– Тогда, быть может, вы сможете передать ему мой номер телефона и попросить связаться со мной в ближайшее время? – предложил Лев. – Вы бы мне очень этим помогли. – Давайте поступим следующим образом, – подумав, произнес Матвей Антонович. – Я наберу отца, обрисую ситуацию и, в случае его согласия, передам трубку вам. Этим я не нарушу никаких правил и исполню вашу просьбу уже сейчас. – Что ж, попытаться стоит, – согласился Гуров. – Да вы проходите, – предложил Матвей Антонович. – Подобные разговоры лучше вести при закрытых дверях. Незачем давать соседям дополнительную тему для пересудов. Захар, проводи гостя в комнату. Захар посторонился, пропуская Гурова в квартиру, захлопнул дверь и указал, куда следует пройти. Матвей Антонович уже набирал номер отца. Первая попытка не увенчалась успехом. Он повторил звонок, но тоже безрезультатно. – Наверное, отец на заседании, – предположил он. – Сможете немного подождать? – Если вы не против, – ответил Гуров. – Вовсе нет. Могу предложить вам чай или кофе. – Спасибо, как-нибудь в другой раз, – отказался Лев. – Скажите, какого рода помощь вам требуется от отца? – спросил Матвей Антонович. – Возможно, я смогу вам помочь. – Это касается финансовых дел Альберта Штейна. – Увы, в этом вопросе я вам не помощник. Я далек от бизнеса отца. А хотите, расскажу вам, в чем заключалась дружба отца с Альбертом? Думаю, это будет не лишним, особенно после того, как я настолько нелестно отозвался об их отношениях. – Не возражаю, – согласился Гуров. – Мой отец знаком с Альбертом, вернее, был знаком, столько лет, сколько я себя помню. Нет, пожалуй, чуть меньше. Альберт пришел к нему, когда его карьера еще даже не начала своего становления. Если честно, он мне никогда не нравился. Так бывает. Встречаешь человека, и он сразу становится тебе либо симпатичен, либо безразличен, либо вызывает неприязнь. Так вот, Штейн относился к последней категории людей. – Чем он был вам неприятен? – Трудно объяснить. На мой взгляд, он был слишком высокомерен. И чересчур требователен к окружающим. Знаете, он ведь не с нуля начинал. У него был некий капитал, увеличить который он и пытался с помощью моего отца. Отец давал ему дельные советы, но Штейн никогда им не следовал. И это несмотря на то, что авторитет отца в подобных делах был уже тогда высок. Я все время недоумевал, чего ради отец с ним возится. Возможно, я сужу чересчур предвзято, так как Штейн пытался вмешиваться в наши внутрисемейные дела. В частности, он неодобрительно отзывался о моем увлечении компьютерными технологиями, что подогревало недовольство отца. Мне кажется, Штейн делал это не от искренности суждений, а намеренно. – В каком смысле? – не понял Гуров. – Он хотел таким образом заработать авторитет у отца. Тот спал и видел, как я начну работать в его конторе, продолжу дело деда и прадеда, а я ерепенился. Штейн быстро просчитал, что таким образом войдет в доверие к отцу, и старался изо всех сил. По крайней мере, мне так казалось. Потом, по прошествии лет, отец смирился, а вот Штейн так до последнего и третировал меня этим. Благо поводов видеться у нас было немного. У них вообще были какие-то странные отношения. – В чем это выражалось? – заинтересованно спросил Лев. – Например, в том, что отец ни разу не был приглашен в дом Штейна, несмотря на то, что имел запасные ключи от его дома. Для страховки, как говорил Штейн. Или в том, что никогда не приглашал отца на значимые для него даты. Я не имею в виду день рождения или встречу Нового года. Нет, я имею в виду даты, когда происходило очередное награждение Штейна. Вы ведь знаете, что он много раз получал награды от города и прочих ассоциаций в архитектурном мире. Так вот, мой отец ни разу не был в числе приглашенных. Похоже это на то, что Штейн дорожил их дружбой? – Не особо, – вынужден был признать Гуров. – Вот и я о том же, – подтвердил Матвей Антонович. В этот момент его телефон выдал незатейливую мелодию. Он взглянул на дисплей: – Это отец. Наверное, освободился, – произнес в трубку: – Добрый вечер, папа. Как у тебя со временем? Выслушав ответ, Матвей Антонович вкратце передал просьбу Гурова и протянул полковнику трубку. Все это время Захар стоял в сторонке, внимательно слушая все, о чем они говорили. Гурова это несколько смущало. Ему был непонятен интерес молодого парня к разговорам взрослых. Другой на его месте давно бы воспользовался возможностью улизнуть из общей комнаты и заняться своими делами: слушать музыку, просматривать ролики в Интернете, или чем там еще занимается современная молодежь. Однако Захар не уходил. Гуров предпочел бы вести разговор не при свидетелях, но предложить хозяевам оставить его одного не решился. – Добрый вечер, Антон Аркадьевич, – произнес он в трубку. – С вами говорит полковник Гуров Лев Иванович. Простите, что беспокою, но дело не терпит отлагательства. – Вечер добрый, Лев Иванович. Не стоит беспокоиться. Я все понимаю, ваша поспешность продиктована желанием разобраться в этом запутанном деле. – Голос Дербенева-старшего звучал мягко. – Ужасная трагедия! Смерть Альберта – тяжелая потеря для всех нас. «Интересно, кого он подразумевает под словом «всех»? – подумал Лев, но предпочел не развивать эту мысль. Вместо этого вежливо поддакнул и перешел к вопросам, заботившим его больше, чем потеря дорогого человека мифическими «всеми». – Мне нужна ваша помощь в освещении некоторых аспектов финансовых дел господина Штейна. – Финансовых? – удивился Дербенев. – Разве финансы Альберта имеют отношение к его смерти? Насколько я в курсе, это какой-то психопат, возомнивший себя кем-то вроде Темного Мессии. Ведь убийство связано с ритуальным жертвоприношением, разве нет? – Это не совсем так, – заметил Гуров. – Ритуальное убийство – лишь одна из разрабатываемых версий, которая не нашла своего подтверждения. В данный момент мы работаем над другой версией. – Над другой версией? – повторил его слова Дербенев. – И она связана с его финансами? Хотите сказать, что Альберта убили ради денег? – Да, у нас есть предположение, что убийство совершено именно с целью обогащения, – ответил Лев, тщательно подбирая слова. – Мне кажется, вы идете по ложному следу, – после недолгой паузы проговорил Дербенев. – Альберт был важной персоной, но вряд ли его кончина могла кого-то обогатить. – Вы имеете в виду наследников? – Именно их. Так вот, в этом плане у Альберта все просто. Близких родственников он не имел. Все его сбережения переходят столичному Обществу архитекторов, включая квартиру. Причем не кому-то конкретно, а Обществу в целом. В общую казну, так сказать. И еще один момент: сбережения передаются Обществу с оговорками. Тратить их они смогут лишь на продвижение подающих надежду молодых архитекторов и их проекты. Своего рода грант, получить который сможет молодое дарование при соблюдении определенных условий. Не стану утомлять вас подробностями, но поверьте мне, в этом случае ни одно конкретное лицо никак не заинтересовано в смерти Альберта. – Признаться честно, этот вариант я вообще не рассматривал, – произнес Гуров. – Рад, что вы своевременно просветили меня относительно наследства Штейна. Однако я имел в виду нечто другое. Дело в том, что при повторном осмотре квартиры Штейна была обнаружена пропажа. Из его дома похищена шкатулка. Можете что-то сказать об этом? – В каком смысле? – насторожился Дербенев. – Хотите знать, не я ли ее забрал? – А вы забирали? – вопросом на вопрос ответил Гуров. – Нет, конечно. Что за бредовая идея! – рассердился Дербенев. – Я в жизни у Штейна ничего не брал. Тем более шкатулку, которой он так дорожил. – Мы также выяснили, что ранее Альберт Штейн увлекался тем, что вкладывал денежные средства в покупку редких экземпляров монет и марок. Об этом вы должны были быть осведомлены. – Это мне известно, – нехотя ответил Дербенев. – Только он давно этим не занимается. Последнюю монету, стоимостью сто тысяч долларов, он продал, когда начал строить свою квартиру. – Скажите, Альберт Штейн когда-нибудь упоминал при вас, не хранил ли он свои раритеты в той самой шкатулке? – Думаете, ее украли из-за этого? Убийца охотился за шкатулкой? – догадался Дербенев, и голос его при этом слегка дрогнул. – Именно так мы и думаем, – заявил Гуров. – Если вам известно что-то конкретное, самое время рассказать. По голосу Дербенева Лев понял, что напал на верный след, только не был уверен в том, что тот станет делиться с ним информацией. Он интуитивно догадался, что с этой шкатулкой связано что-то, чем Штейн не смог бы поделиться с правоохранительными органами. Нужно было во что бы то ни стало заставить Дербенева раскрыть этот секрет. «На чем сыграть: на страхе или на любви?» – лихорадочно размышлял Гуров, пока на другом конце трубки повисла пауза. В итоге решил сыграть на положительном чувстве, так как сомневался, что Дербенев каким-то образом причастен к смерти друга. – Послушайте, Антон Аркадьевич, я понимаю, насколько сложно это осознать, но может случиться так, что единственной зацепкой, способной привести нас к убийце, станут ваши показания относительно этой шкатулки и ее содержимого, – вложив в голос всю проникновенность, на которую был способен, проговорил он. – Поэтому вы должны отбросить все сомнения и рассказать мне о том, что хранил Альберт Штейн в шкатулке. Даже если ее содержимое является не совсем законным. – Вы ставите меня в двусмысленное положение, – после паузы заговорил Дербенев. – С одной стороны, я, как друг, обязан и после смерти оберегать доброе имя Альберта. С другой стороны, и опять-таки, как друг, я должен сделать все возможное, чтобы убийца понес наказание. Непростой выбор, не так ли? – Тем не менее выбор сделать придется. – Думаю, в этом вы правы, – медленно проговорил Дербенев и, решившись, выпалил: – У Альберта в шкатулке хранились бриллианты стоимостью в пятьсот тысяч долларов. – И вы до сих пор молчали об этом?! – не сумев сдержать эмоции, воскликнул Гуров. – А вы считаете, что я должен был трубить об этом на всех перекрестках? – огрызнулся Дербенев. – Следователь ясно сказал, что убийство Альберта является ритуальным жертвоприношением какого-то маньяка. Я не мог предположить, что этот самый маньяк мог покушаться не на жизнь Штейна, а на его бриллианты. К тому же я не знал, что шкатулка пропала. – Неужели? И когда же вы собирались сообщить о необлагаемом налогом доходе вашего друга? – саркастически изрек Гуров, но вовремя спохватился: – Впрочем, это уже не моя проблема. Моя проблема заключается в том, чтобы выяснить, кто, кроме вас и Штейна, знал о бриллиантах. – В том-то и дело, что никто, – чуть слышно ответил Дербенев. – Он ни с кем не делился подобными секретами. Я же знал о существовании бриллиантов, так как участвовал в сделке при их покупке. – Мне нужно знать имя продавца, – решительно проговорил Лев. – Этого-то я и боялся. Сейчас вы начнете трясти продавца, которого именно я порекомендовал Альберту. По городу поползут слухи, а через несколько недель со мной в этом городе никто не захочет иметь дело, так как все будут считать меня ненадежным партнером! – в отчаянии воскликнул Дербенев. – Послушайте, нельзя ли как-то обойтись без огласки? Поймите меня правильно, я не претендую на особое отношение к себе, но ведь под моим началом работает порядка десяти человек, у которых тоже есть семьи и которые пострадают наравне со мной, не будучи ни в чем виноваты. – Назовите имя продавца, – сухо повторил Гуров, – остальное обсудим при встрече. Дербенев понял, что отпираться бесполезно, и назвал имя известного в городе коллекционера. Услышав, о ком идет речь, Лев непроизвольно присвистнул: – Высоко забрались! – А я о чем? В этой сделке не было случайных людей, – подтвердил его догадку Дербенев. – Мне все же кажется, что вы не там ищете. – Разберемся. Благодарю за помощь. И не забудьте связаться со мной, как только вернетесь в город. Всего хорошего! – До свидания, – упавшим голосом попрощался Дербенев. Гуров дал отбой. Возвращая телефон сыну Дербенева, он уловил во взгляде Матвея Антоновича неприязнь, возникшую за время разговора. – Знай я заранее, с чем вы пожаловали, приказал бы сыну запереть дверь перед вашим носом и ни под каким предлогам не впускать в наш дом, – гневно произнес Матвей Антонович. – Вот уж воистину: не делай добра – не получишь зла. – Напрасно вы так, – попытался оправдаться Лев. – Иногда просто невозможно добиться правды, не причиняя боли окружающим. Матвей Антонович не ответил, лишь молча указал на дверь. Гуров прошел к выходу. Проходя мимо Захара, он невольно приостановился. Выражение лица парня показалось ему странным – смесь страха, ненависти и еще чего-то, что Гуров не смог сразу охарактеризовать. Он на секунду задержался в дверях, пытаясь определить, что в лице Захара привлекло его внимание. Но, как только парень понял, что за ним наблюдают, выражение его лица тут же стало скучающе-унылым. Гуров решил, что ему померещилось, и покинул дом Дербенева, унося с собой чувство удовлетворения, разбавленное чувством вины. «И как это так всегда получается: стараешься, из кожи вон лезешь, чтобы докопаться до правды, а тебя же мордой в грязь?» – раздраженно думал он, спускаясь лифтом на первый этаж. Выходя, он по рассеянности задел стоящую перед лифтом женщину. Многочисленные пакеты, которыми та была нагружена, полетели на пол. – Смотреть надо, куда прешь! – закричала женщина. – Ходите тут, нормальным людям от вас покоя нет! – Простите, я вас не заметил, – помогая ей собрать пакеты, извинился Гуров. – Да вы никогда меня не замечаете. И где только вам глаза выдают? – более миролюбиво заговорила женщина, принимая извинения Гурова. – Если бы сегодня не налетели на меня, снова не заметили бы. А нас, женщин, такое отношение не может не обижать. – Простите, вероятно, вы меня с кем-то путаете, – удивился Лев. – Я в этом доме впервые.