На террасе послышались шаги. Пожилой дворецкий, седовласый и слегка сутулый, направлялся к ним. – Звонит миссис Джордж Ли, мадам. Она спрашивает, будет ли удобно, если они с мистером Джорджем прибудут завтра поездом в пять двадцать? – Да, скажите ей, чтобы приезжали. – Благодарю вас, мадам. Дворецкий поспешил назад. Лидия посмотрела ему вслед. Ее лицо смягчилось. – Добрый старый Трессилиан для нас колоссальная поддержка. Не знаю, что бы мы без него делали. – Да, он дворецкий старой школы, – кивнул Элфред. – Трессилиан служит у нас почти сорок лет и очень нам предан. – Он в самом деле похож на преданных слуг из книг. Думаю, он костьми ляжет, если понадобится защитить кого-нибудь из членов семьи. – Пожалуй, – согласился Элфред. Лидия поправила последний кусочек гальки. – Теперь все готово, – удовлетворенно сказала она. – Готово? – Элфред выглядел озадаченным. – К Рождеству, глупый! – рассмеялась Лидия. – К сентиментальному семейному Рождеству, которое нам предстоит. 4 Прочитав письмо, Дэвид скомкал его и отшвырнул в сторону, но потом подобрал, разгладил и стал читать снова. Его жена Хильда молча наблюдала за ним. Она заметила пульсирующую жилку на его виске, легкое дрожание длинных тонких пальцев, судорожные подергивания тела. Когда он в очередной раз стряхнул со лба прядь светлых волос и устремил на нее умоляющий взгляд голубых глаз, она уже была готова к его вопросу. – Как, по-твоему, мы должны поступить? Хильда немного поколебалась перед ответом. Она слышала мольбу в голосе мужа, знала, что он со дня свадьбы во всем полагался на нее, и прекрасно понимала, что в состоянии повлиять на его решение. Но именно по этой причине Хильда остерегалась высказывать определенное мнение. – Это зависит от тебя, Дэвид, – произнесла она успокаивающим тоном, каким разговаривают опытные няни в детской. Хильда Ли не отличалась красотой, но тем не менее обладала магнетическими свойствами, присущими портретам голландских живописцев. В ее голосе ощущались теплота и дружелюбие, а во всем облике – скрытая жизненная сила, которая так притягательна для слабых. Именно сила привлекала внимание к этой толстой, не блещущей умом женщине средних лет. Дэвид встал и начал ходить взад-вперед. Его волосы были лишь чуть тронуты сединой, а во внешности чувствовалось что-то мальчишеское. Кроткое выражение лица напоминало рыцаря с картины Бёрн-Джонса[3]. Оно казалось каким-то нереальным… – Ты знаешь мое мнение, Хильда, – с тоской сказал Дэвид. – Я в этом не уверена. – Но я ведь говорил тебе снова и снова, как я ненавижу этот дом и это место! С ними у меня ничего не связано, кроме горя! Я ненавижу каждую минуту, проведенную там! Когда я думаю, как страдала моя мать… Хильда сочувственно кивнула. – Она была так добра и терпелива! – продолжал Дэвид. – Постоянно болела, часто не могла подняться с постели, но терпела все. А отец… – Его лицо помрачнело. – Он все время унижал ее, изменял ей, и не только этого не скрывал, но даже похвалялся своими любовными связями! – Ей не следовало с этим мириться, – заметила Хильда Ли. – Она должна была оставить его. – Мама была слишком благородна, чтобы так поступить, – укоризненно отозвался Дэвид. – Она считала своим долгом быть рядом с мужем. А кроме того, там был ее дом – куда еще она могла пойти? – Она могла начать жить своей жизнью. – Только не в то время! – горячо возразил Дэвид. – Ты не понимаешь. Женщины тогда не вели себя так. Им приходилось все терпеть. К тому же мама должна была думать о нас. Если бы она развелась с отцом, он, возможно, женился бы снова, у него появилась бы вторая семья, и это отрицательно сказалось бы на наших интересах. Ей нужно было все это учитывать. Хильда не ответила. – Нет, мама поступила правильно, – не унимался Дэвид. – Она была святая! Терпела все до конца и никогда не жаловалась. – Едва ли никогда, иначе ты бы не знал обо всем этом, – резонно указала Хильда. Лицо Дэвида просветлело. – Да, мама многое мне рассказывала… Она знала, как я люблю ее. Когда она умерла… – Он не окончил фразу и провел ладонью по волосам. – Это было ужасно, Хильда! Мама была еще молодой – она могла прожить долго. Отец убил ее! Он виноват в ее смерти! Он разбил ей сердце! И тогда я решил, что не стану жить с ним под одной крышей. Я бросил все и уехал. – Ты правильно поступил, – кивнула Хильда. – Отец хотел, чтобы я занялся бизнесом, – продолжал Дэвид. – Но тогда мне пришлось бы остаться дома, а я бы не смог этого вынести. Не знаю, как Элфред выдержал все эти годы! – И он ни разу не взбунтовался? – с интересом спросила Хильда. – Кажется, ты говорил, что ему пришлось отказаться от какой-то карьеры. Дэвид кивнул: – Элфред собирался в армию. Отец спланировал наше будущее. Дэвид-старший должен был поступить в кавалерийский полк, Харри и я – заняться бизнесом, а Джордж – заниматься политикой. – Но получилось совсем не так? Дэвид покачал головой: – Харри все испортил. Он всегда был необузданным – влезал в долги и в другие неприятности. В один прекрасный день Харри уехал, прихватив с собой несколько сотен фунтов, не принадлежавших ему, и оставив записку, что не желает торчать целыми днями в офисе и намерен повидать мир. – И вы больше никогда о нем не слышали? – Еще как слышали! – рассмеялся Дэвид. – Харри телеграфировал буквально со всех концов света, прося денег, и обычно добивался своего! – А Элфред? – Отец заставил его уйти из армии, вернуться домой и заняться бизнесом. – И он не возражал? – Поначалу очень возражал. Но отец всегда мог обвести Элфреда вокруг пальца. Думаю, он до сих пор у отца под каблуком. – А тебе удалось избежать этого? – Да. Я приехал в Лондон и стал учиться живописи. Отец ясно дал мне понять, что если я займусь таким бесполезным делом, то могу рассчитывать лишь на маленькое содержание, покуда он жив, и ни на что после его смерти. Я ответил, что меня это не волнует. Он назвал меня молодым ослом, и с тех пор мы не виделись. – И ты никогда об этом не сожалел? – мягко спросила Хильда. – Никогда. Я понимаю, что не стану великим художником, но мы с тобой счастливы в этом коттедже, и у нас есть все необходимое. А если я умру, ты получишь страховку. – Помолчав, он добавил: – И вот теперь – это! – Дэвид хлопнул ладонью по письму. – Мне жаль, что твой отец написал тебе, если это тебя так огорчает, – сказала Хильда. Дэвид продолжал, как будто не слышал ее: – Он приглашает меня приехать с женой и выражает надежду, что вся семья соберется вместе на Рождество! Что это значит? – Разве в этом обязательно должен иметься какой-то скрытый смысл? – спросила Хильда. Дэвид недоуменно посмотрел на нее. – Я имею в виду, – улыбаясь, объяснила она, – что твой отец стареет и начинает испытывать сентиментальные чувства относительно семейных связей. Такое часто случается. – Пожалуй, – согласился Дэвид. – Он стар и одинок. Дэвид бросил на нее быстрый взгляд: – Ты хочешь, чтобы я поехал, не так ли, Хильда? – Мне кажется, следует принять приглашение, – медленно ответила она. – Может быть, я старомодна, но почему бы не провести Рождество мирно, в семейном кругу? – После всего, что я тебе рассказал? – Знаю, дорогой, но все это в прошлом. С этим покончено. – Только не для меня!