– Я согласна с Уэслином, – говорю наконец. – Мы спасем Элоса и ваших друзей, которые были захвачены в плен, и вернемся в Тилиан. И тогда нам придется вернуться за остальными с бо́льшими силами. – Я не упоминаю о том, чтобы принести звездную пыль страждущим, так как, насколько я знаю, Йена может попытаться украсть ее у Уэса, чтобы помешать нам спасти больше людей. Заклинатели шаркают ногами. – Что такое? Коротышка, которая, кажется, здесь главная, чуть опускает подбородок. – Мы не можем помочь вам в этом поиске. У меня отвисает челюсть. – А как насчет твоих друзей? Я видела там несколько человек. В клетках. А как насчет Энди? Паредон бросает взгляд на своего лидера. – Ферен… – Нет. Вы хотите, чтобы мы начали атаку без плана и без достаточного количества бойцов, чтобы представлять угрозу. Мы не можем замаскироваться так, как вы. Я делаю шаг вперед. – Я не говорила… – Ты не подумала. Если мы потерпим неудачу, а в таком количестве мы потерпим неудачу, что помешает им разрушить остальную часть нашего дома, как они разрушили ваш? Возможно, вам не за кого беспокоиться, кроме себя, но я беспокоюсь, и не стану рисковать. Мои ногти превращаются в когти, и я не прилагаю никаких усилий, чтобы отбить их. – Они уже захватывают ваших людей одного за другим. Решите вы рискнуть или нет, они придут за вами. Это угроза для всех, рожденных в лесу. Это слово странно звучит у меня на языке, но я могу сказать, что оно имеет значение для них, поэтому я все равно произношу это. Такие люди, как вы и мы. Команда. Мысль об этом растягивается и оседает глубоко между моими ребрами, пробуждая проблеск тепла, несмотря на обстоятельства. Несколько долгих мгновений мы смотрим друг на друга, Ферен изучает мои когти, а я оцениваю оружие у нее на спине. Наконец, она мотает головой, призывая остальных собраться вокруг нее. – Я благодарю вас за информацию и желаю вам удачи с вашим братом, – говорит она, один раз опустив подбородок. – Мы расскажем нашему клану о том, что ты узнала. Пойдемте. Группа отступает в лес, один или двое из них оглядываются по пути. Паредон задерживается на несколько минут дольше, явно разрываясь между тем, чтобы остаться и подчиниться. – Мне жаль, – тихо говорит он. – Я хотел бы помочь тебе. Бросив последний, полный муки взгляд, в конце концов он тоже исчезает из виду. Мы одни. Конечно, это знакомое, ужасное место, в котором я привыкла находиться, но все равно больно. Разминая пальцы, подумываю о том, чтобы последовать за ними, чтобы сделать еще одно обращение, когда Уэслин встает передо мной, тяжело опираясь на здоровую ногу. Он кивает один раз. – Так какой у нас план? Благодарность пульсирует внутри, облегчая обычный клубок одиночества и разочарования. Слегка расправив плечи, я замечаю серьезность его выражения, отсутствие заботы о помощи, которую мы могли бы получить и потерять. Даже раненый, он все еще здесь. И я тоже. Я складываю руки перед собой. – Тебе это не понравится. В моем обратном полете через холмы нет ничего от обычной радости. Я скольжу высоко над полосой желто-коричневого цвета, тень мести скользит по земле внизу. Как я и предсказывала, Уэс был категорически против этого плана. Он хотел подольше понаблюдать за лагерем, учесть как можно больше переменных. Обычно я бы согласилась, но он не видел клетки так, как я. Он не чувствовал, как смерть и отчаяние висят над этим местом, словно вуаль. Нет времени для дальнейшего планирования. Я захожу сверху, устремляю взгляд на сторожевую башню и осматриваю крышу в поисках места для посадки. Черепица лежаит гладко и ровно, но на небольших гребнях по всей длине есть выступы. Я быстро снижаюсь, как охотник, но спускаюсь только, когда нахожусь над башней. Мои когти цепляются за опору, и я надеюсь, что это большее, чем просто камешек, сброшенный с гор. Я редко видела Уэса таким злым, когда я сказала ему, что он должен остаться. Его реакция меня не удивила; теперь понятно, как сильно он ненавидит чувствовать себя бесполезным. Однако я не чувствую никакой вины. О его участии не могло быть и речи. Раны помешали бы ему хорошо сражаться, если бы дело дошло до боя, и у него нет возможности замаскироваться, как у меня. Стараюсь не думать об этом, поэтому сосредотачиваюсь на соседней лестнице в задней части башни. Она должна вести ко входу. Осмотрев окрестности, чтобы не пропустить приближение врага, я приземляюсь на перила. Множество окон расположено на стенах башни, а это значит, что теперь я на виду у всех, кто находится внутри. Я сразу же падаю на платформу, превращаясь в мышь как раз перед тем, как приземлиться. Глупая. Тебе нужно было придумать что-нибудь получше. От удара у меня стучат зубы, но, по крайней мере, все произошло довольно тихо. Я жду несколько секунд, напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли встревоженные голоса или торопливые шаги. Тишина. Дверь находится как раз напротив лестничной площадки наверху. Отсюда действительно можно проползти, так как под ней есть большая щель, в которой достаточно для этого места. И все же мои лапки словно приросли к полу. Я делаю большие глотки воздуха в свои крошечные мышиные легкие. Здесь нечего подсчитывать, никаких деталей, которые я могла бы опознать достаточно подробно, чтобы успокоить свои нервы. Передо мной только факты и нарастающий гнев, крепко прижатый к груди. Я не знаю, сколько солдат в башне. Я не знаю, насколько хорошо сработает мой план и будет ли он вообще успешным. Но я знаю, что могу сделать, особенно если я кому-то понадоблюсь. И Элос нуждается во мне. Я заползаю под дверь, прямо в угол, и неподвижно прижимаюсь к стене. Здесь всего три человека. Вероятно, у меня хорошие шансы. Все сидят за небольшими столами, стоящими у дальних окон. Я не могу уловить запах металлических лезвий; это означает, что скорее всего они безоружны. Большая часть комнаты выглядит довольно пустой. Мне придется действовать быстро. Используя колебания в воздухе, я нахожу самого большого, сидящего слева у окон, выходящих на клетки. Элемент неожиданности даст мне только мгновение, так что лучше всего сначала убрать его. Прижимаясь к стене, я топаю по углам комнаты, пока не оказываюсь под его столом, в неудобной близости от его засаленных ботинок. Мое тело дрожит. Я даю себе еще минуту, чтобы успокоить дыхание. Затем выхожу из-под стола и обращаюсь. Мой кулак врезается ему в лицо сбоку, прежде чем он успевает среагировать. Его тело, шатаясь, падает со стула на пол, как раз в тот момент, когда двое других охранников сторожевой башни вскакивают на ноги. Открыто таращась, они тянутся за оружием, которого там нет, когда я бегу к ним, чувствуя силу мышц, которые я приобрела, перейдя в форму человека, которого я только что вырубила. Первый довольно маленький и требует, чтобы я замерла, но удар в грудь валит его на землю. Я готовлюсь нанести еще один удар, когда замечаю летящий в мою сторону предмет. Не раздумывая, мое тело сжимается в ястреба и отклоняется назад, крылья отчаянно хлопают, вне досягаемости деревянного стула, теперь сломанного на полу. Хотя маленький запыхавшийся мужчина, которого я только что сбила с ног, изо всех сил пытается подняться на ноги, женщина, которая направила стул, требует немедленного внимания. Она направляется к какому-то хитроумному устройству, вмонтированному в стену. Я бросаюсь вперед, прежде чем она успевает поднять тревогу, снова превращаюсь в человека и опрокидываю нас обеих на пол. Она мгновенно откатывается в сторону, отталкивая меня, и вскакивает на ноги. Я хватаю ее за лодыжки и дергаю, снова опуская на землю, а затем бью кулаком в горло, прежде чем она успевает выпрямиться. Это рискованный шаг; я могу только надеяться, что это не убило ее. К настоящему времени мужчина поменьше успешно поднялся на ноги, но его страдающие легкие и вид его товарища, теперь дублированного, обнаженного, перед ним, достаточно отвлекают. Минуту спустя он присоединяется к двум другим, валяющимся в бессознательном состоянии. Я самодовольно улыбаюсь своей небольшой победе. У людей нагота может быть таким же оружием, как ноги и кулаки. Тяжело дыша, я возвращаюсь в свою естественную форму и рассматриваю его более внимательно, мой момент легкомыслия уже ускользает. Он молод, теперь, когда я действительно смотрю на него. Наверное, ненамного старше меня. Интересно, какая у него семья и знают ли они, что он здесь. Интересно, как его зовут? Я рада, что имя мне незнакомо. Я качаю головой, разбрасывая осколки, как листья на ветру. Я не могу позволить подобным мыслям отвлекать меня. Он достаточно взрослый, чтобы знать, что делает. Я быстро изучаю три варианта, стоящие передо мной, прежде чем остановиться на нем. Двигаясь быстро, но методично, я меняю черты лица, пока не становлюсь точной копией юноши: ниже ростом, короткие пальцы, глаза цвета моря, густые черные волосы, коротко подстриженные по бокам. Я также делаю свои голосовые связки толще; все, что мне нужно сказать, – это пара предложений, но я думаю, что мой голос достаточно близок, чтобы пройти. Затем я снимаю с него униформу, делая несколько последних изменений прежде, чем одеться: более густые волосы на руках, более широкие бицепсы, приземистый торс. Форма темно-синяя, цвета неба между сумерками и полуночью. Широкие короткие рукава накрахмалены и довольно туго обтягивают мои руки. Я заправляю рубашку в брюки, добавляю ремень и заканчиваю черными носками и туфлями. Затем я сверяю свою работу с двумя все еще одетыми охранниками, чтобы убедиться, что я все сделала правильно. Мой взгляд снова падает на неподвижную фигуру мальчика, личность которого я украла. Я знаю, что должна убедиться, что никто из охранников не сможет поднять тревогу до того, как я освобожу Элоса. Он не проснулся этим утром, думая, что это будет его последнее утро, и, конечно же, дома его ждет по крайней мере один человек, кто-то, кто его любит. Я не хочу быть убийцей. Помню, как Уэслин сказал: «Я не думаю, что кто-то должен становиться убийцей». Логика побеждает. Приказывая себе не колебаться, я душу их всех дрожащими руками, пока их сердца не перестанут биться. Затем я вытираю ладони об униформу, и меня рвет на стену. На твоих руках смерть. – Мне жаль, – шепчу я трупам, сдерживая прерывистое рыдание. Пожалуйста, удача, никогда не облегчай мне это. Бросив взгляд в окно, чтобы убедиться, что Элос все еще в камере, я выскальзываю из комнаты в башне. «Не думай о них. Сосредоточься». Я спускаюсь по скрипучей деревянной лестнице, желая, чтобы в ближайшее время не было смены караула. К сожалению, у меня нет возможности понаблюдать, как двигается этот мальчик. Судя по разнице в возрасте между ним и двумя другими, я предполагаю, что он более младшего ранга. Тем не менее его роль – похититель, а не пленник, поэтому он не может быть слишком неуверенным. Пробираясь от основания лестницы к двойным дверям напротив первого ряда клеток, я останавливаюсь уверенно, но при этом не стремясь привлекать к себе внимание. Никто не преграждает мне путь, когда я прохожу через двери. В коридоре несколько человек, все они одеты в ту же военную форму, что и те, что были в башне. Я целеустремленно шагаю ко второй комнате справа. Вот куда отправился солдат, которого я выследила в первый раз в этом зале, после того как повозилась с ящиком ключей на стене, и, хотя я не уверена, что ключ от этого ящика внутри, по крайней мере, с этого можно начать. Прежде чем подойти к нему, я прохожу мимо другой комнаты, на самом деле больше напоминающей огромный шкаф. Ее дверь широко распахнута, здесь хранится коллекция всевозможных инструментов: прутьев, веревок, факелов, сеток. Мои губы сжимаются до боли. Я могу догадаться, для чего они нужны. Магия способна наделить большинство заключенных уникальными возможностями, но она не дает им повышенной силы против грубой силы или возможности вырваться из запутанной массы веревок. Вторая комната, которая теперь, когда я ее ясно вижу, чем-то похожа на комнату отдыха. Она, как и раньше, полна мужчин и женщин. Никто из них не замечает моего присутствия, когда я вхожу, но, думаю, это ненадолго. Я также не вижу ни одного человека с магической болезнью, несмотря на запах, который уловила раньше. Опустив голову, я иду по краю комнаты, прослеживая путь, который прошел предыдущий солдат, прежде чем я потеряла его из вида. Осматриваю каждого человека, опустив глаза, в поисках любых признаков болезни. Здесь нет закрытых ушей или страдальческих выражений. Никто из людей не лежит на полу, пытаясь сохранить помутившийся рассудок с помощью воли. В этом нет никакого смысла. Если бы магия, которую я учуяла, исходила от человека, кто-то здесь должен был умереть. Если только источник не является оборотнем. Хриплый смех привлекает мое внимание, и я следую за повернутыми головами и хлопающими руками к очевидному источнику шутки: знакомому лицу в противоположном углу комнаты. Короткие темные волосы, широкие плечи – это один из мужчин, которых я спасла от кэгара, тот, кто пытался поднять меня на ноги, когда я была парализована. Тот, которого я полоснула когтями, чтобы убежать. Он просто… сидит там. Ни с кем не разговаривает, по-видимому, равнодушен к тому, чтобы быть объектом насмешек. Только сидит, глаза расфокусированы. Может быть, он и тот самый, но выглядит таким же здоровым, как и все остальные. У меня нет времени размышлять об этом дальше. Я достигаю конца второй стены и замечаю небольшую доску, установленную над прилавком. Доска выложена рядами крючков и ключей. С трудом веря в свою удачу, я делаю один шаг, потом другой, потом еще один, пока не оказываюсь лицом к доске. – Олин, ты что, оглох? Я подпрыгиваю от неожиданности, когда голос звучит прямо справа от меня. Я слышала, как кто-то звал Олина, но понятия не имела, что это предназначалось мне.