К сказанному выше тракторист ничего добавить не мог. Он тоже сожалел о потерянном времени, да, о том, что бригадир его теперь съест, потому что занялся черт те знает чем. — В каком виде предстал вашим глазам труп? — спросил капитан. — В таком же, как и сейчас, товарищ капитан. Весь в иле, не различишь черт лица. Только дыра в черепе размыта до костей и все. Когда я увидел его, сразу же послал мальчишек в кишлак, чтобы позвать участкового. Он пришел и уже ни к машине, ни к трупу никому не разрешал приближаться. — Хоп. — Капитан направился к автомобилю. Инспектор ГАИ Никитин доложил первым: — Автомобиль новый, на ходу, можно ехать хоть сейчас. Царапины и вмятины в кузове и на капоте совсем незначительные, на станции техобслуживания их за полчаса устранят. Свое заключение я дам в Термезе, если не возражаете. — Хорошо, — кивнул Вахидов. — Эти мужики, — сказал Панов, имея в виду колхозников, — так поработали, что ни одного следа не осталось. Только снимки будут. — А труп? — На него я целую кассету израсходовал. Капитан подошел к Эргашеву и Хамзаеву. Труп был уже вытащен из багажника и лежал на земле, все в той же позе. Это был среднего роста мужчина лет тридцати с пышной, надо полагать, иссиня-черной шевелюрой. Волосы сейчас у него были слипшимися, но завитки кудрей проглядывали даже в таком состоянии. Брови широкие, почти сросшиеся на переносице, нос крупный, с горбинкой, круглый подбородок. На верхней губе ниточка усов. — Смерть наступила где-то в минувшую полночь, — сказал Эргашев, отвечая на немой вопрос капитана, — убит, по-видимому, камнем. В морге вскрою, а остальные анализы сделаю дома, так что полное заключение дам завтра к обеду. — Хоп. — Спросил у Хамзаева: — Что еще, Анварбек? — Протокол осмотра места происшествия я составил, — ответил следователь, — записал показания колхозников. Думаю, нет смысла гнать машину в Термез, оставим в РОВД. — Да и труп можно оставить в нашем морге, — сказал Суюнов, — до опознания. — А он сохранится? — спросил Хамзаев. — Хоть сто лет. — Какие документы были при убитом? — спросил капитан. — Вот они, — ответил Панов, развернув целлофановый пакет, — не документы, а целлюлозная каша. Только вот эта корка означает водительские права, на чье имя выписаны — секрет, который мне придется расшифровать. — Я уверен, справитесь. — Попытаюсь, Касым-ака. — Ну, если все дела здесь подошли к концу, — сказал Суюнов, — едемте. По правде говоря, в моем желудке полнейшая пустота. Надеюсь, вы, гости, не откажете перекусить со мной? — Разумеется, — сказал Никитин, услышав приглашение. — Меня ведь вытрясло на вибраторе. — И Хамзаева, — подсказал судмедэксперт... В кабинете начальника РОВД, на длинном столе был собран обед, деловой, по определению хозяина: гора свежих лепешек, салат из помидоров и огурцов, отдельно на блюдцах — нежный зеленый лучок, петрушка и укроп. Пока из морга подошел судмедэксперт, собравшиеся пили чай, «промывали» как говорится, желудки, а едва Эргашев вошел в дверь, подали шашлык из свежей баранины. — Непонятное какое-то преступление, — сказал некоторое время спустя Суюнов, — я все время думаю о нем, и одно мое предположение опровергается другим. Кто этот убитый, какое он имел отношение к «Жигулям»? Чья машина? Почему оказалась в реке? — У меня такое впечатление, — сказал Никитин, — что автомобиль спустили с того же моста с помощью крана, хотя... следов троса я не заметил. — Недавно я прочел один зарубежный детектив, — сказал Панов, — так там описывают некую даму, которая возила в багажнике своего автомобиля чей-то труп и не знала об этом. Может, и тут такое же, а? — А в каком положении находился автомобиль в воде? — спросил Вахидов. — Судя по показанию Сапарова, — ответил Анвар, — машина плыла вперед носом. — Дел предстоит немало, — сказал Никитин, — утешает то, что известны номера. — Я вам не завидую, коллеги, — улыбнулся Суюнов. — А я — вам, — ответил в том же тоне капитан. — Наше дело простое, выполнять указания, — произнес майор, пожав плечами. — Приказывать я не имею права, — сказал Вахидов, — просто попрошу вас, Аскар Суюнович. Нужно собрать все данные об автомобиле: когда этот «жигуленок» появился в вашем районе, кто был за рулем, в салоне, может, где останавливался, заезжал к кому, — словом, всё! Я многое повидал на своем веку, но такого еще, признаюсь, не встречал. Тут даже определенную версию предъявлять опасаешься. Человек убит, а машина цела, причем, еще и в реке. Действительно, загадочное преступление. Поэтому следствию будут важны малейшие зацепки. — Я понял, — сказал Суюнов, — сделаем все возможное. Ну, а если ничего не обнаружим? — Если мы будем уверены даже в этом, уже хорошо. Ваш район исключим из поисков. Думаю, тут мы будем идти от частного к общему. — А когда у нас с вами было наоборот, Касым-ака? — спросил Анвар. — С вами лично по-моему, не было, но вообще... Какое сегодня число? — С утра было десятое июля, четверг, — ответил Никитин. — Десятое июля 1980-го года, — добавил Панов. — Ну, что ж, — усмехнулся Вахидов, — десятого июля 1980-го года в четырнадцать часов семнадцать минут по местному времени мы выехали из Шурчи в Термез. — Он встал. — Спасибо за хлеб-соль, живы будем, ну, и так далее. — Еще по одной пиале свежего чая, — предложил Суюнов. — Тогда выезд откладывается на пять минут, — заметил Эргашев. — Если откажетесь сейчас, потом в пути пожалеете, друзья. — Уговорили, — рассмеялся Вахидов, приняв первым чай... — Я сейчас же дам команду своим ребятам, — сказал Суюнов, выйдя проводить гостей, — перешарим весь район!.. Как и было условлено с капитаном, Анвар поближе к обеду отправился к нему домой, на плов Марьям-хола. Он не бывал в этом доме уже месяца три и теперь, постучав в калитку, заволновался словно девушка, которой показали суженого. Может, степень волнения у него была иная, но какая — он не мог придумать, поэтому и решил обойтись книжным, много раз вычитанным, определением. — Кто там, заходите, открыто! — крикнула из глубины двора хола[4]. — Анварджан, вы?! — Я, хола, — ответил он, переступив порог. — Здравствуйте. — Сколько лет, сколько зим! — воскликнула хола, взглянув из кухни. — Проходите на чарпаю[5], Касым-ака сейчас подойдет, звонил уже. — Всего три месяца, — виновато ответил Анвар, подумав, что он напрасно прекратил свои частые посещения, ведь она для него все равно, что мать, а матерям даже день кажется годом. Решил исправить свою оплошность, отказаться от псевдоделикатности, мол, неудобно маячить на глазах. — Вам три месяца, а для меня они годы — годы, сынок, — ласково произнесла хола, но в ее тоне Анвар уловил и некоторое осуждение. — Обещаю твердо — исправлюсь! — рассмеялся Анвар, сев на краешек чарпаи. — Дело ваше молодое, — успокоила его женщина, — понимаю. Прошу только не забывать совсем. — Что вы, холаджан, разве я позволю себе это?! — Как здоровье, дела, что из дома пишут? — Все в порядке, как сами-то? — Слава аллаху, тянем лямки. — Да вы еще, хола, моих внуков нянчить будете! — Дай бог. — Это точно. — Вы женитесь поскорее, тогда и о внуках разговор можно вести, — сказала хола. — Скоро женюсь. — Нашли, наконец, девушку по сердцу? — Вроде, хола. Но признаюсь, чем старше становишься, тем труднее искать-то. — Конечно, сынок. Сам умнее становишься, начинаешь более придирчиво выбирать, а ведь так и бобылем можно остаться, а? — Постараюсь умереть семейным, хола, — улыбнулся Анвар.