Её щеки раскраснелись, а глаза заблестели в свете, проникающем через окно. Её кожа была такой гладкой и кремовой. Я наклонился, чтобы поцеловать веснушку на её ключице. Она хлопнула меня по плечу. — Ты собираешься отвечать на мой вопрос? Я усмехнулся, откинувшись назад. Между её бровями пролегала складка, на лице проступило беспокойство. — Как ты думаешь, на кухне есть вчерашние маффины? Я бы убил за один прямо сейчас. Или булочку. Или что-нибудь из того, что ты вчера приготовила. Она моргнула, беспокойство переросло в замешательство. — Но ты ненавидишь мою еду. — Я обожаю твою еду. — Нет, не обожаешь, — она нахмурилась. — Не притворяйся, что она тебе нравится только потому, что ты увидел меня голой. Я снова рассмеялся, вспоминая все те случаи, когда я проглатывал смешок, когда она была рядом. Клео была одной из самых весёлых и остроумных людей в мире, но, как и её едой, я не позволял себе наслаждаться её юмором. Сместившись, я сел и прислонился к изголовью кровати, мои ноги вытянулись по всей длине кровати, когда она села, чтобы посмотреть на меня, прихватив с собой простыню. — Я больше всего люблю твои шоколадные кексы, — сказал я. — Обычные, не те, что с начинкой из арахисового масла. Хотя они тоже потрясающие, но простые шоколадные — мои любимые. Ты подарила Блейку коробку на день рождения, и я никогда ещё так не завидовал. — Это шутка? — Нет. Я хочу их на свой день рождения в этом году. — Правда? — Правда, — кивнул я. — Это лучшее, что было в моём рту. Кроме тебя, детка. Улыбка натянула уголок её рта. — Хорошо. — Мой следующий фаворит — твои маффины. Любые. Хотя утренний маффин с морковью и изюмом может поспорить за первое место с черничным. Её глаза смягчились. — Я никогда не видела, чтобы ты ел утренний маффин. — Я ел. — Когда? Я пожал плечами. — Всякий раз, когда ты отправляла выпечку с дежурными парнями. Но я не позволял себе есть много из того, что ты печёшь. — Почему? — Потому что это слишком многое выдаст. Я беспокоюсь, что, если я покажу, как мне нравится твоя еда, все увидят. — Что увидят? — Что я влюблён в тебя. У неё перехватило дыхание. — Остин. — Я люблю тебя, Клео, — от этих слов в моей груди что-то расслабилось. Что-то, что я сдерживал слишком долго. — Я люблю тебя с того дня, когда зашёл в пекарню и увидел тебя, всю в муке и с черничными пальцами. — Но это было… — она нахмурила лоб. Начало. Я был влюблён в неё с самого начала. — Всё это время? Я кивнул, поднося руку к её щеке. Притворяться было бесполезно. Теперь мы были вместе, уязвимые и всё такое. — Мне нужна эта работа с твоим отцом. Моя команда, моя семья, они зависят от меня. Во многих отношениях было проще просто держаться от тебя подальше. Притворяться, что это пройдёт. Но это никогда не проходило. И теперь не нужно притворяться. Я не откажусь от тебя. — Я тоже от тебя не откажусь. Клео провела пальцами по моим волосам, опустила их вниз и провела ими по раковине моего уха. Её прикосновение было электрическим. Мой член зашевелился под простыней, и я потянулся к ней, но она соскочила с кровати прежде, чем я успел прижать её к матрасу, забрав простыню и оставив меня совершенно голым. Одеяло было где-то на полу. Она взяла с тумбочки свой телефон и начала стучать по экрану. Затем поднесла телефон к уху, повернулась и поняла, что я голый. Тренировки были регулярной частью моей жизни, и я упорно старался поддерживать своё тело в форме, в основном для работы, но также и потому, что упражнения помогали мне разобраться с дерьмом в голове. То, что Клео это оценила — было приятным бонусом. Её глаза расширились, когда они скользнули вниз по моему плоскому животу к моему растущему возбуждению. Я ухмыльнулся. — Привет, папа. Моя ухмылка исчезла, и я спрыгнул с кровати, обогнул край и схватил её полотенце с того места, где мы бросили его раньше. Затем я обернул его вокруг своей талии, потому что я никак не мог быть голым в одном номере с Клео, пока она разговаривала с Рэем. Он сказал что-то на другом конце линии, от чего она закатила глаза. — Я понимаю, что ты расстроен. Смирись с этим. Я моргнул, удивлённый резкостью её тона. Я никогда не слышал, чтобы Клео разговаривала с Рэем с таким вызовом. Рад за неё. — Я вернусь завтра. Но есть кое-что важное, о чём мне нужно с тобой поговорить, и это не может ждать. — Клео… — начал я, но она бросила на меня взгляд и подняла палец, так что я замолчал. Рэй читал лекцию на другом конце линии. Что бы он ни говорил, Клео не слушала. — Папа, — рявкнула она. — Тише. Голос Рэя стал громче, его разочарование звучало громко и отчётливо. Клео оторвала телефон от уха и завершила разговор. — Гррр. Я просто хотела… Телефон зазвонил в её руке, и она тут же ответила. Без сомнения, это был Рэй. — Я снова брошу трубку, если ты не пообещаешь молчать и слушать меня, пока я не закончу. Наступила долгая пауза, затем плечи Клео расслабились. — Спасибо. Как я уже говорила, мне нужно сказать тебе кое-что важное. Мой желудок сжался. Меня уволят. Неважно, что Клео скажет Рэю, это было неизбежно. Я потеряю работу, и мы будем потрясены в «Garrison». Я урежу свою зарплату и возьмусь за любое дело, чтобы у ребят была работа, даже если это будет означать пополнение списка моих клиентов знаменитостями. Я ненавижу их драму и проклятых папарацци, но я не собираюсь топить свою компанию. Возможно, Ченнингу придётся взять несколько кредитов на обучение, но это не конец света. Я затаил дыхание, ожидая. Клео повернулась ко мне, прижав телефон к уху, и улыбнулась. — Я влюблена в Остина. Её слова поразили меня в самое сердце. Что бы ни случилось, услышать эти слова стоило того. К чёрту работу. Она была всем, что мне действительно было нужно. Я протянул руку и взял её. Она переплела свои пальцы с моими, и её улыбка стала шире. — Я люблю его, папа. И уже давно люблю. Я буду с Остином. До конца её жизни, если мне есть что сказать по этому поводу. Мы ещё не были там. Это были часы, хотя годы в процессе создания. Но скоро. Я ждал достаточно долго. Пришло время полностью погрузиться в её жизнь. — Я знаю, что это неожиданно, но, пожалуйста… — она отстранила телефон от уха и стиснула зубы. — Он бросил трубку.