Теперь, когда он снаружи, а я внутри, реальность того, что ему нужно сделать, кажется, доходит до него. Он упирается пятками. – Рора, я не могу позволить тебе сделать это, – говорит он. – Я не могу… – Уэслин находится в лесу, за холмами, слева от лагеря. Найди его и продолжай двигаться к реке, хорошо? Собаки не смогут выследить вас, если вы пересечете границу. – Рора! Я не даю ему еще одного шанса возразить. Вместо этого толкаю его назад, поворачиваю ключ в обоих замках и бросаю ключ от его клетки, моей клетки, так далеко в деревья у подножия гор, как только могу. И захлопываю ворота. Двадцать третья глава Как только Элос уходит, я бросаюсь в угол клетки, взъерошивая свои волосы, приводя их в беспорядок. У меня нет синяков и только половина грязи, но сейчас с этим ничего не поделаешь. Надеюсь, мои похитители решат, что оборотни быстро исцеляются. Я стараюсь не думать о пораженном лице Элоса и вместо этого представляю его далеко отсюда, убегающим по открытой местности, где никто не видит. Несколько человек спешат ко мне вдоль ряда клеток. Я обмениваюсь быстрым взглядом с Энди, которая открыто пялилась, прежде чем снова повернуться к бетону под моими ногами. Как долго она была здесь пленницей? Интуиция подсказывает мне, что она меня не выдаст, но лучше на всякий случай заручиться ее преданностью. – Я знаю твоего кузена Паредон, – говорю я ей тихим голосом, рискуя бросить последний взгляд краем опущенных глаз. Шок ясно написан на ее лице, но, к счастью, у нее хватает ума отвести взгляд. Прибыли полицейские в форме; их должно быть не меньше полудюжины. Один из них поспешно проверяет пульс Каллена, прежде чем крикнуть в ответ: – Он все еще жив, командир. Исчезли непринужденные ухмылки, расслабленные конечности и непристойный юмор комнаты отдыха. Солдаты, или кто бы они ни были передо мной, стоят по стойке смирно, плотно сжав губы, не сводя глаз с кого-то, кто быстро двигается впереди группы. Все в нем говорит об авторитете: нашивки и значки на его униформе с красным акцентом, то, как другие расступаются, чтобы пропустить его, манера держаться, сила, с которой его холодный взгляд теперь пронзает меня. – Вы несете ответственность за это? – говорит он, указывая на тело в траве. Это утверждение, а не вопрос. Я в замешательстве хмурюсь и ничего не говорю. – Что здесь произошло? – вновь требует он. – Говори, или я отрежу тебе язык и покончу с этим. Снова смотрю на упавшего человека, который, скорее всего, оживет в любой момент. – У него был какой-то припадок. Больше я ничего не знаю. Я не целитель. На потемневшем от солнца лице командира бушует буря. – И все же твои собственные раны зажили довольно хорошо. Я не отвечаю. – Он не мог прийти один. Кто был с ним? – спрашивает коммандер, поворачиваясь к своим солдатам. На мгновение воцаряется тишина. Затем один говорит: – Кто-то был похожим на Олина. – Олин, – повторяет командир, маршируя, чтобы сунуть лицо на длину пальца перед человеком, который ему ответил. – Олин в настоящее время лежит голый и мертвый в заброшенной башне! Солдат слегка бледнеет. – Итак, – продолжает командир, возвращаясь к моей клетке. – Один Олин находится в башне. Другого видели прогуливающимся по территории. Солдаты, кажется, затаили дыхание в наступившей тишине. – Кто позволил другому оборотню проникнуть в лагерь? Никто не отвечает. Их страх становится ощутимым, когда они начинают посматривать друг на друга, как будто не уверены, кто из них может быть самозванцем. – Эта база заблокирована, – объявляет командир, стирая мои кости в пыль. – Все явятся в мой офис для допроса. Если кто-то попытается сбежать, хватай лук и стреляй на месте. Он немедленно вызывает шестерых мужчин и женщин, выкрикивая вопросы, которые для меня бессмысленны. Я полагаю, что их ответы удовлетворительны, потому что через некоторое время он отправляет их охранять тюрьму. Теперь осталось трое, вместе с одним, находящимся без сознания. Уходи. Пожалуйста, уходи. Прошу. – Но тебе не удалось вырваться, не так ли? – размышляет вслух командир с каким-то злорадством, не сводя с меня глаз. – Или, может быть, за тобой вообще не пришли. Именно. Так и есть. Я прячу руки за спину. Он ждет реакции, но я никак не реагтирую на его слова. Я хорошо разбираюсь в масках. – Скажи мне, оборотень, где другой? Почему он здесь? И снова я молчу. – Вытащите его. Командир держит ключ, которым кто-то отпирает мои двери. Мое сердце колотится так громко, что может разбудить мертвого. Я не знала, что там будет ключ. Мне нужно, чтобы они оставили меня в покое, чтобы я могла исчезнуть. Мне нужно… Но двери открыты, и трое оставшихся солдат хватают меня за руки и грубо поднимают на ноги. Кажется, им противно прикасаться ко мне, но их хватка остается твердой, когда они больно выкручивают мне руки и толкают мое тело вперед. Я пытаюсь упереться пятками, но под ногами только гладкий камень, мои ноги не могут зацепиться. Слишком быстро мы выходим из клетки и стоим перед командиром. Он удерживает мой взгляд в течение нескольких секунд. Затем он опускает кулак мне в живот, совершенно без предупреждения. Мой торс пытается сложиться сам по себе, но солдаты продолжают держать меня за руки. Все, что я могу сделать, это стоять там, хрипя и смаргивая слезы. Боль ошеломляющая. Командир наблюдает за мной с холодной оценкой, изучая эффект своих действий. Затем он снова бьет меня. На этот раз я действительно падаю на землю; мои похитители слегка ослабили хватку, возможно, истолковав мое молчание как неспособность сопротивляться. Командир наклоняет голову. – Мне казалось, что к этому времени ты уже понял бесполезность сопротивления. Давление нарастает за моими лопатками, царапающее, настойчивое. Но я не могу обратиться и убежать, не со столькими врагами вокруг. Командир только что отдал приказ, а территорию уже заполонили солдаты с арбалетами наготове. Скорее всего, я долго не протяну. Не на таком расстоянии. Не тогда, когда нет корней, о которые можно споткнуться, или деревьев, за которыми можно спрятаться. Нет, я должна подождать, но мне потребуется вся моя сила воли, чтобы расправить крылья. – Ну, а теперь, – говорит командир, присаживаясь на корточки передо мной, не обращая внимания на мое неровное дыхание. – Я собираюсь спросить тебя еще раз. Что ты знаешь о другом оборотне? Нарастающее онемение и ослепляющая боль в животе блокируют большинство других мыслей. Мне нужно отдышаться, но мои легкие, кажется, не могут набрать достаточно воздуха, и я уверена, что меня стошнит от напряженияи паники. В ответ я плюю на ботинки командира. Он резко встает. – Уведите его. Мужчины пытаются силой поднять меня на ноги, но мои ноги больше не выдерживают моего веса. Я все еще держусь за свой человеческий облик, но в тот момент, когда один из охранников приставляет нож к моей спине, битва проиграна. Мое тело сжимается, крылья расправляются, и я взмываю в воздух со всей силой, на которую способна. Руки сжимают мои ноги и тянут меня обратно вниз, несмотря на каждый мощный толчок моих крыльев. Я извиваюсь и кричу, стремясь проколоть их кожу своими когтями, а затем ткань падает мне на голову. Мое зрение затуманивается, и мир погружается во тьму. Я моргаю. Раз. Два. Резко освещенные белые стены обжигают мои радужки, и я склоняю голову к груди, пытаясь совершить небольшой подвиг, подергивая пальцами. Я обнаруживаю, что кости вместо этого растягиваются в крылья, и смутно мне приходит в голову, что я все еще в форме ястреба. Я поправляю свою хватку на заимствованной материи и снова превращаюсь в человека, к счастью, имея необходимые средства, чтобы принять форму Элоса, а не свою собственную. Мои конечности чувствуют себя разбитыми там, где они лежат, свернувшись калачиком на полу, и боль пронзает мой череп безжалостным ритмом. Ничто из этого не меняет того факта, что мне нужно оценить, где я нахожусь, поэтому я прижимаю ладони к холодной плитке и выпрямляюсь. Комната, где я нахожусь, маленькая, с гладкими стенами и не такая светлая, как показалось при пробуждении. Замешательство смешивается с тревогой, когда я понимаю, что здесь нет окон, через которые можно было бы проверить положение солнца. Не видно никакой мебели, кроме масляных ламп, ночного горшка, тонкого шерстяного ковра и двух стульев с изогнутой спинкой, обтянутых тканью. Все остальное – холодный камень и стены; выхода нет, кроме двери, через которую мы, должно быть, вошли. Кто-то сложил одежду у одной из стен. Поскольку паника не поможет, я пересекаю комнату и натягиваю фиолетовый топ и свободные черные брюки. Ткань удивительно мягко прилегает к моей коже. Я не ожидаю, что дверь поддастся от моего прикосновения, но все равно дергаю за ручку, поджимая губы, когда замок дребезжит от моих напрасных усилий. Разминая затекшие мышцы, я обхожу комнату по периметру, выискивая любую щель, в которую я могла бы проскользнуть, как мышь. Я снова и снова смотрю в углах и на полу. Там ничего нет, и я понятия не имею, как долго я здесь нахожусь. Я ударяю ладонью по стене, и дверь распахивается. Испытывая волну головокружения, я прислоняюсь спиной к камню, баюкая ноющую руку. Мне требуется пара мгновений, чтобы сфокусировать зрение. Невысокий мужчина, держащий поднос с едой, переступает порог, два здоровенных охранника быстро заполняют щель в дверном проеме позади него. Оба держат заряженные арбалеты, нацеленные в мою сторону. Черные стрелы торчат из колчанов, пристегнутых к их поясам, те же самые, что проделали ужасную дыру в руке Уэслина.