– Но почему он не сказал мне об этом раньше? – не успокоилась Ким. – Потому что считал, что из-за этого у него могут быть неприятности. – Конечно, ведь присвоение чужой собственности гораздо хуже, чем простое убийство, – язвительно заметила инспектор. – Мой клиент боялся потерять работу. Иногда найденные вещи не сразу заносят в систему. Он слышал об этом и смог заполучить кроссовки еще до того, как их включили в список. Ведь в противном случае ему пришлось бы ждать тридцать дней, пока они не перейдут в категорию невостребованных. – То есть он хочет сказать, что… – Судя по всему, это происходит постоянно, и мой клиент не единственный, кто воспользовался… – Простите, но я вам не верю, – сказала инспектор, обращаясь к подозреваемому, а не к его говорящей голове. – Впрочем, оставим пока это и перейдем к следующему пункту. Мистер Манчини, не могли бы вы объяснить мне, как хирургическая перчатка могла оказаться в корзине для мусора в вашем доме? Мужчина пожал плечами, но при этом не выглядел слишком удивленным. – Так вы ответите, сэр? – Иногда мой отец надевает их, когда убирается. Флауерс покачал головой, потому что его клиент нарушил правило «без комментариев», но если уж Манчини открыл рот, то Ким была настроена использовать это по полной программе. – Почему на ней кровь? – продолжила она свои вопросы. А вот это подозреваемого удивило. Но он быстро пришел в себя. – Порез при бритье, кровь из носа… – И это был бы правильный ответ, если б кровь принадлежала вашему отцу – ее сейчас как раз исследуют. Кстати, мистер Манчини, а где ваш отец? Джованни пожал плечами. Ким кивнула на магнитофон. – Я не знаю. Когда инспектор входила в допросную, у нее был план. Она хотела продемонстрировать задержанному, как обвинения против него становятся все весомее и весомее. Инспектор ни на мгновение не поверила в историю о том, что он взял свои кроссовки в столе находок. Кровь на перчатке все еще анализировали, но у нее была в запасе одна улика, которую Джованни не смог бы опровергнуть, и Ким решила пойти с этого козыря. Сейчас ей нужно было его полное и подробное признание, в основном для того, чтобы заставить наконец замолчать голос Брайанта, непрерывно звучащий у нее в голове. Ким хотела услышать, как он признаётся в жестоком убийстве Гордона Корделла, в удушении Филлис и в нанесении ее дочери двадцати девяти ножевых ран. Ну а убийство Сола Корделла будет вроде вишенки на торте. Все это было необходимо ей для того, чтобы, выйдя из этой комнаты, она могла повернуться к своему коллеге и сказать ему, что он был не прав. Так что теперь можно было перейти к вопросу, который не давал ей покоя с того самого момента, как Митч позвонил ей несколько минут назад. – Мне вот что интересно, мистер Манчини: понимаете, на месте первого преступления мы нашли волос, и я хотела бы услышать от вас, почему этот волос совпадает с тем, что мы получили, когда вы были здесь впервые? Мужчина смертельно побледнел. С трудом сглотнув и облизав губы, он взглянул на своего адвоката, который, кивнув, уставился в стол. «Вот оно, наконец-то», – подумала Ким, готовясь к моменту триумфа. Манчини набрал в легкие побольше воздуха. – Без комментариев, – ответил он. Глава 90 Стейси вырвала руку и повернулась к матери Эммы. – Что, черт побери, вы с ней сделали? – А что вы… – Вы знали, что телефон Джесси у Эммы, но притворились, что не знаете, и… – Про телефон я ничего не знала, – запротестовала женщина. – Но вы знали, что Эмма ударила свою лучшую подругу, и скрыли это. Вы не позволяли мне поговорить с вашей дочерью, чтобы расспросить ее о Джесси. Я понимаю, что вы защищали своего ребенка, но что она сделала с Джесси? – спросила констебль. – И что вы помогли ей скрыть? Страх и паника охватили миссис Уэстон. – Клянусь вам, я ничего… – Что такого произошло между Джесси и Эммой в воскресенье вечером, о чем мне не надо знать? Что, Эмма слишком далеко зашла в этой ссоре? Она ранила Джесси? – Нет. Эмма никогда не причинила бы Джесси вреда, – ответила женщина, встав перед дверью «дома на колесах». – Миссис Уэстон, если вы добровольно не отойдете от двери, мне сначала придется применить силу, а уже потом думать об ордере на обыск, – со значением произнесла констебль. У нее было ощущение, что в этом доме должно лежать тело пятнадцатилетней девочки. Миссис Уэстон побледнела и тяжело вздохнула. – Всё, хватит. Я больше не могу ее покрывать. Видит бог, я пыталась, но больше не могу. – С этими словами женщина отошла в сторону. Рука Стейси вернулась на дверную ручку, и миссис Уэстон не сделала попытки остановить ее. Она заговорила шепотом проигравшего человека: – Если вы откроете эту дверь, то пути назад уже не будет. Я не смогу ее больше защитить. Все будет кончено… – Из ее глаз потекли слезы. – Прости, Джесси, – громко сказала она. – Ч-что? – Рука Стейси все еще сжимала дверную ручку. – Джесси что, жива? Слезы прекратились, и на лице миссис Уэстон появилось выражение ужаса. – Конечно, жива. Вы же не думали… Боже! Как вы могли?… – Миссис Уэстон, вам лучше все быстро мне рассказать. Женщина взглянула на руку констебля, все еще сжимающую ручку двери. Стейси опустила руку. Отойдя на несколько шагов, миссис Уэстон заговорила, понизив голос: – Знаю, что вы мне не поверите, но мать Джесси многие годы делала из нее больную. Она остановилась, ожидая услышать недоверчивые возгласы. – Продолжайте, – велела Стейси. – У всего этого есть какое-то затейливое название, но вся суть в том, что она делала это для того, чтобы привлечь к себе внимание. – Я вас слушаю… – Так вы что, уже что-то знаете? – спросила миссис Уэстон. – Это поэтому вы меня слушаете? Вы бы мне не поверили, если б уже не подозревали чего-то подобного… – Прошу вас, продолжайте, – попросила констебль, ничего не подтверждая. – Поверить в это действительно сложно. Я знаю Джесси с пяти лет – и даже я с трудом поверила, что ее мать способна на такое. Но потом вспомнила, каким болезненным ребенком она всегда была. С ней постоянно что-то было не так. А потом она вдруг на какое-то время выздоровела… – Когда был жив ее брат? – Так, значит, вы действительно всё знаете, – с облегчением вздохнула миссис Уэстон. – Вы тоже это заметили… – Прошу вас, продолжайте, – повторила Стейси. – Когда Джастин, этот несчастный малыш, умер, все вернулось на круги своя. Но теперь по-другому. Ее мать говорила о все более и более серьезных проблемах со здоровьем. Наконец я задала Джесси прямой вопрос, и она сломалась. Ей было нелегко признаться в том, что она подозревает свою мать, что та делает из нее больную. Ей было проще думать, что она действительно больна. Но на прошлой неделе девочка получила назначение на ангиографию и испугалась чуть ли не до полусмерти. Она пыталась объясниться, но никто ее не слушал. Будучи несовершеннолетней, Джесси ни на что не имеет права. И так продолжалось три дня, – мрачно закончила миссис Уэстон. – И каков же был ваш план? – поинтересовалась Стейси. – Спрятать ее до тех пор, пока опасность не исчезнет? – Только до понедельника, – уточнила женщина. – Джесси исполнится наконец шестнадцать, и девочка сможет постоять за себя. – Миссис Уэстон, а почему Эмма ударила Джесси? – Она от этого сильно мучается, офицер. Эмма любит Джесси, как сестру. Вы что, действительно думаете, что мы пошли бы на такое, если б нам было на нее наплевать? Джесси решила рассказать о нашем плане своему мальчику, и Эмма разозлилась на нее. Она понимала, какие проблемы ждут меня, если об этом кто-нибудь узнает. Дочь побежала за Джесси и извинилась. Они помирились. Джесси спряталась в этом «доме на колесах», как и было запланировано, а Эмма вернулась домой. А бесконечные походы до укрытия и обратно были связаны с необходимостью приносить девочке еду и проверять, всё ли у нее в порядке… Стейси опять протянула руку к ручке двери.