– У папы была картина, там Мильтон и его дочери, они записывают его слова[23]. Мне еще тогда показалось, что это очень мило, – заметила Роза внушительно, пытаясь показать Маку, что он не одинок в своих страданиях. – Может, я еще и смогу учиться, если кто-то будет мне читать и делать за меня все, для чего нужно зрение. Как думаешь, смогу – через некоторое время? – спросил он с внезапным проблеском надежды. – Думаю, да, только голова у тебя должна немножко окрепнуть. Ты же знаешь, во всем виноват солнечный удар, и врачи говорят, что твой мозг нуждается в отдыхе. – В следующий раз, когда появится этот старикан, я его расспрошу, что мне можно, – тогда и пойму, на что мне рассчитывать. Каким же я был дураком, что в тот день так прожарил себе мозги и не заметил, что солнце светит прямо в книгу, – в результате все буквы заплясали перед глазами; я и сейчас их вижу, стоит мне зажмуриться, а рядом с ними прыгают черные мячики, звезды и другие странные значки. Интересно, у слепых у всех так? – Не думай ты про слепых; давай я буду читать дальше, хорошо? Мы скоро доберемся до интересной части, и ты все это забудешь, – предложила Роза. – Нет, этого я никогда не забуду. Да сдалась она мне, эта «Революция»! Ни слова про нее больше. У меня голова болит, а еще мне жарко. Ах, вот бы сейчас прокатиться на «Буревестнике»! – И бедняга Мак заметался на кушетке, плохо понимая, что с собой делать. – Давай я спою, может, тебе удастся задремать, тогда день покажется короче, – предложила Роза, взяла веер и села рядом с кузеном. – Да, пожалуй; ночью я почти не спал, зато, когда засыпал, мне снились интересные вещи. Да, вот еще: скажи родичам, что я все знаю, все понял, но не хочу, чтобы они про это сплетничали и причитали надо мной. Это все; ладно, бубни дальше, а я попытаюсь уснуть. Проспать бы целый год – и проснуться здоровым! – Ох да, это было бы так здорово! Эти слова Роза произнесла с таким пылом, что Мак, тронутый, нащупал ее фартучек и уцепился за его край – как будто ему было приятно ощущать ее присутствие. Но сказал он лишь следующее: – Ты у нас очень славная, Рози. Спой мне песню про «Березки»[24], она задумчивая, я под нее всегда засыпаю. Роза, которой вполне хватило столь скромной благодарности за ее сочувствие, начала обмахивать Мака веером и мечтательным голоском запела дивную шотландскую песенку с припевом: Погуляем, мой дружок, мой дружок, Под березками в Аберфелди? В песне поется про девушку, но что касается Розиного дружка, он удалился в Страну Грез минут через десять, ибо дурные новости и попытка принять их с мужеством лишили его последних сил. Глава двенадцатая «Ребята» Роза поведала «родичам» что и как, и никто не стал «причитать» над Маком, не побеспокоил его ни единым нечутким словом. Он переговорил с врачом, тому оказалось нечем его утешить: выяснилось, что «мне это можно» равняется практически ничему, и лишь обещание, что рано или поздно он все-таки сможет понемногу вернуться к учебе – если все пойдет хорошо – заставило Мака смириться с его нынешними бедами. Осознав все это, он стал вести себя так хорошо, что окружающие надивиться на него не могли: они и не подозревали, сколько мужества таит в себе тихий Червь. На мальчиков сильное впечатление произвели и громадность его беды, и его отношение к ней. Они очень старались ему помочь, хотя их попытки позабавить его и поддержать не всегда отличались особой продуманностью, и после очередного визита Клана с целью принести соболезнования Роза часто заставала Мака в совсем подавленном состоянии. Она по-прежнему оставалась его главной сиделкой и основной чтицей, хотя и мальчики старались вовсю, пусть и довольно беспорядочным образом. Иногда их сильно озадачивало то, что Мак предпочитает их обществу общество Розы, и они исподтишка докладывали друг другу, что «старина Мак у нас привык, что с ним сюсюкают». Однако они не могли не заметить, сколько пользы приносила Маку их кузина, а также сознавали, что лишь она не отлынивает от своих обязанностей, – этот факт порой вызывал у них тайные угрызения совести. И уж в этой-то комнате Роза точно ощущала себя главной, потому что тетя Джейн многое оставила на ее усмотрение, быстро поняв, что ее опыт общения с больным отцом подготовил ее к обязанностям сиделки, а в данном случае ее юный возраст – скорее достоинство, чем недостаток. Мак заметил, что Роза умеет ухаживать за ним лучше всех, а Роза сильно привязалась к своему пациенту, хотя поначалу считала этого кузена наименее привлекательным из семерых. Он не отличался галантностью и утонченностью, как Арчи, или красотой и веселостью, как Принц Чарли, не был элегантным и обходительным, как Стив, или забавным, как Крысята, не излучал приязненности и доверчивости, как маленький Джейми. Мак был неотесанным, рассеянным, небрежным, неловким и довольно самовлюбленным – все это совершенно не привлекало утонченную девочку, любительницу красоты. Однако, когда на кузена ее свалились все эти беды, она обнаружила в нем множество достоинств и быстро научилась не только жалеть, но и уважать и даже любить бедолагу Червя, который пытался проявлять терпение, отвагу и бодрость духа, но это давалось ему тяжелее, чем думалось всем остальным, кроме его маленькой сиделки, видевшей его в самые тягостные моменты. Роза вскоре пришла к выводу, что друзья всегда его недооценивали, и однажды даже высказала эти свои мысли, что произвело на мальчиков глубочайшее впечатление. Каникулы подходили к концу, недалек был тот час, когда Мак останется один за пределами счастливого школьного мира, который он так любил. Мак от этого захандрил, и кузены вовсю старались его развеселить – особенно ярко это проявилось однажды днем, когда у них будто бы случился приступ нежности и сочувствия. Джейми притопал с горы с корзинкой ежевики, которую «насобирал совсем сам», о чем явственно свидетельствовали исцарапанные пальчики и перемазанный ротик. Уилл и Джорди привели своих щенков, дабы скрасить тоскливые часы, а трое старших явились поговорить о бейсболе, крикете и иных занятных предметах, прекрасно подходивших для того, чтобы напомнить больному, чего он лишился. Роза отправилась покататься с дядей Алеком – тот заявил, что она стала бледной, как картофельный проросток, поскольку все дни проводит в темной комнате. Но по ходу прогулки она непрестанно думала о своем пациенте и, едва вернувшись, сразу побежала к нему – и застала в его комнате полнейшее смятение. Мальчики, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, принесли куда больше вреда, чем пользы, и глазам Сиделки Розы предстало весьма плачевное зрелище. Щенки тявкали, малыши носились по комнате, старшие говорили, перебивая друг друга; занавески раздернули, в комнате было душно, повсюду рассыпались ягоды, Мак наполовину сдвинул повязку с глаз, щеки у него горели, он разнервничался и, перекрывая все остальные голоса, спорил со Стивом о том, можно ли взять у него почитать некие ценные книги, которыми сам он пока все равно не может пользоваться. Роза давно уже считала комнату Мака собственными владениями и накинулась на пришельцев с напором, который немало их изумил и сразу положил конец суматохе. Они еще ни разу не видели ее в гневе, и эффект оказался сногсшибательным, хотя и несколько комичным, потому что она немедленно вытурила их всех из комнаты – так рассерженная наседка обороняет своих цыплят. Мальчики повиновались без единого слова – малыши вовсе сбежали на улицу, а трое старших удалились в соседнюю комнату и остались там сидеть в надежде, что представится случай извиниться и все объяснить и тем самым умилостивить гневную юную особу, которая, к вящему их изумлению, совсем не оценила их усилий. Дожидаясь, они наблюдали через полуоткрытую дверь, что происходит в соседней комнате, и отпускали короткие, но выразительные замечания: их мучила совесть за собственное безрассудное поведение, поэтому они ненадолго притихли. – Она в один миг навела в комнате порядок. Ну мы и остолопы, что притащили собак и устроили такой тарарам, – заметил Стив, вглядевшись повнимательнее. – А бедный старина Червь ведет себя так, будто она топчет его ногами, а не гладит, как любимого котика. Эк он рассердился! – добавил Чарли, услышав, как Мак жалуется, что у него «раскалывается голова». – Она с ним управится, но все же нехорошо, что мы его взвинтили, а потом оставили ее разбираться. Я бы пошел ей помог, только не знаю чем, – сказал Арчи с унылым видом, потому что, вообще-то, он был мальчиком совестливым и теперь ругал себя за недомыслие. – И я не знаю. Занятное дело – женщины почему-то лучше нас умеют ухаживать за больными. – И Чарли погрузился в размышления по поводу этого неоспоримого факта. – Сколько она Маку добра делает… – начал было Стив, и в голосе его звучали угрызения совести. – Больше, чем его собственный брат, заметьте, – вмешался Арчи, пытаясь облегчить собственную совесть тем, что подмечал недостатки другого. – Ну, не тебе мне пенять – ты и сам ничего не делал, а мог бы, потому что Мак к тебе относится лучше, чем ко мне. Про меня он вечно твердит, что я его раздражаю, а я не виноват, что я человек неглубокий, – возразил Стив, в свою очередь пытаясь себя выгородить. – Все мы оказались эгоистами и бросили его, но чем скандалить по этому поводу, давайте попробуем исправиться, – великодушно предложил Арчи, беря на себя часть чужой вины, ибо все же был к Маку внимательнее остальных. – А вот Роза молодец, она его не бросила; понятное дело, он хочет, чтобы именно она была с ним рядом. Я бы поступил точно так же, если бы и мне не повезло, как ему, – вставил Чарли, сочтя, что недостаточно выразил свое восхищение «девчушкой». – Я вам вот что скажу, парни: мы очень некрасиво вели себя с Розой и теперь должны это как-то загладить, – заявил Арчи, который, как подобает мужчине, обладал обостренным чувством чести и всегда возвращал свои долги, даже девочке. – Мне страх как стыдно, что я смеялся над ее куклой, когда Джейми вытащил ее на свет, а еще обозвал Розу «плаксой», когда она оплакивала мертвого котенка. Но девчонки бывают такими слюнтяйками – я просто ничего не могу с собой поделать, – высказался Стив, честно признаваясь в своих прегрешениях и выражая горячее желание их искупить, правда не зная как. – Я, пожалуй, встану перед ней на колени и попрошу прощения за то, что относился к ней, как к маленькой. Она ведь ужасно на это злилась, помните? А если подумать, она меня младше всего-то на два года. Но она такая маленькая и миленькая, что мне кажется просто куколкой. – И Принц посмотрел вниз с высоты своего роста в пять футов и пять дюймов так, будто перед ним действительно стояла пигмейка Роза. – Да уж, что говорить: у этой куколки золотое сердечко и светлый ум. Мак мне сказал, что некоторые вещи она понимает даже быстрее его, а мама считает ее необыкновенно доброй девочкой, хотя с мамы, конечно, спрос невелик. И кстати, не воображай себе всякого, Чарли: пусть ты у нас вымахал выше всех, а Арчи нравится Розе больше; она сама об этом сказала и объяснила почему: он относится к ней с уважением. – Вон, гляжу, как Стив разъярился! Да ты не переживай, приятель, тебе оно не поможет. Понятное дело, Вождь всем нравится больше других, так оно и положено, а у кого это не так, я ему голову оторву. Так что успокойся, Денди, и сперва сам научись себя прилично вести, а уж потом осуждай других. Словом, Принц, как всегда, действовал с великим достоинством и исключительным добродушием; Арчи, похоже, исподтишка радовался лестным высказываниям своих родичей, а Стив просто примолк, решив, что исполнил свой долг родного и двоюродного брата. Повисла пауза, и в это время в соседнюю комнату вошла тетя Джейн с тяжело нагруженным чайным подносом – она собиралась покормить своего великовозрастного птенчика, что всегда проделывала самолично, не допуская никакой помощи. – Деточка, если у тебя еще есть минутка, не могла бы ты сделать Маку новую повязку? На этой ягодная клякса, а он у нас должен выглядеть опрятно: завтра, если не будет солнца, мы с ним пойдем погуляем, – сказала миссис Джейн, величественно намазывая тост вареньем; Мак уже успел расплескать чай, но не получил ни слова упрека. – Да, тетушка, – ответила Роза столь смиренно, что мальчики голову бы отдали на отсечение: это не тот голос, которым она совсем недавно отдала им приказ: «А ну прочь отсюда, все до единого!» Улизнуть – так, чтобы это не выглядело бегством, – они не успели, Роза вошла в гостиную и без единого слова села за рабочий стол. Уморительно было наблюдать, как трое рослых парней созерцают миниатюрную фигурку, вдевающую в иголку шелковую зеленую нить. Все они хотели как-то выразить свое раскаяние, но ни один не знал, с чего начать, а по холодному выражению Розиного лица было ясно, что она не пойдет на попятный, пока они должным образом не извинятся. Повисла очень неловкая пауза, но вот наконец Чарли, который, как всякий записной шалопай, прекрасно владел искусством убеждения, медленно опустился перед ней на колени, ударил себя в грудь и произнес сокрушенно: – Умоляю, прости меня в этот раз; я больше так никогда не буду. Сохранить при этом серьезное выражение лица оказалось непросто, но Роза справилась и сдержанно ответила: – Прощения вы должны просить у Мака, а не у меня: меня-то вы не обидели, а вот его, полагаю, очень сильно, потому что раздернули шторы, устроили шум и стали говорить о том, что его только расстраивает. – Ты правда считаешь, кузина, что мы его обидели? – встревоженно спросил Арчи, а Чарли в покаянной позе застыл на полу между ножками стола. – Да, считаю, потому что теперь у него страшно болит голова, а глаза красные, как вот эта подушечка для иголок, – ответила Роза, подчеркнутым жестом втыкая иглу в пухлую фланелевую клубничину. Стив принялся рвать волосы на голове, правда лишь в переносном смысле: он ухватился за свой ненаглядный хохолок и совершенно его растрепал – судя по всему, то было самое страшное наказание, которое он сумел с ходу для себя придумать. Чарли распростерся на полу, мелодраматически призывая любого желающего увести его на улицу и повесить, а вот Арчи, у которого на душе было даже гнуснее, чем у остальных, не сделал ничего, лишь дал самому себе обещание, что будет читать Маку целыми днями, пусть даже собственные его глаза приобретут цвет дюжины подушечек для иголок. Увидев, сколь целительное действие произвело ее лекарство на этих охламонов, Роза решила, что может слегка смягчиться и подарить им проблеск надежды. Да, она раз-другой споткнулась о распростертого Принца – по крайней мере, на уровне слов, – ибо от него обиды терпела чаще, чем он сам это себе представлял; так что она стукнула его наперстком по макушке и произнесла с видом откровенного превосходства: – Хватит глупостей, лучше вставай, я тебе придумаю дело более полезное, чем валяться на полу и собирать на себя пыль. Чарли повиновался и тут же уселся на скамеечку у ее ног; прочие грешники тоже придвинулись ближе, дабы не упустить ни единого из слов мудрости, которые слетят с ее губ; Роза, тронутая их смирением, заговорила в сугубо материнском тоне: – Так вот, мальчики, если вы действительно желаете Маку добра, сделать можно следующее. Не говорите при нем о тех вещах, которые ему сейчас недоступны, не рассказывайте, как вы здорово провели время, кидая эти ваши дурацкие мячики. Отыщите хорошую книгу и тихонько почитайте, подбодрите его касательно школы, пообещайте, что потом поможете ему с учебой; это у вас получится лучше, чем у меня, потому что я девочка, мне не набивают голову греческим, латынью и прочей премудростью. – Да, но кучу всего ты умеешь делать лучше, чем мы, и ты уже это доказала! – воскликнул Арчи, бросив восторженный взгляд на очень довольную Розу; она, впрочем, не удержалась еще от одной колкости в адрес Чарли и произнесла, мотнув головкой и поджав губу, хотя на деле хотела улыбнуться: – Рада, что ты так думаешь, хотя и считаешь меня чудачкой. Язвительное замечание достигло цели – Принц закрыл лицо руками от стыда, а Стив горделиво поднял голову, дабы показать, что этот выпад отнюдь не в его сторону. Арчи рассмеялся, а Роза, увидев, что из-под загорелых ладоней весело поблескивает голубой глаз, дружески дернула Чарли за ухо, после чего протянула оливковую ветвь мира. – Ладно, давайте все будем хорошими и придумаем всяких интересных дел для бедного Мака, – предложила она, улыбнувшись столь великодушно, что мальчикам показалось: из-за темной тучи выглянуло солнце и озарило весь мир ярким светом. Пролетевшая буря очистила воздух, за ней последовало прямо-таки райское затишье, которое посвятили составлению чрезвычайно разнообразных и совершенно удивительных планов, ибо все теперь пылали благородным стремлением приносить жертвы на алтарь «бедного Мака», Роза же превратилась в путеводную звезду, на которую остальные смотрели с приличествующим благоговением. Разумеется, столь возвышенное состояние умов оказалось недолговечным, но принесло благотворные плоды, а когда изначальный пыл поугас, выяснилось, что во всех сердцах остался неизгладимый след. – Так, на завтра все готово – остается надеяться, что день будет пасмурным, – сказала Роза, доделывая новую повязку; мальчики внимательно следили за ходом ее работы. – Я бы, конечно, не отказался от солнечного денька, но велю распорядителю погоды все поменять. А он у нас малый сговорчивый, все сделает как надо, так что не переживайте, – объявил Чарли, к которому вернулась способность шутить. – Шути-шути, а вот каково бы тебе было неделю за неделей ходить в такой повязке? – И Роза пригасила его беззаботное настроение, надев повязку ему на глаза, – он так и сидел на подушечке у ее ног. – Какой кошмар! Сними скорее, сними! Неудивительно, что старина Мак все время куксится! – И Чарли уставился на повязку, которая ему показалась пыточным инструментом, причем вид у него был такой обескураженный, что Роза осторожно забрала у него свое рукоделие и пошла желать Маку спокойной ночи. – Я провожу ее домой, уже темнеет, а она у нас робкая, – сказал Арчи, начисто позабыв, что часто подсмеивался над этой самой робостью. – Пожалуй, лучше я, ведь это за моим братом она ухаживает, – вызвался Стив, напоминая о своих особых правах.