Растяжение оказалось серьезным во многом из-за того, что его вовремя не залечили, и доктор Алек велел Розе как минимум неделю лежать на диване; она в ответ горестно застонала, но возражать не решилась, чтобы мальчики не пришли читать ей нотации о пользе терпения, которые она когда-то читала им. Настала очередь Мака проявить заботу, и он сполна вернул кузине долг; в школу его по-прежнему не пускали, досуга у него хватало, и почти весь его он посвящал Розе. Он готов был на многое, даже позволил ей поучить его вязанию – предварительно заверив себя в том, что многие храбрые шотландцы умеют «стучать спицами». Впрочем, согласился он не раньше, чем Роза дала торжественную клятву держать язык за зубами; пусть прозвище Мистер Очкарик его не обижало, но вот Бабушку его юная душа уже бы не стерпела, и при приближении любого из членов Клана вязанье, как по волшебству, исчезало из его рук, причем такие резкие движения не лучшим образом сказывались на узоре будущего пледа. Однажды в солнечный погожий полдень Роза усердно трудилась над этим пледом, уютно устроившись на диванчике в зале на втором этаже, Джейми и Нося (которых Розе ссудили для развлечения) играли в уголке в дочки-матери, причем роль дочек исполняли Комета и Розина старая кукла. Тут вдруг вошла Фиби с визитной карточкой. Роза прочитала ее, сморщилась, потом рассмеялась и объявила: – Я приму мисс Блиш. И тут же придала лицу светское выражение, вытащила зеркальце, пригладила кудряшки. – Ах, милочка, как ты поживаешь? Я что ни день все пыталась к тебе зайти с самого вашего возвращения, но у меня столько визитов, раньше никак не получалось. Я так рада, что ты одна: маман сказала, что я могу остаться подольше, я принесла коклюшки и кружево, хотела тебе показать, получается премиленько! – воскликнула мисс Блиш, наградив Розу поцелуем, который та вернула без особой теплоты, не забыв, впрочем, поблагодарить гостью за внимание и попросить Фиби подвинуть поближе кресло. – Как прелестно иметь собственную горничную! – заметила Ариадна, суетливо устраиваясь в кресле. – Но полагаю, милочка, тебе очень одиноко, тебе нужна задушевная подруга. – У меня есть кузены… – с достоинством начала Роза, которую сильно задел покровительственный тон посетительницы. – Ах, полно, милочка! Как же можно дружить с такими большими мальчиками? Маман считает, что тебе не пристало проводить с ними много времени. – Мне они как братья, и бабушки не видят в этом ничего предосудительного, – довольно резко ответила Роза, убежденная, что мисс Блиш это решительно не касается. – Я всего лишь хотела сказать, что буду рада стать твоей задушевной подругой, потому что мы так мерзко поссорились с Хетти Масон и теперь не разговариваем. Она ужасная злюка и мне больше не нужна. Представляешь, съела карамельку, которую я ей дала, а сама взамен ничего, да еще и не пригласила меня к себе на праздник. Карамельку я бы еще простила, но такое грубое пренебрежение – это уж слишком, поэтому я сказала, что видеть ее больше не хочу до самого конца жизни. – Это очень мило с твоей стороны, но мне, пожалуй, не нужна задушевная подруга, – заметила Роза, когда Ариадна перестала поджимать губы и покачивать белокурой головкой в осуждение невоспитанной Хетти Масон. В глубине души мисс Блиш считала Розу «задавакой», однако другие девочки мечтали с ней познакомиться, но не имели возможности, а кроме того, наносить визиты в старое поместье было весьма приятно, мальчики слыли очень славными, да и Кэмпбеллы, по словам маман, были «среди первых здешних семейств». Поэтому Ариадна не подала виду, что Розина невозмутимость ее раздражает, и быстренько сменила тему. – Смотрю, ты изучаешь французский; а кто твой педагог? – спросила она, перелистывая страницы «Поля и Виргинии»[25]. – Я не изучаю; по-французски я читаю не хуже, чем по-английски, нам с дядей случается говорить на французском часами. Для него это почти родной язык, и он считает, что у меня на диво правильное произношение. Роза не удержалась от хвастовства, потому что гордилась и даже слегка чванилась своим знанием французского, хотя обычно ей удавалось скрывать эту слабость. Но тут она решила, что Ариадну не помешает слегка «срезать», и, не удержавшись, подхватила ее покровительственный тон. – А, вот как! – без всякого выражения произнесла мисс Блиш, которая была совсем не сильна во французском. – Через год-другой мы с дядей поедем за границу, так что я понимаю, как важно знать языки. Половина выпускниц после школы говорит по-французски кое-как, а потом они отправляются путешествовать, и все над ними смеются. Если хочешь, я тебе помогу – я понимаю, что дома тебе поговорить не с кем. Нужно учесть, что, хотя Ариадна и напоминала восковую куклу, в голове у нее были вовсе не опилки, она была весьма чувствительной, и ее задел высокомерный тон Розы. Она подумала, что та «выпендривается» сильнее обычного, но не нашлась, как ее срезать, пусть ей этого и очень хотелось: у нее было такое ощущение, что ее дернули за ухо, и она инстинктивно поднесла к нему руку. Дотронулась до сережки, это ее успокоило – а кроме того, она поняла, как может с Розой сквитаться. – Спасибо, милочка, я не нуждаюсь в помощи, у нас учитель выписан из Парижа, и, понятное дело, по-французски он говорит куда лучше твоего дяди. – А потом она добавила, тряхнув головой так, чтобы колокольчики в ушах зазвенели: – Как тебе мои сережки? Папа подарил их мне на прошлой неделе. Тут Роза с почти комической поспешностью пошла на попятный, ибо Ариадна явственно ее переиграла. Роза обожала милые украшения, очень хотела их носить и, как всякая девочка, мечтала проколоть уши, вот только доктор Алек считал это глупостью и не позволил. Роза с радостью отдала бы свой французский щебет за пару золотых колокольчиков с жемчужинами на язычках, которые увидела в ушах у Ариадны; и вот, сжав руки, она ответила, умилив слушательницу до глубины души: – Ах, какая невероятная прелесть! Если бы дядя мне разрешил носить серьги, я была бы совершенно счастлива. – А ты не обращай на его слова внимания. Папа надо мной тоже поначалу смеялся, а теперь ему нравится, и он пообещал на восемнадцатилетие подарить мне брильянтики, – заявила Ариадна, весьма довольная своим выпадом. – У меня уже есть пара сережек, от мамы, из жемчуга с бирюзой, – мне жуть как хочется их носить, – вздохнула Роза. – Ну так давай. Уши я тебе проколю, нужно будет походить с шелковой ниточкой, пока не заживут; под твоими кудрями ничего не будет видно, а потом в один прекрасный день просто вставь сережки поменьше – вот увидишь, твоему дяде понравится. – У меня однажды глаза покраснели, и я спросила дядю: если уши проколоть, краснота спадет? – а он только посмеялся. Но ведь больные глаза так лечат, верно? – Верно, у тебя и сейчас глаза красноватые. Дай-ка погляжу. Да, уверена, что нужно действовать, а то будет хуже, – заявила Ариадна, вглядываясь в большой чистый глаз, предъявленный ей для осмотра. – А больно будет? – заколебалась Роза. – Да ну что ты! Будто комар укусил – раз, и готово. Я уже скольким девочкам уши проколола, знаю, как надо. Ну, давай, заправь волосы за уши и неси иголку побольше. – Мне все-таки не хочется без дядиного разрешения… – начала было Роза, когда все уже было готово для операции. – Он тебе разве запрещал? – осведомилась Ариадна, вампиром нависнув над своей жертвой. – Нет, никогда! – Тогда давай, если только не трусишь! – вскричала мисс Блиш, твердо решив не отступаться. Последнее слово и решило все дело: Роза закрыла глаза и голосом, каким отдают приказ «Пли!», выпалила: – Коли! Ариадна проткнула ей мочку, жертва хранила героическое молчание, хотя и побледнела, а на глаза невольно навернулись слезы. – Готово! Не забывай протягивать ниточку туда-сюда, по вечерам смазывай кольдкремом – и скоро можно будет надеть сережки, – объявила Ариадна, крайне довольная собой, потому что барышня, хваставшаяся «на диво правильным» французским произношением пластом лежала на диване с видом столь умученным, будто оба уха ей отхватили начисто. – Очень больно, и я уверена, что дяде это не понравится, – вздохнула Роза, которую начали терзать угрызения совести. – Дай слово, что никому не скажешь, иначе меня задразнят до смерти, – добавила она встревоженно, начисто позабыв про то, что у малышей, которые издалека наблюдали за всей этой сценой, ушки на макушке. – Никому не скажу. Ах господи, это что такое? – Ариадна так и вздрогнула, услышав снизу топот шагов и громкие голоса. – Мальчики! Убирай иголку. Я уши хорошо спрятала? И никому ни полслова! – прошептала Роза, суетливо скрывая все следы их преступления от зорких глаз Клана. Тут явились мальчишки, дружным строем, нагруженные результатами похода за каштанами, – они всегда докладывали Розе обо всех своих подвигах и неизменно отдавали должные почести своей королеве. – Как много, да какие крупные! Здорово будет их зажаривать после ужина, правда? – восхитилась Роза, погружая обе ладони в мешок с блестящими коричневыми кругляшками; Клан же стоял, будто по команде «Вольно!», и кивал Ариадне. – Вот эти специально для тебя, Рози. Я их лично собрал, и все отборные. – Мак протянул ей этак с бушель. – Видела бы ты, как Мистер Очкарик за ними охотился. Сверзился с дерева и сломал бы шею, не поймай его Арчи, – доложил Стив, усевшись в элегантной позе на подоконник. – Не тебе говорить, Денди, сам-то ты каштана от бука не отличишь – лупил по ним палкой, пока я тебе не сказал, что там нет никаких орехов, – не остался в долгу Мак и, воспользовавшись своим привилегированным положением, взгромоздился на спинку дивана. – Вот погоди, дружище Червь, я сейчас тебя самого отлуплю; думай, прежде чем говорить, – рявкнул Стив, не выказывая ни малейшего почтения к старшему брату. – Уже темнеет, мне пора идти, а то мама будет волноваться, – заявила Ариадна, вставая с неожиданной поспешностью, хотя на деле надеялась получить приглашение на забавы с орехами. Но приглашения не последовало, и пока она собиралась в дорогу и болтала с Розой, мальчики обменивались бессловесными посланиями, имея в виду тот печальный факт, что придется же кому-то проводить барышню домой. Но вызваться на это добровольно мужества не хватило ни у одного из них, даже галантный Арчи уклонился, поведав Чарли, вместе с которым они тихонько ускользнули в соседнюю комнату: – Неохота мне с нею любезничать. Пусть Стив проводит эту балаболку и блеснет хорошим воспитанием. – Ну уж только не я! – откликнулся Принц, особо невзлюбивший мисс Блис за то, что она пыталась с ним заигрывать. – Ладно, тогда я. – И к глубочайшему смущению двух малодушных юношей, доктор Алек отправился предлагать «балаболке» свои услуги. Он, впрочем, опоздал, потому что Мак, повинуясь красноречивому взгляду Розы, уже принес себя в жертву и покорно шагал прочь, в глубине души желая дивной Ариадне провалиться на самое дно Красного моря. – Ладно, тогда я доставлю вот эту даму в столовую – для другой уже нашелся джентльмен, чтобы доставить ее домой. Вижу, что внизу зажгли лампы, а судя по запаху, тетушка приготовила нынче что-то на редкость аппетитное. С этими словами доктор Алек изготовился отнести Розу вниз, как это делал обычно; однако к ней разом ринулись Арчи и Принц, с покаянным пылом выпрашивая право отнести ее вместе с креслом. Роза согласилась из страха, что дядя, с его зорким взглядом, приметит предательские шелковинки; мальчики скрестили руки, и Роза, старательно придерживая на местах свои завитки, поплыла вниз; остальные съехали вслед по перилам. Ужин подали раньше обычного, чтобы Джейми и его куколка смогли хоть немного поучаствовать в летнем развлечении: им позволили не ложиться до семи и забрать с собой по дюжине жареных каштанов – под честное слово, что съедят они их только завтра. С ужином по этой причине расправились быстро, а потом все собрались у большого камина в столовой – и вот каштаны уже весело плясали на раскаленных противнях или перелетали от одного зрителя к другому, вызывая среди малышей восторженный переполох. – А ну-ка, Рози, расскажи нам историю, пока мы заняты делом, от тебя-то помощи мало, так что пособи нам развлечением, – предложил Мак, который сидел в уголке и колол орехи, – он по собственному опыту знал, что кузина его ничуть не хуже любой Шехерезады. – Верно, чтобы мы, бедные обезьянки, знали, что не зазря обжигаем свои лапки, – подхватил Чарли, бросив ей на колени несколько горячих орешков и дуя после этого на пальцы. – Ну, мне действительно пришла в голову одна история, да еще и с моралью, ее я и расскажу, хотя, вообще-то, она для детишек помладше, – откликнулась Роза, которая любила назидательные истории. – Валяй, – сказал Джорди, что она и сделала, ничуть не подозревая, каким ужасом для нее это обернется. – Жила-была девочка, и пошла она однажды в гости к молодой даме, которая ее очень любила. А дама была хромоножкой, да еще и ногу ей приходилось перебинтовывать каждый день, поэтому она держала под рукой полную корзинку аккуратно свернутых бинтов. Девочке нравилось играть с этой корзинкой, и в один прекрасный день, решив, что никто не видит, она без спросу взяла оттуда один бинт и положила в карман. Тут Нося, которая до того любовно ощупывала пять теплых орешков, лежавших у нее в кармане, вдруг вскинула головку и испуганно ахнула, как будто эта история с моралью вдруг страшно ее заинтересовала. Роза видела и слышала, как выдала себя малолетняя грешница, и продолжила очень внушительным тоном – мальчишки же пихали друг друга локтями и перемигивались, сообразив, в чем соль шутки. – Но один глаз все-таки следил за маленькой проказницей – и чей, как вы думаете, это был глаз? – Гьяз Пога, – пробормотала смущенная Нося, уткнувшись круглым лицом в две пухлые ладошки – вот только они были малы, чтобы это лицо спрятать. Розу этот ответ ошарашил, однако, почувствовав, что произвела сильное впечатление, она назидательно добавила: – Да, Бог все видел, видела и молодая дама, только она ничего не сказала: она решила выждать и посмотреть, как же девочка поступит дальше. Прежде чем сунуть бинт в карман, девочка чувствовала себя очень счастливой, но тут погрустнела, а затем и вовсе бросила играть и уныло уселась в уголке. Подумала несколько минут, а потом подошла к корзинке и тихо положила бинт на место, и после этого личико ее прояснилось и она снова стала счастливым ребенком. Молодая дама очень обрадовалась и стала гадать, что же заставило девочку положить бинт на место.