– Да, потому что ты не позволяешь прошлому умереть. – Я не могу забыть. – Вернее, не хочешь, Дэвид. Он упрямо сжал губы. – Мы, Ли, все таковы. Никогда ничего не забываем. – По-твоему, тут есть чем гордиться? Мне так не кажется. Дэвид задумчиво посмотрел на нее: – Ты не придаешь особого значения верности памяти, не так ли? – Я верю в настоящее, а не в прошлое! Цепляясь за прошлое, мы искажаем его и начинаем видеть в преломленном свете – так сказать, в ложной перспективе. – Я могу припомнить каждое слово… каждое событие, происшедшее тогда! – горячо воскликнул Дэвид. – Можешь, но не должен, дорогой! Это неестественно! Ты смотришь на прошлое глазами мальчика, каким был тогда, а не более умеренным взглядом зрелого мужчины. – Что это меняет? – спросил Дэвид. Хильда колебалась. Она понимала, что неразумно развивать эту тему, но хотела многое сказать. – По-моему, – продолжала она, – ты рассматриваешь своего отца как пугало и делаешь из него воплощение зла. Возможно, если бы ты увидел его теперь, то понял бы, что он обычный человек, который, конечно, поддавался своим страстям и вел далеко не безупречную жизнь, но тем не менее человек, а не монстр! – Ты не понимаешь! Его обращение с моей матерью… – Иногда кротость и покорность пробуждают в мужчине худшее, – серьезно сказала Хильда. – Столкнувшись с твердостью и решительностью, он, возможно, был бы совсем другим человеком. – Значит, по-твоему, это ее вина… – Конечно, нет! – прервала его Хильда. – Я не сомневаюсь, что твой отец очень дурно обращался с твоей матерью, но брак – странная вещь, и я не думаю, что посторонний – даже дитя этого брака – имеет право судить. Кроме того, весь твой гнев не в силах помочь твоей матери. Ты уже ничего не можешь изменить – все ушло. Остался лишь больной старик, который просит сына приехать домой на Рождество. – И ты хочешь, чтобы я поехал? Хильда внезапно приняла решение. – Да, хочу, – твердо ответила она. – Я хочу, чтобы ты поехал и избавился от воображаемого пугала раз и навсегда. 5 Джордж Ли, член парламента от Уэстерингема, был довольно полным джентльменом сорока одного года, со слегка выпуклыми светло-голубыми глазами, с подозрением смотревшими на окружающих, тяжелым подбородком и педантичной медленной речью. – Я уже говорил тебе, Мэгдалин, – веско произнес он, – что считаю своим долгом поехать туда. Его жена раздраженно пожала плечами. Это была стройная платиновая блондинка с выщипанными бровями и гладким продолговатым лицом, которое иногда – в том числе и сейчас – казалось лишенным всякого выражения. – Я уверена, дорогой, что там будет очень скучно, – сказала она. – К тому же, – продолжал Джордж Ли, чье лицо просветлело благодаря пришедшей на ум весьма привлекательной идее, – это даст нам возможность сэкономить немалую сумму. Рождество всегда дорого обходится. А так мы только оставим слугам деньги на пропитание. – В конце концов, – вздохнула Мэгдалин, – Рождество скучно везде. – Полагаю, – не унимался Джордж, думая о своем, – они рассчитывают на рождественский обед? Что, если обойтись вместо индейки хорошим куском говядины? – Ты о слугах? Перестань суетиться, Джордж. Вечно ты беспокоишься из-за денег. – Кто-то должен об этом беспокоиться, – отозвался Джордж. – Да, но нелепо экономить по мелочам. Почему ты не потребуешь, чтобы отец давал тебе побольше денег? – Он и так выплачивает мне недурное содержание. – Ужасно вот так полностью зависеть от отца! Он должен сразу выделить тебе крупную сумму. – Это не в его стиле. Мэгдалин посмотрела на мужа. Взгляд ее карих глаз внезапно стал острым и проницательным, а невыразительное яйцевидное лицо – осмысленным. – Твой отец ведь очень богат – почти миллионер, верно, Джордж? – Думаю, даже дважды миллионер. Мэгдалин завистливо вздохнула: – И откуда у него столько денег? Из Южной Африки, не так ли? – Да, в молодости он сколотил там большое состояние. В основном алмазы. – Как интересно! – воскликнула Мэгдалин. – Потом он перебрался в Англию, занялся бизнесом и удвоил это состояние, если не утроил. – А что будет после его смерти? – Отец редко говорил на эту тему, а я не мог его расспрашивать. Полагаю, большая часть денег отойдет Элфреду и мне. Элфред, конечно, получит основную долю. – Но ведь у тебя есть и другие братья, верно? – Да, есть Дэвид. Не думаю, что ему много достанется. Он уехал, чтобы заняться живописью или какой-то другой чепухой. Кажется, отец предупредил, что вычеркнет его из завещания, но Дэвид ответил, что это его не волнует. – Как глупо! – с презрением промолвила Мэгдалин. – У меня еще была сестра Дженнифер, которая уехала с иностранцем – испанским художником, приятелем Дэвида. Но она умерла чуть больше года назад. По-моему, у нее осталась дочь. Отец мог завещать ей какую-то сумму, но очень небольшую. Конечно, есть еще Харри… – Он умолк, слегка смутившись. – Харри? – удивленно переспросила Мэгдалин. – Кто это? – Э-э… мой брат. – Никогда не знала, что у тебя есть еще один брат. – Дорогая, он… не делал нам особой чести, поэтому мы о нем не упоминаем. Его поведение было постыдным. Мы не слышали о нем уже несколько лет. Возможно, он умер. Неожиданно Мэгдалин рассмеялась. – В чем дело? Почему ты смеешься? – Мне просто показалось забавным, что у тебя, Джордж, есть беспутный братец! – объяснила Мэгдалин. – Ты ведь такой респектабельный. – Надеюсь, – холодно произнес Джордж. – Зато твой отец не слишком респектабельный, верно? – Право, Мэгдалин! – Иногда он такое говорит, что мне становится не по себе. – Ты удивляешь меня, Мэгдалин. Неужели Лидия чувствует то же самое? – Ей он такие вещи не говорит, – сердито сказала Мэгдалин. – Не понимаю почему. Джордж бросил на нее быстрый взгляд. – Нужно делать скидку на возраст, – промямлил он. – Да и со здоровьем у отца неважно… – Он действительно тяжело болен? – спросила его жена.