровой. Но к её большому сожалению, кроме постоянных напоминаний Александра о его сильных чувствах, и о том, что любит он её больше жизни, им не предпринималось каких-либо усилий, благодаря которым было возможно и слово ему сдержать, и изменить её положение. По этой причине, Катя признавала, что её положение безнадёжно. Говорить об этом Александру, значило в очередной раз упрекнуть его в мягкотелости и бездействии, что ей порядком надоело. Странным было и то, что даже почувствовав с её стороны некую холодность, он не придал этому серьёзного значения, ибо был абсолютно уверен, что ни при каких обстоятельствах любимая не покинет его. О как он был недальновиден… -– В отсутствии хозяина имения, среди прочих гостей чаще остальных стал появляться кузен Пётр. Кате было невдомёк, что он навещал её по личной просьбе Александра, что самому Петру было очень даже на руку, поскольку обещание, данное им дядюшке Владимиру Михайловичу, по сей день не было выполнено. Заметив, как охотно и не принуждённо Катя общается с мужчинами в отсутствии «жениха», и как она становится молчалива и замкнута в его присутствии, Пётр решил действовать смелее. Пикник был в разгаре, когда присев на ковре, расстеленном на опушке леса, Катя неожиданно услышала за спиной. – Ах Катенька, Катенька… Обернувшись, она увидела Петра. – Что это вы так грустно вздыхаете Пётр Андреевич? – лениво спросила она, рассматривая подаренный кем-то из гостей, премиленький букетик голубых колокольчиков. – Жаль мне вас, поэтому и вздыхаю, – шёпотом ответил он, медленно скользя взглядом по её открытым плечам и шее. – Жаль? Чего это вдруг вам жалеть меня вздумалось? Неужто кроме чувства жалости, моя персона у вас ничего не вызывает? – Восторг! Исключительно восторг! И при этом, мне вас всё же жаль, да-с. – Да отчего ж? Это что-то непонятное, восторг и жалость одновременно. До сей поры я ни разу не слышала подобного признания. Вы уверены, что именно эти чувства я вызываю у вас, а не какие-то другие? Я женщина молодая, красивая, да вы и сами знаете каковы мои достоинства, иначе бы не смотрели на меня такими вот глазами. – Что правда, то правда. Смотреть на вас Катенька, одно наслаждение. – Так почему, позвольте вас спросить, помимо всего прочего, я вызываю у вас жалостливое чувство? – спросила Катя, уже будучи слегка раздражена. – Охотно отвечу на ваш вопрос, поскольку считаю себя вашим другом. Так вот. Мне показалось, что-о-о, с недавних пор, вы стали смотреть на Александра несколько по-другому… – По-другому? Хм -м… И как же я на него смотрю? – Я бы сказал, что более с прохладцей, чем с прежней пылающей к нему любовью. – Вы ошибаетесь, уверяю. Да-а-а, ежели и так, то вам то какое дело? – нисколько не сконфузившись ответила она. – Да дело в том, что вы правы! Ведь вам совсем другой жених надобен. – Но позвольте! – возмутившись только и успела сказать Катя. – Да, да моя милая, совсем другой. Взяв Катю под руку, он помог ей подняться с ковра и продолжая говорить, повёл туда, где закачивалась опушка и начинался лес. – Молодость и красота, к сожалению, не вечны. Вам бы о себе побеспокоиться, о своём будущем. Ведь Александр на вас никогда не женится. Как бы он вас не любил, но пойти против воли родителей не посмеет. Уж вы мне поверьте… Вам нужен другой мужчина, тот, который понесёт вас к алтарю на руках и дав свою знатную фамилию и титул, навсегда оградит от неприятностей. А с Сашей вы только время теряете. Услышать откровение подобного рода Катя никак не ожидала. Разволновавшись, она слегка покраснела и отвернулась от Петра. Затем сделав несколько шагов вперёд остановилась, и через плечо спросила. – А разве имеются такие-то женихи? – А как же, конечно! – Уж не себя ли вы имеете ввиду? – Увы, никак нет! Как изволите знать, я женат и многодетен. Но поверьте, если бы не эти обстоятельства, я бы… – Довольно! – вдруг резко оборвала его Катя, повернувшись к нему лицом, – Я не намерена более слушать ваш бред! Ведь вы Саше не только брат, но и друг! – И что ж из этого? – А то, что не пристойно в гостях у брата, вести подобные разговоры с его невестой! – Прошу прощения. И всё-таки остаюсь при своём мнении – вы достойны лучшего! А ежели понадобится, то я и Саше об этом скажу. После этих слов, поцеловав Кате руку, Пётр вернулся к гостям, кои развалившись на ковре, попивая вино и шампанское вели меж собой интересные беседы. Как только над опушкой спустились сумерки, поблагодарив хозяйку за великолепный пикник, гости стали разъезжаться по домам. А с наступлением темноты, из города вернулся хозяин. Застав в дверях кузена, он попросил его остаться переночевать, на что тот охотно согласился. Переодевшись с дороги, Александр взял бутылку коньяку, две хрустальные рюмки и пригласил Катю и Петра посидеть с ним на балконе, что выходил из зала. – Ты желаешь, что выпить? – любезно спросил он Катю, проходя мимо неё. – Да, бокал шампанского я бы, пожалуй, выпила. Через минуту, сидя в удобных креслах, они молча любовались великолепным видом, открывающимся с балкона. Был поздний летний вечер. Природа замерла, ничто её не волновало, и воздух, насыщенный множеством ароматов, дурманил голову. Вдыхая его, хотелось закрыть глаза и уснуть. Почувствовав сонливость и желая от неё избавиться, Пётр посмотрел вокруг себя и обратив внимание на рояль, стоящий в глубине зала, спросил? – А как твоя музыка братец, ты играешь? От этих слов, Александр побледнел. – Ты умеешь играть на фортепьяно? – с огромным удивлением спросила его Катя. – Как это понимать Александр? Неужто с тех пор ты не садился за рояль? – со странной наигранной интонацией спросил Пётр, искоса наблюдая за реакцией невесты брата. – Пётр, прошу тебя! – резко ответил тот и встав с кресла подошёл к краю балкона. – Так ты действительно умеешь играть? – опять спросила Катя. Ни проронив в ответ ни слова, Александр продолжал стоять к ним спиной, и тогда в разговор снова вступил Пётр. – Представьте себе дорогая, уж так заведено в дворянских семьях, что каждый ребёнок должен обучиться игре на музыкальном инструменте. Правда мне удалось избежать этой повинности, поскольку Бог сжалился надо мной, лишив слуха. А вот Сашенька был ребёнком, обладающим исключительным слухом и невероятными музыкальными способностями. Вы посмотрите на его пальцы! Это пальцы гения, никак не меньше. Эти слова сказал о моём десятилетнем брате, известнейший итальянский музыкант. После концерта, который он давал в Петербурге, на приёме в его честь, к нему подвели Сашу. Маэстро был так любезен, что послушал его игру, после чего пророчил ему великое будущее. А этот простофиля, в угоду отцу и деду стал артиллеристом, и музыке пришёл конец. Ну как же, династия! – Ты отказался от музыки в угоду традициям семьи? – спросила Катя, пытаясь заглянуть Александру в глаза. А он продолжал молчать, глядя куда-то в пустоту. – Так может ты не любил её, свою музыку, раз отказался? – Нет, любил, очень любил, – грустно, почти шёпотом ответил он. – Извини, но в это сложно поверить, – разочарованным тоном ответила Катя, после чего, сославшись на усталость, попрощалась и ушла. Через некоторое время, уже лёжа в постели она услышала звуки музыки, доносившиеся из зала. Музыка звучала то торжественно громко, то печально тихо, то взывая к чему-то, то моля о прощении. Она звучала настолько вдохновенно, что не могла не вызвать соответствующих эмоций, и Катя засыпала на мокрой от своих слёз подушке. Глава XXVI Утром того дня, за завтраком, совершенно неожиданно Александр объявил Кате что намерен поехать в город и приказал тотчас закладывать коляску. – Но позволь… Ты говорил, что на службу тебе только завтра, так в чём же дело? – возмутилась Катя. – Я виноват, извини дорогая. Совсем из головы вылетело, что у маменьки сегодня именины. Я должен её навестить и поздравить. Прошу тебя, не огорчайся. – Хорошо, езжай. Но ты же вернёшься? – с надеждой спросила она. – Нет, не думаю, не сегодня. Ведь завтра мне на службу, я не успею. Переночую у родителей. – Ну что ж! В таком случае, желаю весело провести время в кругу семьи! – вооружившись язвительной улыбкой, громко объявила Катя и стукнув чашечкой о блюдце так, что кофе выплеснулся на скатерть, встала из-за стола и быстрым шагом покинула комнату. Уже около часа у парадной лестницы усадьбы, Александра ожидала коляска, а он никак не мог разыскать Катю. Так и уехал, не попрощавшись. -– – А ведь Пётр прав! Да я и сама об этом знала, с самого начала знала, и Саше об этом говорила, и не раз. Получается – я оправдываюсь, перед собой? Пусть так! Ну и что? Ну не могла я не поверить ему, не могла! А Пётр лишь подтвердил мои опасения, – рассуждала Катя, сидя на корнях огромного старого дуба в глубине парка. Подняв голову, она долго рассматривала развесистую крону дерева. Ветер играл его листвой, словно волосами огромного великана, и щурясь, Катя пыталась прикоснуться рукой к тонким лучам солнца, проникающих сквозь ветви. – А ты похож на тот. Первое свидание, первый поцелуй… О как я была тогда счастлива! И как была огорчена скоротечным предложением… Я не хотела замуж, мне это было не нужно. А теперь – любит он меня больше жизни. На самом же деле, ни в грош не ставит мою жизнь. Его семья – вот его жизнь! Он любил музыку, а бросил её в угоду родственничкам-солдафонам, так и меня бросит, в угоду им же. Сижу здесь как в заключении! Так и просижу до глубокой старости, ублажая Сашеньке. Нет, так жить не хочу! Не хочу и не буду!