– Дай мне минутку, – говорит он, доставая пару томов с полки. Пролистав их, он бросает книги и присаживается на корточки рядом с нижними полками. В следующий раз, когда он достает книгу с полки, деревянный диск падает на пол. Мы с Элосом бросаемся к нему как раз в тот момент, когда Уэслин глубоко вздыхает. – Он жив, – сообщает принц, изучая деревянный диск на мгновение дольше, прежде чем передать его мне. Тусклая, отшлифованная сфера достаточно мала, чтобы поместиться в моей ладони, она покрыта множеством цифр и линий. Я не понимаю. – Это календарь, – объясняет Уэс, видя мое замешательство. – Я сделал его для брата, давным-давно. Он нашел рисунок в книге. – Как это доказывает, что он жив? – требует Элос, хватая диск и поднося его близко к лицу. Уэс слегка улыбается. – Оно датировано пятью днями ранее. И он оставил это для меня, чтобы я нашел. Я беру у него книгу-победительницу и читаю обложку. У водоплавающих птиц Низинных озер Страны. – Это книга о птицах, – раздраженно говорит Элос. – Водоплавающая птица, – поправляет его Уэслин. – У – это для Уэса. Мое внимание переключается на книги, разбросанные по полу. Все они начинаются с одной и той же буквы. – Тогда почему вы выбрали именно эту книгу? – спрашиваю я. – Низовья. Он поехал на юг? Может быть, в каком-нибудь месте поближе к воде? – Долина? – Элос подсказывает. Каждый из нас на какое-то время замолкает. – Давай, – говорит Уэслин, немного приободрившись. – Мой отец оставил бы инструкции. Ухватившись за эту нить надежды, он снова ведет нас вглубь замка, на этот раз медленнее. В его походке появилось новое чувство цели; миссия и послание Финли дали ему что-то, за что можно зацепиться. Он ведет нас вниз по парадной лестнице на первый этаж, его ботинки звонко стучат по мрамору. Я не понимаю, куда мы направляемся, пока мы почти не достигаем цели: тронный зал. В отличие от большинства других входов, с которыми мы сталкивались, двери в холл широко распахнуты. Именно этот факт, больше чем что-либо другое, вызывает тревожные звоночки в моей голове. Астра скулит и резко останавливается. – Уэс… – Зал совета находится сразу за этим залом, – уверенно перебивает он. – Там сзади есть дверь. Но это не моя забота. Эти двери редко остаются открытыми. Я ускоряю шаг, пока не оказываюсь на несколько шагов впереди него и не достигаю входа первой. Это зрелище поражает меня, как камень в живот. Не знаю, чего я ожидала, но это еще хуже. Гораздо хуже. Тошнота сжимает мое горло, когда я поворачиваюсь, отчаянно пытаясь помешать своему другу увидеть. – Уэс, прекрати, – я придаю своему голосу столько авторитета, сколько могу. – Почему? – Пожалуйста. Не смотри. Пожалуйста. Второе «пожалуйста» застает его врасплох, и он колеблется, пытаясь прочесть то, что скрывается за моим выражением лица. – Что происходит? – спрашивает Элос, не обращая внимания на мое предупреждение, как Уэслин. Он проходит прямо в тронный зал. И останавливается. Теперь Уэс больше не может сдерживаться. Явно встревоженный, он подходит ко мне и сталкивается с тем, от чего я так отчаянно хочу его оградить. Зал пуст, если не считать пары посеребренных тронов, установленных на возвышении в дальнем конце. Голова короля Жерара установлена на столбе между ними. Уэс пристально смотрит. Он смотрит так долго, что у меня возникает искушение силой отвернуть его лицо. Но я боюсь прикасаться к нему. И из-за того, что он не отводит взгляд, я тоже чувствую себя обязанной посмотреть правде в глаза. Коричнево-серебряные волны, венчающие голову короля Жерара. Загорелые щеки, когда-то румяные от жизни, теперь тусклые и бледные. Хрустальные глаза, смотрящие в никуда. Губы слегка приоткрыты, как будто из них все еще исходит дыхание. Астра проскальзывает в холл и прижимается к ноге Уэслина. Я не понимаю. Не вижу в этом смысла: как судьба может быть такой жестокой, как раз когда мое измученное сердце начало исцеляться. Король Жерар всегда был добр ко мне. Он предложил Элосу и мне защиту, даже после смерти своей жены, и относился ко мне как к важному человеку, а не как к предвестнику гибели. Более того, у него были все возможности использовать власть, дарованную ему королевской кровью, но он не воспользовался этим. Он был хорошим королем. «Иди спокойно, сынок». Эти слова эхом отдаются в моей голове, снова и снова, словно коса, прорезающая поле скорби. Последнее благословение отца, которому суждено было умереть. Я не могу не задаться вопросом, не так ли выглядела моя мать, когда ее первый муж пронзил ее голову на стене своего замка. В каком-то смысле я благодарна, что не знаю этого. Нет воспоминаний, к которым можно было бы обратиться, нет зрелища, которое преследовало бы меня до конца дней, наряду со смертью отца. Но то же самое не относится к Уэсу. Я встаю перед ним, почти идеально подхожу по росту, загораживая вид на его отца. Кажется, он меня даже не видит. – Теперь ты можешь остановиться, – мягко говорю я. Элос идет вниз к концу коридора. Понятно, что он собирается изучить две таблички, которые были прибиты там, по одной на спинке каждого трона, но я не слежу за братом. Челюсть Уэса стиснута с такой силой, что я боюсь, он ее сломает. Он не замечает моего присутствия, но в уголках его глаз собираются слезы. Я подозреваю, что он хотел бы, чтобы я отвернулась, но мне не хочется поворачиваться к нему спиной. Я не хочу, чтобы он хоть на мгновение почувствовал, что он один. Поэтому вместо этого я наблюдаю за дрожащей кожей, быстро моргающими глазами, за огромными усилиями, которые он прилагает, чтобы не развалиться на части. – Здесь. Это Элос. Взгляд Уэса прикован к нему, так что я позволяю себе сделать то же самое. Он протягивает один из плакатов, на котором несколько строк текста нацарапаны на пергаменте большими жирными буквами: «Король Жерар Данофер, правитель Тилиана, был признан виновным в связях с двумя оборотнями и заговоре против союзного короля. Как оскорбление его народа и прямое нарушение условий его союза с королем Джоулом Холвортом, правителем Эрадейна, эти действия караются смертной казнью. Пусть эта казнь послужит предупреждением всем, кто таким образом унизит себя и свое королевство». – Я в это не верю, – шепчу я, после того как мы все прочитали сообщение. Мой брат внимательно наблюдает за Уэсом, затем поворачивается ко мне. – Есть еще и это. Он поднимает второй кусок пергамента. Это записка, адресованная нам. «Для детей Мариэллы. Да, я знаю, кто вы такие. Мы не встретились и не расстались по-дружески, но я хотел бы это исправить. Если вы вернетесь в Роанин и увидите это, я прошу вас приехать в Ораес, чтобы мы могли лучше понять друг друга. Я бы хотел, чтобы вы мне многое рассказали, и есть многое из того, что вам следует знать. Дж. Холворт». Я сжимаю переносицу пальцами, внезапно на меня накатывает ужасная усталость. – Он же не серьезно. – Что он имеет в виду, говоря «многое, что вам следует знать»? – говорит Элос. Я качаю головой. Трудно думать о чем-то другом, кроме головы короля Жерара, установленной на столбе позади меня. – Я предупреждал его о последствиях. – Мне вспоминаются насмешки Джоула. Осмеяние. Торжество. Я не просто приговорила брата Уэса к смерти. Я также осудила его отца. Могу поклясться, что голова в конце коридора кричит, заглушая мой разум. Я смотрю на Элоса, ногти впиваются в мои ладони. Два оборотня путешествуют вместе с членом королевской семьи. Мы оба стоим здесь, в этом зале. Наверное, мы двое действительно знаменуем смерть. Может быть, мы все-таки прокляли Даноферов. – Оставьте меня, – резко говорит Уэс таким твердым голосом, что на мгновение я вижу того принца, которым он был раньше, холодного и непреклонного. – Пожалуйста, – добавляет он, разрушая тот образ всего лишь одним словом. – Я хотел бы побыть наедине со своим отцом. Никто из нас не спорит и не пытается утешить его, как бы это ни разрывало меня на части. Вместо этого мы оставляем Уэса с его горем, поворачиваемся, чтобы закрыть за собой двери, и как раз в этот момент он падает на колени. Раздается душераздирающий всхлип, прежде чем дверь захлопывается. Мы не видим Уэса до утра. И почти не разговариваем друг с другом, хотя шок от смерти отчасти уменьшает разделяющую нас пропасть. Вместо этого я говорю брату, что мне нужно прилечь, и ухожу, блуждая по коридорам с украденной масляной лампой, пока не подхожу к незапертой двери, за которой стоит кровать с красным балдахином. Я не уверена, чья это комната. Без сомнения, они сочтут мое присутствие здесь вторжением в частную жизнь. Мне все равно. Я ставлю лампу на шкаф и в несколько шагов пересекаю толстый ковер и задергиваю шторы, отгораживаясь от ночи. Затем я падаю на кровать, руки и ноги все еще болят после спасения на реке, поэтому даже не могу снять. Мой рюкзак находится где-то в замке, и его отсутствие – почти облегчение; я не уверена, где его оставила. Непонятно, сколько проходит времени, пока я смотрю на ткань, венчающую столбики кровати. Мерцающий свет лампы отбрасывает странные тени на красное полотнище, и я отстраненно наблюдаю за их причудливым танцем. На этот раз я не прячусь ни от своих страхов, ни от своей печали. Не ругаю себя за то, что вообще их чувствую. В сгущающейся темноте чужой спальни мои конечности погружаются в мягкое, как перышко, одеяло подо мной, я встречаюсь лицом к лицу со своими эмоциями. Скорблю о смертях, свидетелем которых стала, и о потере Уэса. Я сожалею о том, как быстро все изменилось между мной и братом. Оплакиваю дружбу, которую, боюсь, потеряла, и даже позволяю ненависти и негодованию, которые раньше питала к матери, окончательно потускнеть. Независимо от того, были ли ее рассуждения эгоистичными или бескорыстными, я не могу изменить ее выбор, так же как никогда не узнаю правду. Однако я знаю, что не позволю чужим ошибкам диктовать, каким человеком я стану. Больше нет. Что-то изменилось во мне. Боль и горе уже давно проделали дыру в моем сердце, но то, что когда-то было пустым и холодным, теперь пылает свирепым огнем. Гневом и решимостью. Состраданием и надеждой. Семя мести расцвело в ошеломляющее чувство цели, его корни протянулись сквозь мое тело и соединили мои кости с силой любого в Древнем лесу. Когда свет лампы тускнеет до черноты, а мысли, роящиеся в моем мозгу, стихают до отдаленного гула, больше всего меня поражает то, что посреди стольких страданий я могла чувствовать себя свободнее, чем когда-либо. К тому времени, как я на следующий день нахожу Уэса, я знаю, что мне нужно делать. Сначала эта мысль напугала меня, но теперь я смирилась с ней. Все, что осталось сделать, это рассказать остальным.