Бамбам-бамБАМ. Струны лежавшей рядом с Дионом гитары отозвались звоном. – Это оллрайт, мама, – заключил Золто. – Что? – не понял Дион. – Не обращай внимания, так, обычная музыкальная присказка, – пояснил Золто. – Типа «я не вижу ваших рук». – Не понял? Бам-бам-а-бамбам, бамБАМ. – А ты подпрыгни, – посоветовал Лава. Дион, не отрываясь, смотрел на камни. В Лламедосе ударные инструменты не поощрялись. Барды говорили, что палкой по камню или полому бревну любой дурак стучать может. Это – не музыка. А еще – тут они обычно переходили на шепот – во всем этом есть что-то животное. Гитара тихонько гудела. Казалось, она вбирает в себя все звуки из окружающего воздуха. На юношу вдруг нахлынуло странное ощущение, что в камнях, по которым можно стучать, скрыты неограниченные возможности. – А можно теперь я? – спросил он. Он взял в руки молотки, гитара откликнулась едва слышным звоном струн. Через сорок пять секунд он опустил молотки. Чуть позже смолкло эхо. – А зачем ты в самом конце треснул меня по шлему? – осторожно спросил Золто. – Извини, – виновато ответил Дион. – Меня немного занесло. Я принял тебя за тарелки. – Звучало несколько… необычно, – признал тролль. – Музыка… из камней, – промолвил Дион. – Нужно только дать ей свободу, выпустить на волю. И тогда в ней зазвучит глас Рока. Музыка есть во всем, нужно только суметь ее найти. – А мне можно попробовать? – спросил Лава и неуклюже расположился за камнями. А-бам-боп-а-ри-боп-а-бим-бэм-бум. – Что ты с ними сделал? – удивился он. – Они стали звучать как-то… дико. – А мне нравится, – заявил Золто. – Так намного лучше, чем прежде. Ту ночь Дион провел между маленькой кроватью Золто и огромной каменной грудой Лавы. Заснул он почти сразу – стоило ему лечь, как буквально через минуту он храпел. Струны лежавшей рядом гитары подпевали ему. Убаюканный их едва слышным гулом, Дион совсем забыл о своей арфе. Сьюзен проснулась. Кто-то дергал ее за ухо. Она открыла глаза. – ПИСК? – О нет… Она села на кровати, все остальные девушки мирно спали. Окно было открыто – в школе поощрялось потребление свежего воздуха, особенно учитывая тот факт, что потреблять его можно было в огромных количествах и совершенно бесплатно. Скелет крысы вскочил на подоконник и, убедившись в том, что девушка заметила его, скрылся в ночи. Таким образом, Сьюзен было предложено два пути: снова заснуть или последовать за крысой. Второй вариант она всегда считала откровенно глупым. Так поступали главные героини всяких сентиментальных книжек. После чего оказывались в каком-нибудь идиотском мире, заселенном придурковатыми гоблинами и говорящими животными. И вообще, эти девчонки-героини были такими жалкими… Они просто позволяли событиям случаться и расхаживали по страницам книги, непрестанно повторяя: «О, силы небесные», вместо того чтобы, как и подобает всякому цельному разумному существу, организовать свою жизнь быстро и надлежащим образом. Впрочем, если хорошенько подумать, во втором варианте есть некая привлекательность… В мире слишком много неуверенности – вот в чем беда. А Сьюзен сама непрестанно повторяла, что разобраться со всем этим беспорядком должны люди, подобные ей. Она накинула халат, забралась на подоконник и, чуть помедлив, спрыгнула на клумбу. Крошечный силуэт крысы пробежал по озаренной лунным светом лужайке и скрылся где-то за конюшнями. Сьюзен двинулась следом, но, дойдя до угла, остановилась, почувствовав себя слегка продрогшей и совсем не слегка идиоткой. Но тут крыса вернулась, волоча какой-то предмет, больше себя самой по размерам и напоминавший комок старых тряпок. Скелетообразная крыса обошла сверток и несколько раз пнула его. – Ну хорошо, хорошо! Сверток открыл один глаз, который некоторое время безумно вращался, пока не остановился на Сьюзен. – Предупреждаю, – сказал сверток, – слово на букву «Н» я говорить не буду. – Э-э, что? – не поняла Сьюзен. Сверток перевернулся, принял вертикальное положение и расправил два грязных крыла. Крыса сразу перестала его пинать. – Я ведь ворон, не так ли? – произнес бывший сверток. – Одна из немногих птиц, умеющих разговаривать. А люди, стоит им только увидеть меня, сразу начинают твердить: «О, так ты ворон, значит? А ну-ка, скажи нам слово на букву «Н»…» А все этот поэт со своим воображением. Он и представить себе не мог, что мы, вороны, знаем не одно слово и даже не два… – ПИСК. – Хорошо, хорошо. – Ворон взъерошил перья. – Это существо – Смерть Крыс. Большая шишка в крысином мире. Смерть Крыс поклонился. – Большую часть времени проводит под амбарами и в прочих местах, куда люди обычно ставят тарелки с отрубями и хорошей порцией стрихнина, – продолжил ворон. – Очень добросовестный работник. – ПИСК. – Да, но что ему нужно от меня? – не поняла Сьюзен. – Я ведь не крыса. – И это очень предусмотрительно с твоей стороны, – сказал ворон. – Послушай, я ведь ни на что не напрашивался, понимаешь? Сплю себе мирно на своем черепе, и вдруг кто-то хвать меня за ногу. А будучи птицей оккультной, как и подобает всякому порядочному ворону… – Прости-прости, – перебила его Сьюзен. – Я понимаю, все это не более чем сон, но должна же я понять, что происходит. Ты спал на своем черепе? – Ну, не на моем личном черепе, – поправился ворон. – На чьем-то еще. – На чьем именно? Глаза ворона бешено завращались. Ему никак не удавалось сфокусировать взгляд обоих глаз в одной точке. Сьюзен едва сдерживалась, чтобы не закрутиться вместе с глазами ворона. – Откуда я знаю? Их ведь не приносят с ярлыками. Обычный череп. Послушай, я работаю на волшебника, поняла? Сижу на черепе весь день в его конторе и каркаю на людей… – Зачем? – Потому что каркающий ворон на черепе является столь же неотъемлемой частью modus operandi волшебника, как заплывшие воском свечи и старое чучело аллигатора на потолке. Ты что, совсем ничего не знаешь? Мне казалось, это все знают, кто хоть что-то о чем-нибудь знает. Да нормальный волшебник скорее откажется от зеленой дряни, булькающей в колбах, чем от сидящего на черепе и каркающего на людей ворона… – ПИСК! – Послушай, людям все следует объяснять постепенно, – устало произнес ворон. Один его глаз снова обратился в сторону Сьюзен. – М-да, никакой изысканности, правда? Но крысы не задаются философскими вопросами, тем более крысы мертвые. Как бы то ни было, я единственное известное ему существо, которое умеет разговаривать… – Люди тоже умеют разговаривать, – перебила Сьюзен. – Да, конечно, – согласился ворон, – но суть, или, так сказать, ключевое отличие, состоит в том, что люди не предрасположены к тому, чтобы их посреди ночи будила скелетообразная крыса, которой вдруг приперло иметь переводчика. Кстати, люди его не видят. – Но я же его вижу! – Ага, вот тут ты ткнула пальцем в суть, в мозг кости, если так можно выразиться. – Послушай, – сказала Сьюзен, – просто хочу предупредить, ничему этому я не верю. Не верю в то, что существует Смерть Крыс в мантии, да еще и с косой наперевес. – Но он стоит прямо перед тобой! – Это еще не причина, чтобы в него поверить. – Вижу, ты получила настоящее образование, – кисло заметил ворон. Сьюзен пристально посмотрела на Смерть Крыс. Из его глазниц струился таинственный синий свет. – ПИСК.