- Ворот на колодце у меня развалился. Я тут нашел объявление о продаже. Ты не поможешь перевезти? Приехал до Сани на Денисово. Вместе с женой мы пересадили его из инвалидной коляски в мою машину. Нашли в Южноуральске мужика, который дал объявление в газете о продаже цельнометаллического колодезного ворота. Тот открыл свой гараж и показал нам товар. Саня одобрил и расплатился. Когда мы этот ворот с хозяйкою установили на колодец, Саня попытался сунуть мне деньги за поездку. - Мы не были братьями, если бы я брал с тебя деньги, - усмехнулся тогда. Потом ещё раз Санек позвонил, и я ему снова помог. А на третий звонок – то ли времени не было, то ли настроения – ответил так: - Послушай, брат, у тебя есть зять, который племянник, которому ты «жучку» свою отдал – напрягай его. А у меня сейчас полный завал с делами. Кузен перестал мне звонить – возможно, обиделся. Подозревая это, тем не менее, отправился к нему с просьбой о своей прописке. Саня, тряся конечностями, долго молчал – то ли думал, то ли слова подбирал, то ли пытался их вытолкнуть из непослушных губ. Наконец, вздергивая головой, будто кивая в знак согласия, он выдал «на гора» ответ, обезоруживающий меня своей откровенностью – ответил просто и без малейшего стыда: - Не могу тебя прописать. - Почему? - Я не один здесь живу. - А жена что ли против? Саня ничего не ответил – только пыхтел и трясся в своей коляске. Я напротив стоял и без стеснения рассматривал его. Любопытно, о чем он думает? Наверное, брат обиделся за последний мой отказ ему услужить. Но дважды ему помогал, не считаясь со временем и не требуя денег – чисто по-братски. А сейчас я в такой безвыходной ситуации, что не время счеты сводить. Стоял, ждал объяснений и размышлял – что же все-таки происходит? Чем судьбу так прогневил – ни друзья, ни родственники не хотят сделать шаг мне навстречу. Когда-то мы с Саней делили как братья одну постель на двоих – и в Петровке, и в Увелке потом, когда Алексеевич перед уходом на службу в армию поссорился с матерью и временно жил у нас на Бугре… Добрых пятнадцать минут простоял, а потом, не дождавшись комментариев к отказу, сел в машину и уехал. Уехал, сдерживая себя и прощая в душе брата-инвалида, чтобы общение наше не приняло оскорбительного оборота. А ведь был когда-то парнем хоть куда! Что их, черт возьми, всех испортило? Удрученный злой тоской выруливал с Денисово на трассу и заметил на остановке знакомую женщину. Подкатил: - Садитесь, Валентина Ивановна, я вас к вокзалу подброшу. Она соседка и приятельница моей сестры. В советские годы мы не однажды сиживали вместе за одним столом. На правах этого знакомства она и спросила: - Что мрачный такой, Анатолий? И я исповедался – мол, что за поганая жизнь пошла: каждый сам за себя. Куда подевались понятия братства, совести, долга, чести? Мы ещё до светофора не доехали, Валентина Ивановна вдруг говорит: - А ну-ка, поворачивай, Анатолий – я тебя сейчас пропишу. Удивленный и обнадеженный развернул машину и помчался опять в Денисово. Остановился возле двухквартирного коттеджа на улице Щербакова. - Подожди меня здесь. Моя пассажирка вышла и скоро вернулась с домовой книгой в руках. - Документы с собой? Тогда поехали в паспортный стол. - Это ваш дом? – спрашиваю благодетельницу. - Да. - А кто в нем сейчас живет? - Мой сын и сноха. В казенном учреждении известная дама без проволочек и с согласия Валентины Ивановны прописала меня на Денисово. Видимо, прознав о моей прописке, через пару дней позвонила Людмила. Что-то пыталась мне объяснить, но умолкла, услышав боль в моём голосе и словах: - Прости, сестра, за то, что я ещё существую на свете и доставляю тебе неприятности. После такого упрека и ей, и мне расхотелось общаться. Что же нам теперь делать? Что ждет наши отношения в будущем? Мне нужно было подумать и мыслями этими истерзать своё сердце. Безусловно, она имела право, поступать именно так, как поступила. Несомненно, она правильно поступила. У неё были серьезные основания продать родительский дом и не прописывать меня в своей квартире. Мотивы её поступков понятны – я нисколько за них не обиделся. И мне давно уже пора не быть для старшей сестры обузой. Боже мой! Пусть я на дом не скопил, но ведь должны у меня ещё быть и гордость, и чувство собственного достоинства! Успокоив себя подобными размышлениями, постепенно привыкал к новым условиям существования – работа, компьютер, сон. По субботам мыл пол в квартире и машину, ходил (а не бегал уже) к лиственнице, с ожесточением парился в бане, практически не имея в этом деле себе равных. Будущее представлялось безмятежным и ясным. Лишь изредка ощущал какую-то безотчетную тоску и печаль. А Людмила ещё пару раз пыталась поговорить со мною по телефону. Мой ответ не отличался особой эрудицией: - Прости, сестра, мне сейчас некогда. Взялся за дело зять. На его звонок я ответил и выслушал массу неприятных упреков: - Ты что вытворяешь! Сестра твоя вся извелась, места себе не находит. Бросай все дела, дуй к нам, и давайте миритесь. Командирский тон не прошел. - Прости, дядя Вова, как-нибудь я приеду, но прежде мне надо отдышаться. Звонки прекратились. Но вот однажды Людмила и Владимир сели ко мне в машину пассажирами на остановке «Больница». И вот что интересно – зять подает мне руку, а сестра деньги. Ну что ж… Прошло несколько месяцев. В канун Нового Года Людмила неожиданно мне позвонила: - Вову положили в городскую больницу. Наверное, оперировать будут. - Давай съездим. Я подождал сестру у вокзала, и мы поехали в Южноуральск. Глава 6 Расстанемся по-английски Не думайте обо мне, читатель, что я весь пушистый и потому несчастный. Мне тоже приходилось предавать друзей, следуя эгоистичному и разумному инстинкту самосохранения – без чего, вероятно, жизнь была бы абсолютно немыслимой. Предавать друзей, которые были мне верны. Вот послушайте историю, что печальнее нет на свете. Приготовьте платочки, дамы – слез будет много… Не мало воды с тех пор утекло. Что было, то прожито – не вернешь, не исправишь. А память все гложет. И мысли – кажется, чего только не передумал – а они все лезут, лезут... Жизнь-то у человека одна, да и кто знает какой длины – может год ещё протянешь, а накажет Господь, до ста лет проживешь и все с муками памяти за свое предательство. Итак… Началась эта история погожим субботним утречком середины лета. Согласно принятому расписанию мыл машину возле дома и мечтал о том часе, когда прекрасный яркий день, исчерпав себя, уступит место великолепному вечеру, и я, вернувшись из бани, включу телевизор на любимой программе и окрою бутылочку водки. Пёсик мой по кличке Моряк, впоследствии отравленный соседом, крутился возле. А надо сказать, после смерти мамы я несколько подзапустил своё хозяйство. Если в огороде с помощью сестры и зятя какая-то культура соблюдалась, то вокруг усадьбы (на внешнем её периметре) непролазно разрослись кущи. И вот мой дворняга, забравшись в лопухи, принялся кого-то облаивать радостно. Мне любопытно стало – кого? Машину практически домыл – кинул ветошь в ведро с водой и пошел смотреть. То был ёжик, клубком свернувшийся под развесистым листом лопуха. Не дело, подумал, дикому зверю в поселке ютиться. Завернул в мешковину, чтоб не кололся, сунул в багажник, в лес отвез – без всякой оплаты хоть я и таксист. Выпустил на волю и, поскольку спешить было некуда, сел на пенёк – понаблюдать, как колючий освоится на новом месте. Ёж из сферического стал четвероногим, принялся бегать и всё вынюхивать. Потом забрался под корягу. Ну, думаю, квартиру себе нашел. Собрался уже уходить, а ёж обратно пятится и… не поверите!... в зубах котеночка тащит. Весь беленький, с размытыми темными пятнами – малюсенький-малюсенький, но не слепыш. И себя на завтрак ежу совсем не собирался уступать – так хватил когтистой лапой по носу колючего разбойника, что тот, добычу выпустив, прочь побежал. Потом, отфыркавшись, опять вернулся. И началась игра – котенок в позе льва стоит на трех лапах, для отражения атаки одну поднял с обнаженными когтями, а ежик кружит да кружит, норовя со спинки к малышу подобраться. Забавная игра, итог которой – одному закуска, другому смерть. Вы не думайте, что ежик нерасторопный для охотника: неуклюжий увалень он только с виду – крысу душит за здорово живешь. А тут котенок – недели две отроду, не больше... Я подождал немного, надеясь, что примчится мама-кошка и спасет своего детёныша. Но её не было, а момент критический всё ближе и ближе. Решил вмешаться – ежа прогнал, а малыша с собою взял. Когда возле дома из машины выбрался с найденышем в руках, подошла соседка с просьбой позвонить по проводному телефону. Пока звонила, я налил в чеплашку молока из холодильника и уговаривал гостя: - Ешь, не куксись.