Дядя Алек торжественно отрезал себе горбушку и столь же торжественно съел; потом вытер губы и, откинув Розе волосы, торжественно поцеловал ее в лобик и от всей души произнес: – Душа моя, хлеб великолепный, и ты – гордость твоей учительницы. Когда мы с тобой откроем нашу образцовую школу и назначим награду за лучший каравай, она точно достанется тебе. – Да я ее уже получила и очень этим довольна, – сказала Роза, возвращаясь на свое место и пряча правую руку, на которой горел ожог. Доктор Алек все заметил, догадался о его происхождении и после ужина настоял на том, чтобы смягчить боль, в которой племянница отказывалась признаваться. – Тетушка Клара говорит, что я себе руки испорчу, но мне все равно, потому что нам так хорошо с бабушкой Биби, и ей, похоже, это нравится не меньше, чем мне. Меня смущает только одна вещь, дядя, и я хотела с тобой об этом поговорить, – начала Роза, когда в сумерках они вдвоем прогуливались по большому залу; забинтованная рука уютно устроилась на локте доктора Алека. – Как, очередные признания? Говори, душа моя, они меня очень радуют. – Видишь ли, мне кажется, что бабушка Мира тоже хотела бы что-то для меня сделать, и я придумала одну вещь. Как ты знаешь, бегать по дому, как бабушка Биби, она не может, а мы сейчас целыми днями заняты, и ей, боюсь, немножко скучно. Я бы хотела брать у нее уроки шитья. У нее так хорошо получается, а это полезная вещь, я же должна стать хорошей швеей, а не только хорошей хозяйкой, правда? – Какое же доброе у тебя сердечко! Я как раз об этом думал на днях, когда тетя Мира сказала, что очень редко видит тебя в последнее время, потому что ты занята; я хотел с тобой об этом поговорить, а потом подумал, что у тебя и так забот полон рот. Милой тетушке будет очень приятно, если ты освоишь всякое тонкое рукоделие, особенно обметывание петель, – на мой взгляд, с этим вы, дамы, не всегда справляетесь должным образом; по крайней мере, такие до меня доходили слухи. Так что займись-ка петельками, и если тебе нужно практиковаться, можешь наделать их по всей моей одежде. Я все пущу в дело. Роза рассмеялась в ответ на столь смелое предложение, однако дала обещание освоить это важное искусство, хотя и вынуждена была признать, что в штопке довольно слаба. После этого дядя Алек выдал ей солидный запас носков разной степени дряхлости, а также несколько пар совершенно новых, чтобы она подшила к ним пятки в качестве незамысловатого начала. После этого они пошли подобающим образом попросить бабушку Миру об одолжении, та пришла в полный восторг и страшно обрадовалась, что они будут рукодельничать вместе: она пополнила запас иголок и собрала своей ученице премиленькую штопальную корзинку. Целыми днями Роза была очень занята и очень счастлива: по утрам она занималась хозяйством с бабушкой Биби: инспектировала кладовые и бельевые, готовила соленья и маринады, проверяла, все ли в порядке в подвале и на чердаке, училась, в добром старомодном стиле, держать в порядке все домашнее хозяйство. А днем, после прогулки пешком или в экипаже, она сидела рядом с бабушкой Мирой и орудовала иголкой, а бабушка Биби, у которой начали сдавать глаза, вязала и оживленно болтала, рассказывая интересные истории из старинной жизни, в результате все трое заливались смехом или слезами, ибо проворные иголки вышивали яркие узоры на жизненной канве мастериц, пусть на первый взгляд они всего лишь подрубали платки или чинили чулки. Отрадно было смотреть на розовощекую девочку, которая сидела между двумя пожилыми дамами, внимательно выслушивая их наставления и расцвечивая уроки оживленной болтовней и беззаботным смехом. Доктора Алека и в кухню-то тянуло, когда там трудилась Роза, а уж комната швей оказалась совершенно неодолимым искушением, однако вел он себя так галантно, что ни у кого не хватало духу его изгонять, особенно если он брался читать вслух или сматывать пряжу. – Вот, смотри! Я сшила тебе несколько новых ночных сорочек с четырьмя петельками в каждой. Проверь, хорошо ли, – попросила Роза через несколько недель после начала новой учебы. – Ровно – не придерешься, и на обоих концах поперечные стежки, чтобы я не порвал петлю, когда буду расстегивать пуговицу. Отличная работа, мадам, я глубоко вам признателен; собственно, так сильно, что пуговицы пришью сам – не хочу, чтобы ты еще больше исколола уставшие пальчики. – Сам пришьешь? – воскликнула Роза, широко открыв глаза от удивления. – Погоди, сейчас принесу нитки-иголки, а там ты увидишь, на что я способен. – Он правда умеет? – обратилась Роза к бабушке Биби, когда дядя Алек с шутливо-серьезным видом зашагал прочь. – Да, я его научила много лет назад, еще до того, как он ушел в море; ну а с тех пор ему ведь во многом пришлось самому себя обслуживать, вот он и не разучился. Сразу стало ясно, что не разучился: дядя Алек вернулся со смешным мешочком, из которого достал наперсток и, вставив нитку в иголку, так ловко пришил пуговицы на место, что Роза не смогла сдержать восторг. – Есть ли на свете хоть что-то, чего ты не умеешь? – поинтересовалась она с благоговением. – Парочку вещей я пока еще не освоил, – ответил дядя Алек, смеясь уголками глаз; одновременно он мастеровито вощил нитку. – И что это за вещи? – Хлеб и петельки для пуговиц, мадам. Глава семнадцатая Выгодные сделки В то воскресенье шел дождь, и четверо мальчишек пытались спокойненько посидеть в «бибитеке» – так Джейми называл комнату в доме у тети Джесси, предназначенную для книг и мальчиков. Уилл и Джорди растянулись на диване, с головой уйдя в приключения бездельников и оборванцев, которые нынче в такой моде. Арчи развалился в кресле, зарывшись в кучу газет; Чарли стоял на ковре в любимой позе любого англичанина; оба, к величайшему моему прискорбию, курили сигары. – Лично мне сдается, что день этот не кончится никогда, – заметил Принц и зевнул так, что едва не развалился на две половины. – Читай, сын мой, пополняй свои знания, – ответил Арчи, назидательно глянув на него поверх газеты, под которой дремал. – Не тебе мне проповеди читать, святой отец, лучше надень-ка ботинки, пойдем прогуляемся, а то сидишь тут у очага, как старушка. – Ну уж нет, прогулки в такую погоду – развлечение не по мне. – Тут Арчи вдруг осекся и поднял руку, потому что снаружи долетел приятный голосок: – Тетушка, а мальчики в библиотеке? – Да, милочка, и ждут хоть лучика солнца; беги туда, озари им денек, – отозвалась миссис Джесси. – Роза! – И Арчи швырнул сигару в камин. – Ты это чего? – удивился Чарли. – Джентльмены не курят в присутствии дам. – Верно. Но я добро разбазаривать не стану. – И Принц ткнул свою сигару в пустую чернильницу, которую использовал вместо пепельницы. В дверь негромко постучали, ответом стало дружное «Входи!», и появилась Роза, свежая и румяная, прямо с холода. – Если я вам помешала, так и скажите, я уйду, – начала она, с приличествующей нерешительностью застыв на пороге, потому что выражение лиц старших кузенов показалось ей любопытным. – Разве ты можешь нам помешать, кузина? – воскликнули курильщики, а читатели оторвались от историй про героев пивных и сточных канав, чтобы любезно кивнуть гостье. Роза нагнулась к огню, желая согреть руки, и увидела, что из углей торчит кончик сигары Арчи, она вовсю дымит и противно воняет. – Ах вы, негодники, как можно! Да еще и сегодня! – воскликнула она с упреком. – А что такого? – понаведался Арчи. – Да вы это не хуже меня знаете: маме вашей это не по душе, а еще это дурная привычка, трата денег и вред для здоровья. – Чушь какая! Мужчины все курят, даже дядя Алек, которого ты считаешь идеалом, – с обычной своей насмешливостью начал было Чарли. – А вот и не курит! Он бросил, и ты прекрасно знаешь почему! – запальчиво перебила его Роза. – Да, если подумать, я с самого его приезда не видел эту его пенковую трубку. Он что, ради нас бросил? – поинтересовался Арчи. – Да. – И Роза пересказала ему разговор на морском берегу во время похода. На Арчи это явно произвело впечатление, и он откликнулся, как подобает мужчине: – Нельзя, чтобы его усилия пропали втуне, – по крайней мере, я так считаю. А курить мне, вообще-то, не нравится, так что я брошу запросто, даю тебе такое обещание. Я и курю-то от случая к случаю, ради развлечения. – А ты? – И Роза посмотрела на элегантного Принца, который сейчас выглядел особенно элегантно, потому что в очередной раз затянулся – только ради того, чтобы ее помучить. Чарли курить нравилось не больше, чем Арчи, но сдаваться сразу он не хотел, поэтому качнул головой, выпустил большое облако дыма и назидательно произнес: – Вы, женщины, вечно требуете, чтобы мы отказывались от маленьких радостей жизни только потому, что вам они не по душе. А допустим, мы к тебе с тем же пристанем, а? – Если я делаю что-то глупое или вредное, я буду вам только благодарна за то, что вы мне на это укажете, и попытаюсь исправиться, – произнесла Роза от всей души. – Ну вот и поглядим, всерьез ты это или нет. Если я брошу курить, чтобы доставить тебе удовольствие, придется тебе сделать что-нибудь, чтобы доставить удовольствие мне, – заявил Принц, увидев удобную возможность возобладать над слабым без особого для себя ущерба. – Я согласна, если речь идет о чем-то таком же глупом, как и сигары. – Даже глупее. – Тогда обещаю; ну, о чем ты? – И Роза, трепеща от волнения, стала ждать, какой из любимых привычек или вещичек ей предстоит лишиться. – Тогда сними сережки. – И Чарли коварно рассмеялся, твердо уверенный в том, что на эту сделку она не пойдет никогда. Роза вскрикнула и прижала ладошки к ушам, украшенным золотыми колечками. – Ох, Чарли, а что-нибудь другое не подойдет? Я столько снесла насмешек и боли, что теперь мне очень хочется порадоваться – ведь я уже могу носить сережки спокойно. – Ну, носи на здоровье, а я буду спокойно курить, – ответил вредный мальчишка. – А больше тебя ничего не устроит? – (Умоляющим тоном.) – Ничего. – (Сурово.) Роза минутку постояла молча, вспоминая слова тетушки Джесси: «Твое влияние на мальчиков сильнее, чем ты сама думаешь; употреби его во благо, и я буду признательна тебе по гроб жизни». Вот появилась возможность сделать добро, отказавшись от мелкой прихоти. Роза понимала, как нужно поступить, но решение далось ей тяжело, и она уточнила с тоской в голосе: – То есть мне никогда их больше не носить, Чарли?