Плебс в предместьях, который видит в ней виновницу всех бед, ненавидит ее; завидующие горожанки проклинают. Ярость парижан достигает такого накала, что начальник полиции вынужден передать королеве, что с ее стороны было бы неосторожно появляться в столице. Она закрывается в Трианоне и больше оттуда не выходит. Тем не менее она отказывается верить в то, что короне грозит опасность из-за того, что кучка оборванцев горланит на улицах. Кто посмеет напасть на трон, являющийся воплощением воли Божьей? – Это всего лишь кваканье лягушек, – заявляет она. И вот уже при дворе, даже в собственном окружении, обязанном ей всем, Мария-Антуанетта обнаруживает дезертиров. Из всех реформ, предложенных Бриенном, народ благосклонно встретил лишь одну: экономия и сокращение домов короля и королевы. Сокращается личный состав телохранителей и жандармов, шеволежеров и привратной стражи, конная почта, ведающая и транспортным сообщением между городами, объединяется со службой обычной доставки корреспонденции, большая конюшня с малой. Людовик XVI решает продать свои замки Ла-Мюэт и Шуази, он упраздняет службу соколиной охоты, охоты на волков и вепря. Но эти мероприятия фатальны для большого числа придворных. Герцог де Куаньи теряет свою должность первого конюшего, герцог де Полиньяк – генерального директора конной почты, Водрёй – главного сокольничего. Сотни служащих низшего ранга кричат, что их ограбили. «В этой стране больше ни в чем нельзя быть уверенным, – заявляет Безенваль. – Можно подумать, что находишься в Турции». Все вчерашние протеже, вмиг лишившиеся теплых мест, пополняют толпу тех, кого на протяжении восемнадцати лет Мария-Антуанетта унижала, обделяла и удаляла от себя неловким и скандальным распределением милостей среди людей, не имеющих никаких заслуг. Что бы ни случилось, Роганы, Субизы, Эгийоны и Ноайи никогда не смогут полностью забыть старые обиды. Даже королевская семья разделена соперничеством честолюбий и мелочными личными счетами. Принц де Конде не забыл, как Мария-Антуанетта воспротивилась его назначению на должность главного начальника артиллерии и отказалась принять его любовницу, госпожу де Монако; а за Конде, разделяя его досаду, группируются другие Бурбоны – Конти и все их приверженцы. Тетушки, со своей стороны, никогда не простили королеве того, что она отстранила их от государственных дел, и теперь с мстительной радостью наблюдают за падением популярности племянницы. Они даже тайком способствуют этому падению, действуя заодно с Месье, который, распространяя памфлеты и вдохновляя авторов эпиграмм, осторожно подливает масла в огонь в надежде, что пожар очистит трон и вознесет на престол его самого. Но самый опасный враг королевы – это герцог Орлеанский, первый принц крови. Впрочем, он предложил Марии-Антуанетте мир, условием которого стал бы брак его сына с Мадам Руаяль, но мать отказалась выдавать дочь за сына человека, которого ненавидит. С этого момента между ними завязывается борьба не на жизнь, а на смерть. Обосновавшись в Пале-Рояле, чтобы, как он говорит, жить среди любимого им народа, герцог становится во главе оппозиции. Открыто исповедуя принципы либерализма, он льстит общественному мнению, не упускает случая навредить репутации короля и королевы, а в награду получает восторженные крики парижан, видящих в нем своего защитника. Все эти легкомысленные аристократы, все эти привилегированные враги режима запустили машину, которой они вскоре не смогут ни управлять, ни остановить. Идеи свободы, справедливости и социального равенства, посеянные философами, взросли на навозе нищеты; они поднялись, упрямые, глубоко укоренившиеся, многочисленные, бросая вызов желающим их вырвать рукам. Уже больше века народ не ест досыта; голод многих поколений бурчит в его животе, кричит в его горле; завтра он вложит оружие в его руку, даст смелость и дерзость отчаяния и, ни в грош не ценя жизнь, которую и жить-то не стоит, заставит рискнуть всем ради куска хлеба… И все же кто бы мог подумать, что огромный королевский корабль, который, гордо подняв флаг, на протяжении прошлых веков успешно справился со столькими бурями, скоро пойдет ко дну? Посмотрите на него! Вот он, еще величественный, излучающий свет и роскошь; кажется, что ему хватит и парусов, и прочности корпуса; но крысы уже прогрызли днище трюма, подводная часть корпуса прогнила и трещит каждый раз, когда начинается шторм. Штурмана нет, к штурвалу прорываются какие-то случайные люди, а наиболее проницательные члены экипажа уже собираются бежать. На разукрашенной палубе еще поют и танцуют, Людовик XVI и королева ничего не видят, ничего не слышат. Если бы ей сказали, что крушение корабля совсем близко, Мария-Антуанетта только улыбнулась бы. Часть третья. Путь на эшафот Глава I. Взятие Бастилии Под грохот барабанов и звуки труб военных оркестров, под колокольный звон и пение церковных хоров торжественная процессия депутатов Генеральных штатов шла по улицам Версаля между двумя рядами французской и швейцарской гвардии. Бесчисленная толпа собралась, чтобы приветствовать представителей третьего сословия. «Виваты» удвоились, когда проходила делегация Дофинэ и герцог Орлеанский занял место среди депутатов от своего бальяжа. Когда появилась Мария-Антуанетта, печальная, со сжатыми губами, ее встретили громкие крики: – Да здравствует герцог Орлеанский! Оскорбленная этим криком, радовавшим ее врага, она побледнела, пошатнулась и едва не упала в обморок. На следующий день, 5 мая 1789 года, в зале Малых забав состоялось торжественное открытие Генеральных штатов. При появлении Людовика XVI весь зал поднялся и закричал: «Да здравствует король!» Когда королева, в короне с бриллиантами, в фиолетовом платье с расшитой серебром юбкой, в свою очередь вошла в зал, ее встретило ледяное молчание… Казалось, что против Марии-Антуанетты не только люди, но и предметы. Вокруг нее множились зловещие предзнаменования. Однажды вечером, когда она сидела за туалетным столиком, разом погасли три свечи. Она схватила за руку госпожу Кампан. – Смотрите, – испуганно сказала она, – если и четвертая погаснет, со мной случится несчастье… Четвертая свеча погасла, и, как бы подтверждая это мистическое предупреждение, 4 июня в Медоне умер дофин. Уже несколько месяцев этот рахитичный и уродливый ребенок влачил там жалкое существование, скрываемый от людей, как позор короны. Однако от материнского горя Марию-Антуанетту отвлекли ускорившиеся политические события. 17 июня, устав ждать инициативы правительства, третье сословие объявило себя Национальным собранием. Король, подстрекаемый королевой и привилегированными сословиями, наконец решил действовать. Он объявил королевское заседание и, дабы помешать депутатам вести дебаты, приказал закрыть зал Малых забав. Но третье сословие, усилившееся за счет ста сорока девяти депутатов от духовенства, приняло вызов, собралось в Зале для игры в мяч и, под председательством Байи, дало клятву не расходиться, пока не даст стране конституцию. Королевское заседание, поначалу назначенное на 22 июня, состоялось 23-го, на фоне внушительного сосредоточения военных сил. После речи, властный тон которой оскорбил чувства народных представителей, Людовик XVI повелел депутатам разделиться и заседать посословно. Духовенство и дворянство подчинились, но третье сословие отказалось освободить зал; а когда маркиз де Дрё-Брезе явился повторить королевский приказ, граф де Мирабо, депутат от Экса, выступил вперед и бросил в лицо обер-церемониймейстеру: – Ступайте и передайте тем, кто вас послал, что мы находимся здесь по воле народа и уйдем, только подчиняясь силе штыков. Дрё-Брезе передал эти горделивые слова Людовику XVI, который только пожал плечами: – Если они хотят остаться, ну что ж! Черт с ними, пусть остаются! Почувствовав свою силу после этой победы, третье сословие навязало свою волю двору. Духовенство уже примкнуло к нему, и вот теперь присоединились сорок шесть депутатов от дворянства во главе с герцогом Орлеанским. Импульс дан, все три сословия соединились, и Ассамблея, с одобрения короля, принимает название Национального конституционного собрания. Однако двор лишь притворился, что смирился с поражением, чтобы лучше подготовиться к реваншу. Мария-Антуанетта, граф д’Артуа, семейство Конде и Полиньяки побуждают короля к сопротивлению. Он отдает иностранным полкам, чья верность еще не поколеблена, приказ сосредоточиться в окрестностях столицы. Маршал де Бройль будет командовать в Версале, а Безенваль в Париже. Не дожидаясь прибытия всех этих войск, которые должны дополнить уже имеющиеся, двор решается начать контрреволюционное наступление. 11 июля Неккер, пользующийся доверием народа, рантье и буржуазии, отправлен в отставку и сформировано правительство войны во главе с бароном де Бретёйем и Бройлем. Как только об этом узнали в Париже, Биржа рухнула, народ пришел в возбуждение, а французская гвардия взбунтовалась и перешла на его сторону. В Пале-Рояле ораторы, вроде Камиля Демулена, призывали безработных и голодных из предместий на защиту революции и предавали публичному поношению имена Марии-Антуанетты и графа д’Артуа, которые изгнали Неккера. Народ с триумфом носил бюсты министра и герцога Орлеанского, атаковал и оттеснял войска принца де Ламбеска и Безенваля, разграбил дом лазаристов, освободил заключенных из Сент-Пелажи, построил баррикады и стал хозяином улиц. Утром 14 июля он направился к Дому инвалидов, захватил там 28 000 ружей и 20 пушек и двинулся на Бастилию, которую взял штурмом, перерезал горло ее губернатору и открыл камеры. Известие о победоносном восстании повергло двор в ужас. Всех придворных охватила паника. Каждый дрожал за свою жизнь. По Пале-Роялю гуляли списки, в которых самым знатным головам обещали топор и плаху. На первых местах стояли имена графа д’Артуа и госпожи де Полиньяк. Госпожа Кампан рассказывала, что слышала, как одна женщина под вуалью сказала: «Герцогиня еще в Версале; она как крот – роет под землей, но мы сумеем выковырнуть ее мотыгами». Король встревожен за брата, королева за подругу. Они их умоляют уехать, потом приказывают. Мария-Антуанетта собирает для своей фаворитки все деньги, которые нашла во дворце, и в ночь с 16 на 17 июля граф д’Артуа, принц де Конде, герцог де Бурбон и герцог д’Ангьен бегут в Бельгию. Полиньяки и Водрёй бегут в Швейцарию, герцогине поручено передать Неккеру, уехавшему в Базель, что король вновь призывает его. По настояниям Марии-Антуанетты Людовик XVI тоже задумывается о бегстве. План прост. Он поедет в Мец, под защиту войск, и вернется во главе их, чтобы покарать мятежников. Королева сожгла свои бумаги и сложила бриллианты в шкатулку. Но король, который никогда не был способен принимать самостоятельные решения, вынес этот план на обсуждение Совета, который его не одобрил. Вместо бегства король отправится в Париж, где его присутствия будет достаточно, чтобы успокоить разгоряченные головы. 17 июля он в качестве побежденного отправляется сдаваться на милость победителя. На городской заставе Байи вручает ему городские ключи. В ратуше, пройдя под сводом из скрещенных шпаг, он получает новую трехцветную кокарду – белую с цветами города красным и синим, цепляет ее на шляпу, бормочет несколько фраз, в которых изъясняется в любви к парижанам, появляется в окне и получает несколько здравиц в качестве награды за покорность. В девять часов вечера он возвращается в Версаль, где Мария-Антуанетта уже отчаялась его увидеть, уверенная, что Лафайет, назначенный командиром городского ополчения, удержал его пленником и с ним случилось самое худшее. В момент паники она уже подумывала бежать с дофином в Валансьен, где расквартирован полк Ферзена, потом, отказавшись от этого замысла, решила, в случае несчастья, просить убежища и защиты у Собрания. Но вот он здесь, спокойный, добродушный, проголодавшийся от волнений и поездки и теперь требующий ужин. Будучи добрым человеком, он довольно потирает руки при мысли, что по его приказу не было пролито ни единой капли крови. Пока в Париже революционная власть оформляется, создавая Коммуну и Национальную гвардию, восстание распространяется на провинции. Все старые обиды пробуждаются, согнутые многовековым угнетением спины распрямляются. Крестьяне осаждают, разрушают и поджигают замки, бросают в огонь книги с перечнем их повинностей и грабят монастыри. Дворяне, монахи и аббаты устремляются за границу. Собрание продолжает свою работу. В ночь с 4 августа оно отменяет феодальные права и все привилегии; чуть позже оно принимает Декларацию прав человека и гражданина. Но ни возвращение Неккера, ни эти победы, одержанные над старым режимом, не успокаивают возбуждение парижан. Они возмущены тем, что король может своим вето до бесконечности задерживать осуществление принятых законов. Камиль Демулен, собрав пятнадцать тысяч человек, направляется в Версаль, чтобы привезти в Париж короля и заточить в тюрьму королеву. Двор чувствует свою слабость, над ним веет панический ветер. В его распоряжении всего несколько швейцарцев и телохранителей, которых явно недостаточно для того, чтобы защитить его. Кроме того, национальная гвардия Версаля ненадежна. Людовик XVI наконец решается вызвать Фландрский полк, верность и дисциплинированность которого ему хорошо известны. 23 сентября полк прибывает в Версаль. Чтобы отметить встречу, телохранители решают устроить для его офицеров банкет, на который также приглашены егеря, лотарингские драгуны и офицеры швейцарцев. Король предоставляет в распоряжение участников пирушки Оперный зал. В нем поставлено двести десять кувертов. Участники садятся за стол, едят, пьют, умы распаляются, подстегиваемые грубоватыми армейскими шутками. За десертом в ложе появляется королевская семья; присутствующие встают, приветствуют ее криками и просят спуститься к ним. Король и королева исполняют эту просьбу. Мария-Антуанетта, держа за руку дофина, обходит зал. Офицеры выхватывают свои шпаги и клянутся защищать их до смерти. Оркестр Фландрского полка играет арию «О, Ричард, мой король! Весь мир тебя покинул…». Внезапно один из офицеров кричит: – Долой разноцветные кокарды! Пусть каждый возьмет черную, она правильная! Тотчас же трехцветные кокарды летят на пол, их топчут ногами и заменяют на черную, австрийскую, кокарду королевы. А Мария-Антуанетта, счастливая, успокоившаяся, улыбается, со слезами на глазах, среди виватов. Но одна версальская газета пронюхала об этом святотатстве. Новость доходит до Парижа и вызывает там оцепенение, а затем взрыв ярости. Секции непрерывно заседают, особой активностью отличаются кордильеры. Марат в своей газете «Друг народа» гремит громче труб Страшного суда. Газеты действуют на собравшиеся толпы, словно языки пламени. Они разоблачают контрреволюционный заговор, затеянный Австриячкой, предъявляют сто доказательств измены короля и королевы. Людовик XVI не отказался издать декреты лишь для того, чтобы выиграть время, подготовить свой побег в Мец, а там обдумать скорейшее истребление патриотов. И все эти козни показывают, что вдохновительница их – мерзавка Мария-Антуанетта. Также с мельчайшими деталями, вызывающими негодование, описывается банкет, на котором обжиралась до отвала сотня офицеров. Их изображают пирующими, бьющими бутылки, валяющимися пьяными под столом. Народ, месяцами живущий впроголодь, очень восприимчив к подобным скандалам. За жарким летом, которое сожгло весь урожай на корню, пришла зима, настолько суровая, что дети замерзали насмерть в своих колыбелях. Продовольственное снабжение городов нарушилось. Вот уже много месяцев парижане питались лишь несъедобным грубым черным хлебом. А сейчас и его нет, булочные пусты, пусты и другие магазины, молока нет даже для грудничков. Пустые животы не знают, что такое терпение, а голод обостряет злость. И тогда возникает крик, он ширится, он летит над Версалем, словно туча, готовая разразиться молниями: – Хлеба! Хлеба! Глава II. Дни 5 и 6 октября 5 октября Мария-Антуанетта находится в Трианоне, сидит в гроте, когда записка господина де Сен-При сообщает ей, что парижане идут на Версаль. Она спешно возвращается в замок, где царит страшное смятение. – Где король? – спрашивает она. Людовик XVI охотится в Медоне. Господин де Кюбьер, главный конюший, мчится предупредить его и вернуть. Куртизаны вокруг королевы в панике. Что смогут несколько сотен телохранителей, егерей и драгун против тысяч готовых на все разбойников? Дверь открывается: это Ферзен. Он бледен, лицо осунулось, камзол помят; все в его облике говорит о тревоге и усталости. Мария-Антуанетта устремляется к нему, ей хотелось бы броситься в его объятия, как в убежище, но комната полна людей, которые на них смотрят. Она останавливается напротив него, успокоенная, несмотря ни на что, его присутствием. – Ах, мадам, – говорит он, – если бы вы знали! Быстро прикажите закрыть ворота, взять под охрану все входы и выходы… Они следуют за мной по пятам… И он рассказывает то, что видел в Париже, откуда примчался сломя голову по боковым дорогам. Бунт начался утром в районе Центрального рынка. Сотни женщин собрались по звуку набата; с факелами в руках они заполнили ратушу, все круша и оскорбляя членов муниципального совета. Разграбив оружейные склады, они выступили в поход, крича: «На Версаль!» Их количество росло с каждой минутой; очень скоро их насчитывалось много тысяч. По дороге они встретили судебного пристава Майяра, отличившегося при взятии Бастилии, и потребовали его стать их предводителем. Тогда, взяв барабан, Майяр стал по главе толпы, которая, таща за собой две пушки, распевая песни и крича, взяла курс на Севр… – Если там только женщины, – говорит королева, – мы рано беспокоимся. Ферзен печально качает головой: