Э.: Послушайте, что это за перекрестный допрос? – небрежно обронил он и снова откинулся. – Я ничего не сделал. Человек находит приличное место, все в полном порядке, как вдруг приходит пара легавых… Б.: Будете отвечать только на мои вопросы. Вы были знакомы с другими членами экипажа? Э.: Сначала нет. Я знал только своего приятеля. Но потом кое с кем познакомился. Был там один парень что надо, работал на верхней палубе. Б.: А с какими-нибудь девушками во время рейса вы знакомились? Э.: Там была только одна, которая годилась для этого дела, но она спала с поваром. Все остальные были старухи. Б.: А среди пассажиров? Э.: Их мы не видели. Я вообще ни одной женщины там не видел. Б.: В машинном отделении вас было трое. Вы работали посменно? Э.: Да. Б.: Не припоминаете, на пароходе летом происходило что-нибудь необычное? Э.: Нет, а что там могло произойти? Б.: Может быть, один из рейсов был не таким, как все? Возможно, у вас в машинном отделении были какие-то неполадки? Э.: Ну да, правда. Лопнул паропровод. Пришлось причалить в Сёдерчёпинге и ремонтировать. Это заняло чертовски много времени. Но я не виноват. Б.: Вы можете вспомнить, когда это случилось? Э.: Если не ошибаюсь, где-то за Стегеборгом. Б.: Я имею в виду, в какой день. Э.: Бог его знает. Послушайте, что вам, собственно, нужно? Что это за болтовня? Может, вы считаете, я виноват в том, что у нас произошла авария? Ну так в тот день я не работал, лежал себе в постели и спал. Б.: Но когда отправлялись из Сёдерчёпинга, вы ведь уже заступили на вахту, так? Э.: Ну да, и до этого тоже. Нам пришлось пахать, как волам, всем троим, чтобы эта старая посудина могла плыть дальше. Мы всю ночь ее ремонтировали, а мне пришлось работать еще и на следующий день. Механику и мне. Б.: Когда у вас был выходной? Э.: На следующий день вечером, после того как мы отплыли из Сёдерчёпинга. Б.: Что вы делали, когда у вас был выходной? Эриксcон устремил на Мартина Бека ничего не выражающий взгляд и молчал. Б.: Что вы делали после того, как закончили в тот день работу? Э.: Ничего. Б.: Но ведь что-то вы должны были делать. Что же именно? И снова пустой, наглый взгляд. Б.: Где находился пароход, когда у вас был выходной? Э.: Не имею понятия. Где-то на озере Роксен. Б.: Что вы делали после работы? Э.: Ничего, я ведь уже сказал. Б.: Но ведь что-то вы должны были делать. Вы находились в чьем-то обществе? Эриксcон пригладил сальные волосы на затылке. Вид у него был такой, словно он умирает от скуки. Б.: Подумайте. Что вы делали? Э.: О господи, да что все это значит? Неужели вы думаете, что на таком дурацком пароходе можно что-то делать? Играть в футбол, что ли? Да ведь мы же были посреди озера. Да на этой посудине не оставалось ничего делать, кроме как жрать и спать. Б.: В тот день вы были не один? Э.: Ага, с Брижит Бардо. Черт возьми, откуда мне знать, был я один или нет? Как я могу это помнить через столько месяцев? Б.: Ну хорошо, начнем сначала. Когда летом вы работали на пароходе «Диана», познакомились ли вы с каким-нибудь пассажиром или пассажирами? Э.: Ни с какими пассажирами я не разговаривал. Кстати, команда не имеет права вступать в контакт с пассажирами. Но дело не в этом, мне просто не хотелось. Банда спесивых туристов. Чихать я на них хотел. Б.: Как зовут вашего приятеля, который работал с вами на «Диане»? Э.: А зачем вам? В чем, собственно, дело? Мы ведь ничего не сделали. Б.: Как его зовут? Э.: Роффе. Б.: Имя и фамилия? Э.: Роффе Шёберг. Б.: Где он сейчас? Э.: На каком-то немецком судне. А где оно, не знаю. По мне, так оно может быть хоть в Куала-Лумпуре. Мартин Бек сдался. Он выключил магнитофон и встал. Эриксcон медленно, с трудом начал подниматься со стула. – Сидеть! – гаркнул на него Мартин Бек. – Будете сидеть до тех пор, пока я не разрешу вам встать. Он позвонил Ольбергу, и через пять секунд тот появился в дверях. – Встаньте! – сказал Мартин Бек и вышел из кабинета. Когда Ольберг вернулся к себе, Мартин Бек сидел за столом. Он посмотрел на Ольберга и пожал плечами. – Пойду поем, – сказал он. – Потом сделаю еще одну попытку. 15 На следующий день в половине девятого утра Мартин Бек распорядился привести Эриксcона в третий раз. Допрос длился два часа, и результат был таким же ничтожным, как после двух попыток накануне. Когда Эриксcон вышел из кабинета, подгоняемый молоденьким полицейским, Мартин Бек переключил магнитофон на воспроизведение и позвал Ольберга. Запись они прослушали молча, лишь иногда Мартин Бек нарушал молчание краткими междометиями. Спустя несколько часов они снова сидели в кабинете Ольберга. – Это не он, – сказал Мартин Бек. – Я в этом почти уверен. Во-первых, он не настолько ловок, чтобы притворяться. Он просто-напросто не понимает, что нам нужно. Думаю, что он нас не обманывает. – Возможно, ты окажешься прав, – сказал Ольберг. – И во-вторых, кое-что мне подсказывает так называемый здравый смысл и в чем я убежден. Мы ведь уже немного знаем о Розанне, так? Ольберг кивнул. – Так вот, я не могу себе представить, что она по собственной воле согласилась иметь что-то с Карл-Оке Эриксcоном. – Да, ты прав. Ей это нравилось, но далеко не с каждым. Но кто сказал, что она сделала это по своей воле? – Я говорю. Так должно было произойти. Просто она там с кем-то познакомилась и ей захотелось с ним переспать, а когда потом она поняла, что сделала ошибку, было уже поздно. Но это был не Карл-Оке Эриксcон. – Так-то оно так, но ведь все могло быть иначе, – задиристо возразил Ольберг. – Но как? В той маленькой каютке? Думаешь, кто-то туда ворвался и бросился на нее? Она бы сопротивлялась, кричала от страха, кто-нибудь должен был ее услышать. – Он мог угрожать ей. Ножом или пистолетом. Мартин Бек посмотрел на Ольберга и кивнул, затем быстро встал и подошел к окну. Ольберг не сводил с него взгляда.