– Около четырехсот тысяч ливров… – тихонько пролепетала госпожа де Полиньяк. – Но мне бы не хотелось донимать вас моими домашними заботами. – Меня? Вы прекрасно знаете, что мне интересно все, что касается вас. Я знаю, что такое долги. Однако невозможно, чтобы вы зависели от милостей ваших кредиторов. Не могу ли я что-нибудь сделать для вас? Фаворитка уныло махнула рукой: – Зачем? Через несколько месяцев наше положение станет точно таким же. Так будет продолжаться, сколько угодно Богу, а потом… – Не говорите так, друг мой; вы забываете, что я королева… Посмотрим, как вас можно выручить из неприятностей. – Я не хочу, чтобы вы доставляли себе из-за меня неудобства, Антуанетта, но мне кажется, что лучше всего было дать нам землю, приносящую фиксированный доход. Нам как раз не хватает значительных земельных владений. – Великолепная идея! А у вас уже есть что-нибудь на примете? Госпожа де Полиньяк сглотнула слюну, а вместе с ней и название, вертевшееся у нее на языке. – Что вы, откуда? – как бы удивилась она. – Вы застали меня врасплох. Мария-Антуанетта секунду подумала и задумчиво прошептала: – Понимаю… Нужно какое-то вакантное владение короны… Случай может представиться… Госпожа де Полиньяк опустила веки, чтобы скрыть торжествующий огонек, сверкнувший в ее глазах. – Это не горит, Антуанетта. Главное, я не хочу, чтобы вы утруждали себя, бросив ради меня все дела. А главное, если возникнут трудности, не настаивайте. Она взяла руку королевы и стала осторожно целовать ее, поднимаясь от ладони к ямке плеча. – Успокойтесь, – сказала Мария-Антуанетта. – Ну а пока вопрос решится, если вы не сможете ждать, я всегда помогу вам из моей личной шкатулки. Возможно, ее содержимое надо будет удвоить. Я не укладываюсь в двести тысяч ливров; это нищета! Госпожа де Полиньяк вздохнула, покраснела и подняла на королеву глаза, во влажной лазури которых отражалась опечаленная наивность ее души. – Как вы добры! – произнесла она. – И как бы я хотела быть богатой, чтобы денежный вопрос никогда больше не вставал между нами! Мне кажется, деньги пятнают нашу прекрасную дружбу. Если бы вы знали, чего мне стоит вести с вами эти меркантильные разговоры! – Забудем об этом и поговорим лучше о чем-нибудь другом, – предложила королева, гладя фаворитку по ее черным волосам. – Сейчас я отведу вас посмотреть на мой новый театр. Он полностью готов, и будущим летом мы сможем играть там комедии. А пока нужно совершенствовать навыки. Дазенкур будет нам давать уроки для комедий, а Кайо и Мишю для комических опер. – А нас будет много? – О, только свои! Вы, ваша дочь, ваша кузина, маркиза де Шалон, две мои невестки, граф д’Адемар, Эстергази, Водрёй, еще несколько… И естественно, Артуа; без него у нас ничего путного не получится. – Он душа общества, и его трудно заменить… Но что с ним случилось? Я не видела его с момента моего возвращения. – Мы теперь видимся реже… но, действительно, вы же не в курсе этой истории… Она приключалась в ваше отсутствие. Вообразите себе, что мои отношения с Шарлем возбудили остроумие памфлетистов… После Куаньи Артуа… Ах, сколько же у меня любовников! Однажды утром в «Бычьем глазе» нашли целую пачку пасквилей. – Опять! – Я начинаю к этому привыкать. В июне был «Портфель Красного каблука», потом тот, о котором я рассказываю: «Любовные похождения Шарло и Туанетты». Хорошенькое название! – Вы можете мне его показать? – спросила госпожа де Полиньяк, уже терзаемая любопытством. – Для вас найдется экземпляр в каком-нибудь ящике секретера. Вроде бы их печатают в Лондоне. Этот особенно оскорбителен по отношению к королю, а меня там не слишком обижают. Милая моя, что вы думаете об этих стихах? Скажите мне, стоят они того, чтобы учить их наизусть: Под изящной шеей, цвет которой посрамит алебастр, Находятся две высоких груди, Чуть трепещущие, округлившиеся от любви; На каждой из них маленький розовый Сосок. Очаровательный сосок, который никогда не отдыхает. Словно приглашает вашу руку нажать на него. Глаз – посмотреть на него, рот – поцеловать его взасос. Антуанетта божественна, и все в ней само очарование… – Великолепная поэзия! – воскликнула госпожа де Полиньяк. – Прохвост, написавший эти стихи, заслуживает вашего снисхождения за свой хороший вкус… А что сказал король? – Он воспринял это очень плохо. Стал беспокойным, нервным, у него появились подозрения. А Артуа в то время как раз каждое утро приходил в Трианон. Король приказал одному слуге следить за ним и шпионить, и знаете, что тот сообщил? Ни за что не угадаете: что его брат приходит ко мне учиться танцевать на канате… – Не может быть! Вы это видели? – Я раз двадцать, не меньше, присутствовала при его упражнениях! Он этим увлекся, глядя на Николе и прочих канатоходцев. Хотел сделать нам сюрприз. Скоро он выступит перед нашим тесным кружком. Уверяю вас, это просто чудо – наблюдать, как он скользит по канату, в белом трико, с розовым поясом и шапочке с пером… Пока Мария-Антуанетта говорила, вошла госпожа Кампан. – Мадам, – объявила она, – пришла мадемуазель Бертен. – Наша добрая Роза! – воскликнула Мария-Антуанетта. – Не заставляйте ее ждать; немедленно проводите ее в мою спальню. Пойдемте, моя милая, я хочу выбрать несколько нарядов, вы мне выскажете ваше мнение. Едва королева и госпожа де Полиньяк вошли, мадемуазель Бертен, гордо распрямившись во весь свой небольшой рост, вошла следом за ними. Она была миловидна и с изяществом и достоинством носила черную кружевную блузку, накидку из тафты, круглую плиссированную юбку, приподнятую сзади, и шелковые перчатки. За ней шагали три работницы, груженные картонными коробками. Она сделала перед королевой хорошо заученный реверанс. – О, мадемуазель Роза, что вы мне принесли? – спросила Мария-Антуанетта. – Много чего, мадам, – ответила модистка. – Целых три дня в «Великом Моголе» работали только для вашего величества… Ну-ка, девочки, подойдите! Оробевшие работницы приблизились; но Мария-Антуанетта и госпожа де Полиньяк уже набросились на картонки, открыли их и с тихими вскрикиваниями, удивленными восклицаниями и хихиканьем стали разбирать туалеты из газа, шелковых кружев, лебяжьего пуха, цветочные гирлянды, переплетенные золотой нитью, перья, золотое и серебряное шитье, как будто у них в руках оказалась вся государственная казна. Глава XIV. Театр и королевский суд Те, кто рассчитывал заменить госпожу де Полиньяк в сердце королевы, вынуждены были признать свое поражение. Никогда еще фаворитка не имела такого влияния, никогда другая беременная женщина не была окружена такой заботой. Зима 1780 года, суровая для бедняков, выдалась благоприятной для наглостей Полиньяков. Королева обещала им милости и выгоды; министры вынуждены подчиняться. Напрасно экономный Неккер торгуется, защищая казну, словно свой собственный кошелек. Он предлагает фаворитке двести тысяч ливров постоянной ренты в уплату ее долгов и двадцать пять тысяч ливров постоянной ренты в приданое ее дочери. Какая же это мелочь! Госпожа де Полиньяк не желает получать милостыню; самое большее, на что она согласна, – это временный отказ от графства Биш, хотя его передача была уже согласована. В конце концов, министр капитулирует. Подруга Марии-Антуанетты получит четыреста тысяч ливров, необходимых ей, чтобы успокоить прожорливых кредиторов, а в свадебную корзину ее дочери положат восемьсот тысяч ливров. По тому же случаю ей обещают в ближайшем будущем поместье с двенадцатью тысячами экю дохода. Одаренная подобным образом, госпожа де Полиньяк спокойно округляется, и, поскольку беременность подходит к концу, Мария-Антуанетта ухаживает за ней с удвоенной нежностью. В начале апреля двор должен переезжать в Марли, но королева приказывает остаться в Версале, где ей удобнее видеться с подругой, обосновавшейся в Париже. Кроме того, она желает присутствовать при родах. По этому случаю двор в конце мая перебирается в Ла-Мюэт. Каждое утро Мария-Антуанетта летит к своей фаворитке, располагается там, обедает, принимает посетителей. Наконец госпожа де Полиньяк производит на свет толстого мальчика, которому королева дарит приданое на восемьдесят тысяч ливров, тогда как Людовик XVI кладет в его колыбельку такую же сумму наличными. Заботясь о ребенке, Мария-Антуанетта не забывает и о матери. После выгод – почести. Фаворитка всего лишь графиня; а у короля есть право даровать герцогский титул, чем он распоряжается не всегда удачно. Вскоре госпожа де Полиньяк станет герцогиней. Не правда ли, милый подарок к выздоровлению после родов? Едва фаворитка восстановила здоровье, Мария-Антуанетта запирается с ней в Трианоне. Здесь они вдвоем, лишь редкие друзья допускаются в этот храм. Сам король очень осторожно рискует туда наведываться. Когда он ведет себя хорошо, в качестве вознаграждения с ним играют в жмурки, а по вечерам – в лото в салоне. В одиннадцать он уходит. Королева предпочитает спать на своей кружевной постели в одиночестве; у нее каникулы. Тем временем Мария-Терезия в каждом своем письме оплакивает факт, что ее дочь до сих пор не родила дофина; она рекомендует «Марсовы шары», пилюли на основе железа, творящие чудеса для зачатия детей. Мария-Антуанетта, когда отвечает матери, заверяет в ее в том, что ревностно исполняет супружеские обязанности; однако в этом году она не подарит трону наследника; если только в дело не вмешается Святой Дух. А пока у нее в голове комедия. Она осуществила проект, занимавший ее долгое время. Уроки Дазенкура, Кайо и Мишю принесли свои плоды, труппа готова. 1 августа она дебютирует на сцене маленького театра. Дают «Король и фермер» и «Непредвиденная дерзость». Мария-Антуанетта исполняет роль Женни в первой пьесе и роль субретки во второй. Госпожа де Полиньяк, ее дочь, графиня Диана де Полиньяк, госпожа де Шалон, граф д’Артуа, Адемар и Водрёй составляют ей компанию. Зрителями являются король, члены королевской семьи, а также прислуга. Успех большой. Пусть актеры новички, пусть Мария-Антуанеттаа играет весьма неловко и кое-где поет фальшиво, все своим старанием заслуживают аплодисменты. Королева не сомневается, что ее труппа может соперничать с труппами г-жи де Монтессон и мадемуазель Гимар, и решает более масштабной постановкой поразить двор и город своим артистическим талантом. Подобно Ясону на «Арго», они отправились в путь за золотым руном. В пункте назначения, на другом берегу озера, их ждала цель экспедиции: украшенный лентами и розами барашек мирно пасся на лугу. Рядом с ним держался Бонфуа де План, привратник Трианона, который в сером шелковом костюме изображал дракона, стерегущего сокровище. Они уселись в две раззолоченные и убранные цветами гондолы под флагом цветов королевы: в синюю и белую полоску. На первой, капитанской, гондоле плыла Мария-Антуанеттаа с госпожой де Полиньяк, Мадам Елизаветой, Безенвалем, Гином, Водрёйем и графом де Поластроном; во второй находились дочь фаворитки герцогиня де Гиш, графиня Диана и графиня де Поластрон, ее золовка и невестка; госпожа де Шалон, ее кузина; герцог де Куаньи; его брат шевалье де Куаньи – Мими для красивых женщин, Артуа и граф д’Адемар. Обе лодки тихо покачивались в ритме движения весел, на которых сидели матросы. Над озером было августовское небо, залитое солнцем. Лежавшая возле Марии-Антуанетты под навесом гондолы госпожа де Полиньяк запела. Когда она закончила, Безенваль затянул тирольскую песню. Дабы прогнать тоску от долгой дороги и бросить вызов сиренам, герцог де Гин и граф де Поластрон, прихватившие с собой, один флейту, другой скрипку, заиграли менуэт из «Орфея» Глюка. Склонившийся над госпожой де Шалон герцог де Куаньи, изображая опытного навигатора, искал звезды в глазах молодой женщины. Но вдруг, буквально перед тем, как лодки причалили, над водой разнесся свежий смех с воркованием и кудахтаньем женщины, которую щекочут: – Мими! Я вам запрещаю! Мими, извольте прекратить! Аргонавты переглянулись и заулыбались, успокоившись. Это всего лишь шевалье де Куаньи, решивший, что они сбились с курса, вздумал исследовать вместо карты упругие груди графини де Поластрон. Артуа, Водрёй и Безенваль с дикими воплями прыгнули на твердую землю и сразу побежали к руну. Напуганный этой атакой одержимых, Бонфуа дю План удрал с проворством зайца. Баран собрался последовать его примеру, когда Артуа, нырнувший в траву, ухватил его за ногу. Пока Водрёй удерживал его, одна за другой подошли женщины, а замыкал шествие граф д’Адемар, хромавший по причине ревматизма. – Мадам, – обратился Безенваль к королеве, протягивая ей длинные золотые ножницы, – дракон бежал, руно наше. Вам принадлежит честь остричь животное. Все встали в кружок, Мария-Антуанетта опустилась на колени и начала стричь барана. Операция была в самом разгаре, когда животное резким движением высвободилось и толкнуло королеву, которая упала, вскинув ноги. Реакцией на этот грациозный кульбит стал общий взрыв хохота.