Именно этот вопрос мучает меня, когда я провожу еще одно тщательное обследование местности. Но след действительно исчез, зрение, звук и запах, и я вынуждена признать свое поражение. Охваченная отчаянием, я поднимаю голову к небу. Из моего горла вырывается скорбный пронзительный вой. Я посылаю звук в лес вокруг меня, надеясь, что каким-то образом, где бы он ни был, мой брат мог услышать его и знать, что я иду за ним. Надеюсь, что он еще жив, чтобы услышать меня. Но сначала есть еще кое-кто, кого нужно спасти, и, по крайней мере, я знаю, где он. Я возвращаюсь к Уэслину, хромая после того, как колючка впивается мне в лапу. К счастью, помимо этого, я, кажется, невредима. Он там, где я его оставила: рухнул на лесную подстилку, белая рубашка в алых пятнах. Один, если не считать убитых людей вокруг него. Шерсть у меня на спине встает дыбом. Он тяжело дышит и опасно бледен, явно прилагая огромные усилия, чтобы молчать. Даже для моего слабого носа гнилостный запах смерти тяжело висит в воздухе. Всего я насчитала девять тел: у того, чей живот Элос разрезал своими рогами, с тех пор истек срок годности. С опаской я смотрю вверх сквозь щели в кроне, где над головой уже начали кружить стервятники. Черт подери. Когда Уэслин наконец замечает меня, его глаза значительно расширяются. Он выглядит испуганным, и я, честно говоря, не виню его. Мне нужно вытащить стрелу и оценить серьезность его ран. Чтобы сделать это, мне нужно снова превратиться в человека. Обычно я бы сделала это без раздумий – это просто еще одна форма, но по какой-то причине быть обнаженной перед ним внезапно кажется другим, и я обнаруживаю, что не хочу этого. «Не смеши, – огрызается голос в моей голове. – Ты нужна ему». Собрав волю в кулак, я подхожу к своему рюкзаку и сажусь рядом с ним, выжидающе глядя на него. Он закрывает глаза. Хотя мне ненавистна мысль о путешествии в платье, брюки, которые я порвала сегодня, были одни из двух пар. Насколько я знаю, поблизости может быть больше таких людей, и я не могу рисковать испортить второй набор. Еще раз убедившись, что его глаза действительно закрыты, я превращаюсь в человека, вынимаю шип из руки и быстро достаю нижнее белье и платье лавандового цвета из сумки. Мгновение спустя я стою на коленях рядом с Уэслином. – Дай мне посмотреть, – прошу я, пытаясь игнорировать настороженность в его выражении лица. Когда он не протягивает раненую руку, я сама тянусь к ней и осторожно вытаскиваю его другую, промокшую руку из-под древка стрелы. К счастью, отверстие близко к краю; похоже, оно прорезало больше жира, чем мышц. Боль, должно быть, ужасная, но все же ему повезло. Быстрый осмотр оставшихся разрывов на его одежде показывает, что другой порез немного выше колена, но этот, слава Богу, кажется достаточно неглубоким. Я должна продезинфицировать их, и я должна остановить кровотечение, но я не целитель. – Моя сумка, – говорит Уэслин сквозь стиснутые зубы. Я хватаю ее с земли и бросаю к своим ногам. Не решаюсь рыться в его вещах, но он не в состоянии сделать это сам, поэтому я откидываю крышку и заглядываю внутрь. Требуется некоторое время, чтобы найти то, что мне нужно. В конце концов я раскладываю кое-что из его вещей на земле: одежду, еду, книгу и дневник. Я оставляю коробку со звездной пылью там, где она есть; его травмы не выглядят достаточно серьезными, чтобы заслуживать использования любого из этих драгоценных запасов, и я не буду рисковать, если она попадет куда-нибудь, кроме как внутрь пакета. Наконец я достаю рулон бинтов и пузырек с дезинфицирующим средством, которые он использовал на мне. Там нет ни иглы, ни нитки, так что после того, как я выпущу стрелу, нам остается только надеяться, что достаточно плотная повязка остановит поток крови. Я не хочу думать о том, что произойдет, если что-то пойдет не так. – Я собираюсь вытащить это, – говорю я ему, указывая на стрелу и пытаясь звучать уверенно. Уэслин открывает рот, чтобы заговорить, но прежде, чем он успевает возразить или слишком долго зацикливаться на ожидании боли, я сжимаю древко в кулаке и ломаю его надвое. Принц яростно ругается и опускает голову, задыхаясь, когда я освобождаю кусочки. – Прости, – выдыхаю я. Так нежно, как только могу, я закатываю рукав, пока он не доходит ему до плеча. Мои пальцы покрыты его кровью, а я уверена, что мое лицо все еще покрыто кровью людей, которых я убила, и чувствую, как она начинает высыхать. Я тянусь за рубашкой, которую порвала, когда превращалась в рысь, и использую ее, чтобы вытереть область так чисто, как только могу. Это процесс, который не облегчается плавным разрезом. Когда я пропитываю нетронутый участок ткани дезинфицирующим средством, Уэслин заметно напрягается. – Не будь ребенком, – говорю я легко, надеясь успокоить его нервы. Затем я прижимаю ткань к его коже. На этот раз он не может сдержать стона. – Почти готово, – вру я, стараясь тщательно все убрать. Затем я туго обматываю его бинтами. К этому времени Уэслин, похоже, близок к обмороку. Я слегка шлепаю его по лицу, стараясь не зацикливаться на ощущении щетины, царапающей мою ладонь, отчаянно желая, чтобы он не оставлял меня одну на этой поляне. Еще нет. – Не засыпай, – говорю я, хотя не знаю, действительно ли это необходимо. – Просто… больно, – выдыхает он, медленно моргая. Над головой слоняются назойливые стервятники. Я осматриваю деревья в поисках движения, прежде чем применить ту же процедуру к ноге Уэслина, затем вытираю руки и в изнеможении откидываюсь назад. Теперь ничего не остается, кроме как ждать. Повязка на его руке немного промокла, но кровь еще не дошла до конца. Я надеюсь, что это знак, что кровотечение медленно останавливается. Уэслин ловит мой взгляд. – Элос, – хрипит он. Это имя словно лезвие в мой живот. Я качаю головой, жалея, что у меня нет еще одной раны, которую нужно лечить. Все, что угодно, лишь бы отвлечь меня от моей неудачи в спасении брата. – Я потеряла его, – говорю я. Это выходит чуть громче шепота. – Он что?.. – Я не знаю! – восклицаю я со слезами на глазах. Я скрещиваю ноги и закрываю лицо красными руками. – Я не знаю. Я потеряла след. Птичий крик пронзает воздух, и я позволяю себе еще несколько ударов сердца, прежде чем снова поднять взгляд к небу. – Ты беспокоишься… о них? – спрашивает Уэслин, неопределенно указывая на птиц. – Не они. – Я наблюдаю, как он морщится, когда хватается за ногу, и понимаю, что мы пока никуда не идем. – О том, что еще могло их видеть. Некоторое время мы сидим в тишине. Очень медленно звуки леса снова начинают всплывать на поверхность: существа, выходящие из укрытий после того, как беспорядки рассеялись. Никогда в своей жизни я не чувствовала себя такой совершенно одинокой. – Рора. Я поднимаю залитое слезами лицо. Уэслин изо всех сил старается держать глаза открытыми. – Прости, но… Я думаю… Я сейчас упаду в обморок. Я выдыхаю воздух и почти невольно улыбаюсь, разрываясь между желанием вытрясти из него жизнь или поцеловать его. – Все в порядке. Ложись и закрой глаза. Он делает, как я говорю, оставляя меня осматривать окрестности в поисках любых признаков движения. Разведать и напрячь мозги, чтобы найти подсказки, куда эти люди могли увезти моего брата. Мои пальцы сжимают юбку моего платья, и моя голова резко вскидывается. Бросив взгляд на Уэслина, чтобы убедиться, что он не наблюдает, я осторожно подхожу к рюкзаку Элоса и опускаюсь рядом с ним. Мои глаза наполняются слезами, когда я перебираю его одежду, рубашки, которые он, возможно, никогда больше не наденет. Прекрати. Он все еще жив. Конечно, должен быть. Мои пальцы касаются свободного пергамента. Как можно деликатнее я извлекаю сложенную бумагу, за которую цеплялись руки Элоса во время переправы через реку, и возвращаю ей первоначальную форму. Это Финли. Финли, написанный черными чернилами, рисунок, вырезанный из листовки. Растрепанные волосы падали ему на лоб, скулы выделялись на овальном лице. Он стоял, якобы отступая, когда мог без боли, и все же слегка сутулясь, несмотря на официальный наряд. Я провожу кончиком пальца по сшитому на заказ костюму и жилету под ним. Финли бы это не понравилось, но я все равно улыбаюсь. Он был здоровее, когда создавался этот портрет. Нетронутый близостью смерти. При мысли об Элосе, цепляющемся за этот портрет, мне снова хочется спрятать лицо в ладонях. Я не могу потерять его. Я не потеряю его. Но сейчас его здесь нет, а Финли – всего лишь картинка, и дыхание Уэслина стало глубже во сне. Я одна в этом злом лесу, в компании только своих мыслей и мертвых. Мозговые овцы прибывают быстрее, чем я ожидала. Светло-коричневая шерсть, белые ягодицы, массивные рога, загибающиеся по обе стороны головы, которые могли бы раздавить череп человека одним ударом. Сборщики падали из Долины, охотящиеся за костями, чтобы укрепить свои рога. Тела людей Эрадайна все еще разбросаны там, где они упали. К счастью для нас, или, возможно, это признак ослабления Долины, здесь всего две овцы. Мне удается отпугнуть их в облике рыси, прежде чем Уэслин приходит в себя. – Мы должны двигаться, – говорю ему, выводя его из оцепенения, как только они уходят. Я протягиваю темно-синюю рубашку на пуговицах из его сумки. – Надень это. Уэслин не спорит и не требует объяснений, почему я снова роюсь в его вещах. Вместо этого он принимает предложение и пытается переодеться одной рукой, в то время как я проявляю внезапный интерес к своим запасам еды. Перебираю фрукты, когда он протягивает мне испорченную рубашку. – Оставь здесь, – говорю я, указывая на землю. – Ты можешь встать? Он сбрасывает рубашку и поднимается на ноги, перенося большую часть веса на здоровую ногу. – Не так больно, – объясняет он, когда замечает мой взгляд. – Просто не хочу давить, на случай если она снова начнет кровоточить. Пытаюсь оценить его состояние, не в силах определить, лукавит он или нет. По крайней мере, голос Уэслина звучит сильнее. – Тогда все в порядке. Пойдем. Я кладу его вещи обратно в сумку и перекидываю ее через плечо, игнорируя его протесты. Я также хватаю сумку Элоса, так как она ему определенно понадобится, когда мы его найдем. Вес трех упаковок почти больше, чем я могу выдержать, но я веду нас в том направлении, в котором я бежала раньше без жалоб. Я иду по следу, по которому шли люди, когда они украли моего брата. Мы едва делаем сотню шагов, как Уэслин, пошатываясь, натыкается на дерево. – Прости, – бормочет он, тяжело дыша. – Просто нужно немного отдохнуть. Разрываясь, я перевожу взгляд с пути вперед на Уэслина. После краткого раздумья я принимаю решение. – Мы остановимся здесь на ночь. – Нет, давай продолжим. – Все в порядке, – уверяю я его. – Мы отошли достаточно далеко от тел. Мы должны быть в безопасности. Еще одна ложь, но что мне делать? Он даже ходить не может. Он смотрит на меня так, словно знает, что я лгу, но не настаивает на этом дальше, просто опускается на землю прямо там, где стоит. Я кладу рюкзаки рядом с ним и осматриваю местность в поисках любых следов животных или логовищ змей. Когда я убедилась, что нам ничего не угрожает, я принялась разводить небольшой костер, а затем достала из своего рюкзака немного сушеного мяса и хлеба. Уэслин на некоторое время отключается, и к тому времени, как он приходит в себя, небо уже темнеет. – Выпей немного воды. И поешь, – приказываю я. Он немного ворчит, но делает то, что я говорю. Я бы хотела, чтобы у меня все еще был этот кошачий язык, чтобы уменьшить боль, но наши запасы давно закончились, и я не помню, как он выглядел, чтобы отправиться на поиски. – Этот звук, – говорит он, откусывая кусочек сушеного мяса и кивая в сторону слабых хлопков, как будто палочки ломаются на куски. – Наверное, просто какие-то белки роются в поисках еды.