– Эта девочка ведь совсем дитя! Ты не можешь решать, кому жить, а кому умереть, пускай ты и последний Старший! Какое жертвоприношение?! Какой вечный Рок Солнца? Мы не убиваем ни себе подобных, ни тех, кто не похож на нас! Этим мы и отличаемся от людей! – Да! Иваанар! – Верно! Правильно ле’рьят говорит! – Мы не палачи и не сейдманы! Крики одобрения, раздавшиеся в поддержку Альты с разных концов зала, немного подбодрили меня, хоть я и знала, что для Сенджу они не более чем блеяние пастушьих овец. Судя по тому, что я знала о нём, он всегда добивается своего любой ценой – и всегда эту цену платили за него другие. – Либо дать Красному туману забрать всё живое и кануть в небытие вместе с людьми, – продолжил гнуть свою линию Сенджу, глядя в глаза Альте, которая подобралась к краю платформы ближе всех остальных, – либо спастись, принеся в жертву одну невинную жизнь и жизни тех, кто ненавидел нас так сильно, что истреблял веками. Неужели здесь есть о чём думать? Завязалась бурная дискуссия, больше похожая на торги: продадут мою душу сегодня богам или нет? Пытаясь не потерять нить разговора, я вместо этого потеряла из виду Сола и Борея. Весь зал ходил ходуном и кипел от гнева. – Дайре! Я бы позаботилась о тебе! – Уничтожить… таких, как я? Такова твоя любовь, мама? Меньше всего я ожидала обнаружить в этом зале Дайре. Впрочем, он даже сейчас выделялся, споря с сиреневолосой женщиной на пороге зала до того громко, что другие драконы тоже начали оборачиваться. С платформы было хорошо видно, как эта женщина плачет, тянет Дайре за руки, пытаясь увести прочь, но тот не поддаётся. Его чёрное одеяние с ромбовидным узором обзавелось новыми золотыми гривнами и костяными пуговицами, а выбритое лицо, обрамлённое косами, и отдалённо не напоминало о том потрёпанном жизнью человеке, который угрожал мне у таверн. Сложно было понять, что именно стало причиной семейного конфликта, но я догадывалась. «Я не лжец, госпожа». Ну да, как же, Сенджу… – Рок Солнца?! Поэтому ты… воспитывала?! Отомстить?.. Настолько ранил?.. – Нет! Их разговор долетал до меня обрывками сквозь шум. Я могла лишь вертеть головой, стоя на месте, поэтому внимательно следила за ними двумя, пока Дайре, оттолкнув мать плечом, не вылетел прочь из Шеннбрунна. – Вот почему ты допустил окаменение Старших и не известил нас об этом трезвучием горна, как того требуют скрижали! – Вопль Альты вырвал меня из мыслей. Она бросила попытки переубедить сородичей, не выстояв перед авторитетом Сенджу, и потому взялась за него самого. – Они бы ни за что не одобрили то, что ты предлагаешь! Мы не просто убьём одну невинную жизнь во имя спасения – мы убьём целый вид. Молочный Мор отнял у меня сына, Юту, и я бы пошла на всё ради того, чтобы вернуть его. Но только не на это. Только не на убийство. Ибо не бывает спасения в смерти – смерть всегда только смерть! – Что тогда ты предлагаешь, ле’рьят? – спросил Шэрай, и драконы вокруг него смолкли, внимая. Тысяча широко распахнутых глаз горела по всему залу. Альта бросила на меня беглый взгляд, но, не подавая виду, что защищает меня, а не честь своего народа, громко сказала: – Я предлагаю уйти. Дикие Земли на то и Дикие, чтобы быть недосягаемыми для людей. Там мы будем в безопасности и построим новое гнездо… По толпе прокатился рокот – где-то недовольный и уязвлённый идеей о бегстве, а где-то воодушевлённый и одобрительный. Я старалась отслеживать настроение зала, притворяясь тенью, отброшенной стоящим на краю платформы Сенджу. Кажется, большинство драконов и впрямь предпочитали побег, нежели жертвоприношение. В конце концов, такой и была их природная суть… Однако Сенджу это не устраивало. – Вы не верите мне? – спросил он с таким слезливым дребезжанием в голосе, что даже я едва не поверила в то, что он на грани отчаяния. – Разве я хоть раз подводил вас? Разве я когда-нибудь ошибался? И разве мой собственный пример не показывает, что я всегда оказываюсь прав, коль хожу среди вас по сей день? Оглянитесь вокруг! Посмотрите на других Старших. – Сенджу повернулся и обвёл рукой все шесть пьедесталов, на которых восседали древнейшие из древних. Покрытые пылью времени, что заковала их в тюрьму из плоти, и безмолвные, теперь они могли лишь беспомощно взирать на то, как их трепетно оберегаемый мир трещит по швам. – Мне больше шести тысяч лет, но я всё ещё дышу, двигаюсь и мыслю, в то время как некоторым из окаменевших здесь не исполнилось и четырёх тысяч. Вот к чему приводит жизнь вдали от самой жизни, вдали от её радостей и печалей, вдали от суеты и перемен. А именно отсутствие перемен ты сейчас и предлагаешь нам, Альта. Такой участи вы хотите для своих детей? От Красного тумана не скрыться, он ждёт нас всех по… – Гектор, стой! Даже окажись я на божественном пиру сидов, где от стука кружек дрожат столы, а песни бардов пробуждают мёртвых, я бы ни за что не спутала голос Маттиолы ни с чьим другим. Она закричала так пронзительно, что у меня в жилах застыла кровь, и даже драконы, внимающие Сенджу с затаённым дыханием, отвлеклись, вытянув шеи. Только сам Старший, услышав сей возглас, отреагировал одной скупой усмешкой. Ведь не крик Маттиолы выдал Гектора, забравшегося на платформу и подкравшегося к Сенджу со спины, а блеск кузнечного молота, который он занёс над его головой за секунду до этого. Послышался треск, с которым сломалась маленькая птичья косточка, выпавшая из широкого рукава Сенджу ему на ладонь. Уже спустя миг Гектор стоял перед ним на коленях, будто сломалась вовсе не кость, а его воля. Молот он, однако, не выпустил – наоборот, стиснул на нём пальцы до побелевших костяшек, словно боялся случайно уронить. Я невольно посмотрела на гелиос, и меня озарило. Сенджу не человек, и потому сейд его слаб. Он вынужден исхищряться, чтобы управлять другими людьми, поэтому делает это через свои вещи в их руках! – Я понимаю, почему вы боитесь. Это нормально. – Сенджу нагнулся к Гектору и ласково отряхнул его каштановые кудри от сажи и пыли, которые он принёс с собой из мастерской точно так же, как и молот. В этот момент Гектор, неспособный пошевелиться, выглядел почти так же свирепо, как и Солярис в худшие свои моменты. В отличие от меня, он даже не дрогнул, когда Сенджу выставил перед ним красный флакончик из того самого рукава. – Вы ведь не видели того, что видел я, и не знаете, насколько Красный туман опасен и беспощаден. Поэтому… мне придется вам показать. – Откуда… – выдохнула я, но язык снова прирос к нёбу, когда Сенджу ответил мне новой волной сейда. То был флакон Ллеу, с помощью которого я принесла ему сгусток тумана из Лофорта. Я и не заметила, как Сенджу подобрал его там, в усыпальнице. Нет, нет, нет! Сенджу поднял руку и, поддев когтем крышку, открыл проклятый флакон. Недаром Ллеу отзывался о Красном тумане как о разумном существе: в прошлый раз он выползал из него неторопливо, будто бы осторожничал, не зная, где очутился, но теперь же, утомившись в неволе, сразу воспользовался моментом и выпрыгнул наружу. Жалкое туманное скопление, умещающееся в карман, каким-то образом вдруг превратилось в целое облако величиной в человеческий рост. Туман мог легко кинуться на драконов, меня или Сенджу, но вместо этого он почему-то замер, колыхаясь, полупрозрачный и просвечивающийся, как дым от трубки Борея. – Гектор! – снова завизжала Матти откуда-то из толпы, но даже с платформы её, слишком низкую и маленькую, было не разглядеть за рядами драконов. Не слушая потрясённых воплей со всех сторон, Сенджу рывком поднял Гектора на ноги и втолкнул его в алое облако. Всё, что осталось в память о мальчике, с которым я провела детство, – это железный молот, с грохотом покатившийся по полу. Гектора не стало, как не стало и Красного тумана, когда Сенджу защёлкнул крышку флакона обратно, возвращая страшную напасть в тюрьму из стекла и сейда Ллеу. – Вот что однажды случится с вами и вашими детьми, если мы ничего не предпримем! Вы больше никогда их не увидите! Так решайте же, ле’рьят. Теперь вы Старшие, – провозгласил Сенджу во весь голос. – Голосуйте, как голосовали они! Выбирайте, жить вам или исчезнуть! После увиденного всякие споры утратили смысл. То, что показал им Сенджу, и впрямь было крайне убедительно – так выглядело ничто. Так выглядел конец света. И именно поэтому ни я, ни Альта, укоризненно качающая головой, не сомневались, каково будет решение жителей Сердца. Может, драконы и милосердны по своей природе, одарённые всепрощением и любовью, но, как и сказала Альта, смерть есть смерть. Никто не хочет умирать. Вверх робко потянулись первые руки, и я закрыла глаза, а когда открыла их вновь, этих рук насчитывалось больше тысячи. Их поднял почти весь зал, и лишь несколько драконов воздержались, пятясь к дверям, чтобы молча сделать так, как считали правильным, – сбежать. Решение было принято. – Это неправильно, но другого пути нет… Мои малыши не заслуживают такой участи… – Не собираюсь жалеть людей! Люди ведь тоже не жалели нас! – Сделаем это. Да, сорнишиян, сделаем! Несмотря на то что сейд обездвиживал меня от лодыжек до самой шеи, я вдруг почувствовала, что падаю. Голова снова закружилась, вернулась темнота в глазах и вкус желчи на языке, но то был вовсе не обморок. Меня просто столкнули с платформы на ледяной мрамор, одарив разбитыми локтями и коленками, пока нечто, занявшее моё место, вгрызалось в Сенджу, чудом застигнув его врасплох. Весь зал пришёл в движение. Вокруг замельтешили драконы – женщины защищали детей, мужчины защищали женщин, – и всё словно подёрнулось рябью. Меня топтали, пинали и отпихивали, но ноги по-прежнему отказывались слушаться, ватные и онемевшие, будто бы их не было вовсе. Платформа же сверху трещала: не меняя обличия, Сенджу сражался с драконом, чья чешуя, серая, как пепел, яростно полосовала его по вытянутым рукам и лицу. Я никогда не видела этого дракона прежде, но зато видела его крылья – перепончатые, немного округлые, как у бабочки, и обтянутые такой же серой кожей… Мелихор! То, что это была она, подтвердила Альта, запрыгнувшая на платформу следом. Платье порвалось на ней, и хвост, прежде игриво выглядывающий из-под него, превратился в боевой кистень, усеянный шипами. В этот раз она защищала уже не меня, а свою дочь, которая оказалась у Сенджу в тисках. Раздался знакомый звук – снова хрустнула кость, но уже не птичья. Крыло Мелихор, вывернутое, безвольно повисло в перламутровых когтях. Ни Борея, ни Соляриса нигде видно по-прежнему не было, как и других членов их семьи. Понимая, что в таком состоянии я вряд ли найду кого бы то ни было, я отползла под платформу, дабы меня не растоптали окончательно, и впилась в левую руку ногтями. Плевать, зажила она полностью или нет. Разбить гелиос. Разбить сейд! Однако гелиос не поддался. Несколько ногтей сломались под корень, пока я пыталась разодрать ими то, что походило на телесную ткань, но на деле оказалось крепче дерева. Вспыхнув от злости, когда после всех моих усилий на гелиосе не осталось ни царапины, я, превозмогая сейд, занесла руку над головой и изо всех сил приложила гелиос о край мраморной платформы. Материал наконец-то треснул, раскалываясь. Тогда я ударила снова, а потом ещё раз и ещё, пока гелиос не осыпался блестящей крошкой. К ногам тут же прилила кровь: кожу закололо, ступни загорелись, и, отодрав пальцами остатки гелиоса, прилипшие к локтю, я полностью освободилась от Сенджу. Даже губы наконец разомкнулись, благодаря чему я смогла вскрикнуть от удивления, когда поднесла излеченную руку к глазам. Излеченной она была лишь частично. Не ныла на сгибах, не казалась вялой, словно пришитой от чужого тела. Ею вполне можно было двигать, держать ложку и даже драться, но явно не показывать людям – на руке почти не было ни кожи, ни мышц. Зато были кости. То, что обтягивало их, просвечивало насквозь, демонстрируя все суставы до кончиков пальцев так явственно, что их можно было пересчитать. Тем не менее это по-прежнему была моя рука, и, как бы она ни выглядела, лучше всё-таки с ней, чем без неё. Оторвав лоскут от подола платья, я перевязала им левую руку, дабы не привлекать лишнего внимания, а затем схватила склянку с Красным туманом с края платформы и нырнула в толпу. Повезло, что та не разбилась, выпав у Сенджу из рук, и даже не пошла сколами под лапами Мелихор. Надо отдать Ллеу должное – он и впрямь хорошо закаляет стекло. – Рубин! Кто-то звал меня по имени, но это точно был не Сол. Решив не откликаться, чтобы вместе со мной не откликнулась беда, я бросилась бежать. По лбу стекал пот: драконы, собравшиеся вместе и переполненные эмоциями, источали такой жар, что начинали таять даже серебряные балки под потолком. Из-за распущенных крыльев и хвостов, сбивающих с ног, я то и дело падала, спотыкаясь. Даже когда поток драконов унёс меня прочь из Шеннбрунна и выплюнул где-то в центре города, вокруг по-прежнему были лишь незнакомцы. Лишь те, кто решил бежать с острова, спрятаться с семьёй в гнезде или… закончить жертвоприношение самостоятельно. Я не сомневалась, что такие драконы обязательно найдутся – в конце концов, даже среди здоровых плевел всегда найдётся хотя бы одно гнилое, – но оказалась к этому не готова. Чьи-то когти распороли мне щёку, и только когда на шею закапала кровь, я заметила мужчину, покрытого болотно-зелёными струпьями и наскочившего на меня сбоку. Взгляд его глаз, чёрных, как дёготь, был приклеен к красному локону в моих волосах, выбившемуся из-под заколки. Звон стали и ослепляющие искры. Я упала снова, когда чужой меч отразил удар дракона, лишив его не только преимущества, но и протянутой руки, пытающейся схватить меня за горло. Отрубленная конечность залила кровью и пол, и то, что осталось от моего платья. Она залила даже самого Дайре, размахивающего спатой из стороны в сторону. Его это, однако, не расстроило: он просто обтёр нагрудник тем куском ткани, который отрезал от туники свалившегося дракона, а затем точно так же обтёр меч и невозмутимо спрятал его в ножны. – Я искупил свою вину, – заявил он, даже сейчас не изменяя своему самодовольному тону, хотя, кажется, это я должна была решать, прощать его или нет. – Вставай. Нужно найти твоего зверька, если ты, конечно, не решила сделать Сенджу милость и дождаться его здесь. Вопреки тому, что всё моё нутро молило выпустить из наруча клинок и вонзить его Дайре в горло, я последовала за ним, когда он махнул рукой в сторону гнёзд. Ничего другого мне не оставалось – может, я и неплохо ориентировалась в городе, но искать в такой суматохе Сола было всё равно что искать иголку в стоге горящего сена. У Дайре и прежде была сотня возможностей меня убить – если он не сделал этого сразу, то зачем ему делать это теперь? Друг за другом мы миновали толпы, собравшиеся в центре Сердца, залитого маслянистыми тенями от крыльев: многие обращались прямо на ходу, улетая в Дикие Земли. Некоторые же продолжали искать меня: я несколько раз услышала своё имя из уст мужчин и женщин озлобленного вида, и, чтобы проскочить мимо них, Дайре пришлось натянуть мне на голову какой-то холщовый мешок, стащенный с брошенного прилавка. В конце концов мы достигли противоположной части города – Штормового района, – где дома напоминали острые скалы, а со стен текла вода, превращая невзрачные постройки в клочки морских водопадов. Этот район располагался слишком далеко от Шеннбрунна и центра Сердца, и я невольно замедлила шаг от закравшихся сомнений: зачем Дайре уводить меня так далеко? Что Солярис мог забыть здесь? К счастью, прежде чем я позволила этим сомнениям пустить корни, один из скалистых домов рухнул, разнесённый взрослым драконом, упавшим с неба. Его чешуя напоминала кованые доспехи из стали и железа. Существу подобных габаритов должно было хватить одного укуса, чтобы разделаться с молодым сородичем, который тем временем назойливо прыгал вокруг него. Мелкий, проворный и с тёмно-красной спиной, порезанной когтями от хвоста до крыльев. Даже заляпанная кровью, его чешуя сияла, как жемчуг. – Солярис! Я наконец-то могла кричать во весь голос. И я кричала – так громко, как позволяли мне лёгкие, горящие от бега, – но Сол всё равно не услышал, слишком занятый тем, чтобы случайно не подставиться под зубы родного отца. «Сенджу соврал! Неужели ты не понял?! Это он убил тысячу детёнышей! Убил твоего сына, Юту!» «Юту убил не Сенджу, а ты! Это ты дал ему отравленное молоко! Если бы не ты, мой мальчик был бы жив». «Так вот чем я заслужил твою ненависть…» «Ты заслужил её, потому что ты слаб!» Борей взмахнул крыльями и, взлетев, резко спикировал на Соляриса, вновь вонзая когти ему в спину и отрывая того от земли. У него почти получилось поднять Соляриса в воздух, чтобы снова унести в противоположный конец города подальше от меня, как он сделал это в Шеннбрунне, но чёрная тень, налетевшая на Борея, заставила того расцепить когти и вжаться в костяные колонны, держащие гору. «Ты не прав, отец». Я узнала Вельгара лишь после того, как узнала Маттиолу, спустившуюся с его загривка и кинувшуюся ко мне навстречу. Когда наши руки соединились, от сердца у меня отлегло. Она была заплаканной, с изодранными до мяса ладонями (именно поэтому для полёта на драконе и нужны были перчатки), но по крайней мере живой. Краска из шелковицы, которой она обычно подводила глаза и губы, размазалась и поплыла, однако Дайре всё равно присвистнул. – Какая красавица, – присвистнул он, склонив голову вбок. – Знаешь, мне в Зимний Эсбат на рунах нагадали скорую женитьбу… Матти даже не посмотрела на него. Только молча схватила меня за руку и потащила к Солярису, который к тому моменту, отряхнувшись, уже твёрдо держался на лапах и наклонился к земле, дабы мы могли забраться. «Рубин, – моё имя из его уст вырвалось стоном, – быстрее. Прошу». Я ухватилась за костяные гребни вдоль позвоночника и подтянулась вверх, стараясь усесться там, где нет ссадин и ран, оставленных Бореем. Несмотря на то, как давно я летала на драконе, руки будто бы наоборот окрепли и стали сильнее за это время – по крайней мере левая, на которой я тут же поправила съехавшую полосу ткани, чтобы Матти, усевшаяся сзади, не заработала себе ещё одну причину расстраиваться.