— Какое? Френсис самую малость помедлила. — У бедняги Роя корь! Даже не пришлось голову ломать. Само выскочило. В последнюю секунду. Пэтси вдруг перепугалась: — А как же Джек? Он теперь тоже заболеет корью? — Нет, милая, птицы корью не болеют, только люди. Френсис терялась в догадках, что могло стрястись. Ведь Освальд прекрасно знал, что завтра Пэтси кладут в больницу и для нее очень важно попрощаться с Джеком. Наверное, Джулиан Лапонд совсем выжил из ума, переправился через реку и пристрелил-таки Роя — другого разумного объяснения происходящему Френсис не находила. Через несколько минут на заднем дворе появился Освальд, увидел в кухонном окне Френсис и махнул в сторону дома Китченов. Френсис вытерла руки. — Золотце, мне надо сбегать к Бетти, но я скоро вернусь. Обещай мне: из дома ни ногой. Она протянула Пэтси книжку-раскраску и поспешно выскочила за дверь. В гостиной у Китченов Бетти и Освальд переговаривались вполголоса. — Что стряслось? — нетерпеливо спросила Френсис. — Ты лучше сядь, — велела Бетти. — Дурные вести. Френсис прижала руку ко рту. — Что-то с Роем, да? Его застрелили? Он мертв, ведь так? — Не Рой, а Джек, — уточнила Бетти. — Рой пришел утром в лавку и обнаружил его. — Господи, Джек! Что случилось? — Неизвестно. Но Пэтси не стоит заходить в лавку, — сказал Освальд. Френсис опустилась на стул. — Ради всего святого, что мы ей скажем? Она же просто обожает птичку. — Знаем, — кивнул Освальд. — Как вам удалось удержать ее дома? — Сказала, что у Роя корь. Первое, что пришло в голову. У меня все мысли перепутались. Еще я обещала, что она попрощается с Джеком завтра утром. Откуда же мне было знать, что птичка мертва. В комнату вплыла Милдред. — Что такое творится? Выбралась в лавку, а она закрыта. Бетти закрыла за ней дверь. — Джек умер. У Милдред перехватило дыхание. — Это так, — подтвердила Френсис. — Рой нашел его утром на полу лавки. Разрыдавшись, Милдред рухнула на диван. — Нет, нет, нет, — причитала она между всхлипами. — Как же так можно? Бедненький Джек, несчастная птичка. Ах, какой ужас! Ах, бедняжка! Френсис глядела на нее как на полоумную. — Милдред, да что это с тобой? С чего это ты вдруг в таком горе? Когда он был жив, ты только и делала, что жаловалась на него! — Ну да, — прорыдала Милдред. — Только я всегда его любила. Мне и в голову не приходило, что он умрет. Бедняжка Джек. Она сорвала со спинки дивана кружевную салфетку и высморкалась в нее. У Бетти это восторга не вызвало. — Милдред, — сказала Френсис, — ну до чего же ты странная. Прямо жуть берет. Ты же его хотела в пироге запечь. — Хо-те-ла, — выдавила Милдред сквозь слезы и затряслась в бурных рыданиях. — Ну хватит, успокойся. Возьми себя в руки. Френсис повернулась к Бетти и Освальду: — И вот так всегда. У нее вечно все невпопад. Когда она мне позарез нужна, непременно расклеится. В тот же день, когда у Пэтси наступил тихий час, Батч, Бетти, Дотти, Френсис и Освальд собрались у Роя на совет. Френсис объяснила суть проблемы. — Доктор сказал, операции будут сложные и опасные. И тут следует принять во внимание, что Джек единственный на всем белом свете, в ком она души не чает. Он ее лучший друг. Как сказать девочке, которой столько предстоит пережить, что ее лучший друг умер? Освальд согласился с Френсис: — Неужели у нас хватит духа? Нам надо решить, что сейчас важнее — сказать правду или не расстраивать ребенка перед операцией. — Как же мы можем ей лгать? — возразила Дотти. — Это недопустимо. Нельзя обманывать ребенка. — Почему это? — вскинулась Бетти. — А как же Рождество? Разве ты не обманываешь доверчивых детей каждый год? Никакой разницы! Как бывшая медсестра, прошедшая психологическую подготовку, настоятельно советую: спокойно поезжайте в Атланту, как будто ничего не произошло. Сделаете операции, пройдете курс лечения, она поправится, все опасности останутся позади — тогда можно будет сказать. — Правда, Френсис, — поддержал Батч. — Не говори ей сейчас ничего. Френсис покачала головой: — Не так это просто. Хотя я согласна с вами. Но ведь она завтра утром никуда не поедет, не попрощавшись с Джеком. Хорошо еще, хоть сегодня я ее дома удержала. Дотти задумалась. — А если где-нибудь раздобыть к утру еще одного красного кардинала? Они ведь так похожи. По мне, так никакой разницы нет. — Где это ты его раздобудешь? — удивилась Бетти. — В лесу поймаешь? Да и заметно будет, что птица другая. Она ведь не сядет ей на палец, да и прочим штучкам не обучена. — Тогда что ты предлагаешь? — спросила Дотти. После того как все разошлись. Рой сел к столу, держа Джека на раскрытой ладони. Он прекрасно понимал: им может помочь один-единственный человек на всем белом свете. И этого человека он всей душой ненавидел, даже клятву дал, что никогда его не простит. Однако другого выхода не было. Ничего лучше придумать они так и не смогли. Храбрец Батч предложил свою кандидатуру в качестве переговорщика, Бетти Китчен — свою, но, поскольку тот берег был им мало знаком, решили, что пойдет Рой. В одиночку. Ничего труднее не выпадало на его долю: поступиться своей гордостью, растоптать ее. Но Рой принял решение, осталось его выполнить. Сейчас следовало забыть о прошлом. Ради Пэтси. Он завернул Джека в носовой платок и уложил в карман пиджака. Солнце клонилось к закату, когда он пересек на веслах реку и причалил к месту, где в играх с креольскими детьми прошла большая часть его детства, где их матери приглашали его домой и угощали гумбо[30] и джамбалайей.[31] Это место, некогда залитое светом и радостью, теперь представлялось ему унылым топким болотом, обиталищем воспоминаний, несущих только боль. В спускающихся сумерках он привязал лодку к причалу, поднялся к некрашеному деревянному креольскому дому, где жил Джулиан Лапонд, и постучал в дверь. Никто не ответил. Рой подождал немного и громко произнес: — Джулиан, это Рой. Мне надо с тобой поговорить. Через несколько секунд в темном нутре дома щелкнул винтовочный затвор, и он понял: Джулиан притаился за дверью-сеткой. Ненависть и унижение стиснули Рою горло. Этот человек покалечил ему жизнь — а он вместо того, чтобы кинуться на него, выволочь во двор и задушить, молит об одолжении. Рой еще постучал — и вдруг разрыдался. Унижение достигло крайней степени, никак не удавалось взять себя в руки, пришлось говорить и глотать слезы, они так и текли по щекам. — Джулиан, ты мне лютый враг, а я тебе… но ты только посмотри на девочку. — Он вынул фото Пэтси с Джеком и поднес к двери-сетке. — Она инвалид, Джулиан, завтра ей должны сделать сложную операцию, а сегодня померла птаха, в которой она души не чает. Если девочка узнает, это будет такое горе. У нее просто руки опустятся. Прошу, помоги. — Тут Рой совсем расклеился и заплакал в голос. Винтовка Джулиана была нацелена прямо в грудь Рою — вот-вот выстрелит. Но палец на спусковом крючке не шевелился. Наверное, в Рое креолу привиделся мальчишка, которого он некогда так хорошо знал. В следующую секунду Джулиан отставил ружье в сторону, подошел к порогу, взглянул на снимок и произнес с сильным креольским акцентом: — Я тебе сказал, убью, когда приходить будешь. — Знаю, — всхлипнул Рой. — Убей меня потом, мне все равно жизнь не мила. Но сперва помоги. Заплачу, сколько скажешь. Джулиан стоял неподвижно, не отрывая от Роя глаз. Давешний мальчишка предстал перед ним зрелым мужчиной. Минуло столько лет. Рой различил в сумраке, что черные курчавые волосы Джулиана сделались совсем серебряные.