Гадес не был в этом так уверен. Но о царстве мертвых он еще успеет поговорить с Хель. Наедине. Или оставит это Зевсу, может, у того выйдет лучше. Он даже наверняка сможет посочувствовать Фенриру – вряд ли искренне, но достаточно убедительно. – Гадес! Помоги ему. Помоги моему брату. Тебя послушают. – Я не могу, Хель. Я не хочу. Квартира Сета дышала тишиной и пустотой: Амон остался в клубе, Софи и Нефтида сидели в комнате. Гадес успел с ними поговорить и сейчас сам был готов поспать… но он ждал Сета. Сидел в темной гостиной с единственной включенной лампой и пил бодрящий чай Нефтиды. Ему казалось, лепестки цветов напоминают асфодели, когда они безжизненно прилипали к чашке, Гадес не мог отделаться от дурных мыслей. Как будут гореть поля, если кто-то доберется до Подземного мира? Как рухнут замки? Миллионы душ, за которые он ответственен. Не помнящая себя Персефона – неизвестно пока, во благо это сейчас или нет. Фенрир пойман, волк в клетке, но его сообщники на свободе. У них нет Оружия Трех Богов, но может, оно им и не нужно. Или они создадут новое. И что тогда? Гадес хотел об этом не думать – но не мог. В отсветах ночной иллюминации за огромными панорамными окнами он размышлял о том, что боги действительно не слишком отличаются от людей. Гадес ждал Сета. Нефтида сказала, он захотел прогуляться в одиночестве. И Гадес ждал его возвращения, поглаживая сидящего рядом Цербера. Пес положил голову на колени Гадеса и первым навострил уши. А через мгновение тот и сам услышал, как щелкают замки входной двери, как она хлопает. Но в комнату никто не заходил. И, потрепав Цербера напоследок, Гадес поднялся, оставил недопитый чай и сам вышел из комнаты. Сет сидел на полу, прислонившись спиной к двери, а вокруг улеглись его псы. Гадес молча устроился рядом, ожидая, когда Сет заговорит. – Холодно. Никак не могу согреться. И смотреть на людей, – глухо сказал Сет. И это не был голос яростной песчаной бури – это был голос бури, несущей смерть. – Почему? – Они умирают. Смотрю на лицо прохожего и вижу, как постепенно плоть гниет, отваливается от костей. Официантка улыбается, а я вижу пустые провалы черепа на месте глазниц. Только боги остаются прежними. Но я все равно ощущаю ее, смерть. Как ты живешь с этим, Аид? Сет повернулся, и Гадес увидел, что тот выглядит невероятно усталым. Похожим на Осириса. – Моя сила тоже связана со смертью, но она иная. Я не вижу ничего такого. Для меня смерть – это как обратная сторона жизни. Она во всем, но не занимает главное место. Он не был уверен, что хорошо объясняет, но Сета, кажется, такие слова устроили. – Я пока не понимаю, Аид. – Это сила Осириса, его восприятие. Думаю, это пройдет. – А если нет? По правде говоря, Гадес тоже не представлял, как неистовый хаос может принять спокойную всепоглощающую смерть. Он волновался за Сета. Но верил, что тот справится. И невольно вспомнил Фенрира, нежно проводящего по плечу сестры, но смирившегося и потухшего. Спросил: – А ты бы мог смириться? С чем-либо. Принять поражение. Не бороться. Сет посмотрел на него с удивлением, и в одном коротком слове снова взвивались бури, песок и хаос: – Нет. Гадес улыбнулся и хотел предложить в таком случае пойти на кухню и напиться. Но в этот момент завибрировал телефон, а в последнее время сообщения не возвещали ни о чем хорошем. Это было от Зевса. Во-первых, он сообщал, что Танатос и Геката теперь вместе. Во-вторых, то ли их нашли, то ли они сами нашлись… но завтра оба будут здесь, с ними надо встретиться. 17 Томные поля асфоделей и ленивый переливчатый Стикс, утопающий в россыпи фиолетовых искр. Восточные благовония, которые стелются по траве, путаются в кованых завитках беседки под перезвон браслетов. Шелест ползущих по траве змей, далекий рокот бури и тявканье песчаных лисиц под бескрайним небом. Тепло солнечного света, ластящееся к ладоням, отсветы неоновых реклам и смех, в котором искрятся лучи. Персефона разливает чай в беседке Подземного мира. Нефтида раскладывает пастилу и легонько шлепает по рукам Амона, который хочет стянуть кусочек. Сет рассказывает о том, как сейчас выглядит Каир, а Гадес рассеянно слушает, нежно проводя рукой по спине Персефоны. Она прячет улыбку и продолжает заниматься чаем. Иногда она задумывается, а как ощущают ее другие? Терпкой кислотой граната, тонким шлейфом весенних цветов или камнями, которыми обозначают могилы, и костями? Может, всем сразу. Персефона точно знает только одно: она на своем месте. – Она твоя сестра, – сказал Анубис. – Не совсем родная, – вставил Амон. – Да что ты понимаешь в родственности! Они готовы были зашипеть друг на друга растревоженными котами, но Софи куда больше интересовал предмет разговора, а не то, как эти двое начнут выяснять, кто прав. – Давайте лучше про сестру, а? Оба посмотрели на нее так, будто Софи оторвала их от чего-то чертовски интересного. Но Амон великодушно сказал: – Ладно, пошли в бар. – Ты всегда предлагаешь сначала выпить? – вздохнула Софи, покорно последовав за ним. – Нет, иногда он ест! – Анубис расхохотался, за что получил от Амона еще один взгляд, полный наигранного возмущения. С того момента, как эти двое встретились, они не переставали друг друга подкалывать, и если сначала это казалось Софи милым, то чуть позже она почувствовала, что начинает уставать. Насколько она поняла, Анубис и Амон были хорошими друзьями, но встречались не так часто – поэтому сейчас отрывались, заодно снимая напряжение последних дней. Клуб Сета, сейчас стоявший полупустым, навевал странное уныние. Как будто это место оставили, бросили на произвол судьбы – хотя, может, в какой-то степени так и было. На дверях красовалась табличка, что клуб закрыт на неделю, а Нефтида уладила дела с персоналом, отправив всех в оплачиваемый отпуск. Сейчас здесь сновал какой-то народ, Амон шепнул, что это кельтские божества. Где-то здесь находился и плененный Фенрир. Гадес, как и накануне, тоже пришел сюда и вроде беседовал с Зевсом – но Софи не видела ни одного, ни другого. Если вчера она проспала почти весь день, то сегодня решительно заявила Нефтиде, что поедет с ней. И уже тут встретила Амона и Анубиса, которые рассказали о том, что здесь Геката – и она вроде как сестра Персефоны. Правда, чего-то внятного от них добиться было сложно, а Нефтида ушла искать вызвавшего ее Зевса. В сопровождении споривших Амона и Анубиса Софи вошла в главный зал, сейчас пустой и тихий. Помещение казалось слишком большим без заполнявшего его народа. Софи помнила тут толпу, неоновые отсветы, скользящие по телам. Сейчас безжизненные огни уставились на пустой танцпол, где кое-где валялось конфетти. Бар топорщился бутылками и зеркалами. Амон сразу направился туда, заняв место по ту сторону стойки, Анубис уселся напротив на высокий стул. Софи, не торопясь, устроилась рядом. Она никак не могла отделаться от мысли, что металл и хром выглядят бездушно, а зеркала пусты, пусть там и мелькают их отражения. Сета клуб сейчас не интересовал, и Софи не знала, как Нефтида объяснила людям, что происходит. Утром она видела, как Нефтида уговаривала Сета поехать в офис и заняться делами, которые его «наверняка отвлекут». Но Сет только покачал головой: – Я не могу смотреть на этих людей, Неф. А дела… это всего лишь пыль. Они стояли у окна, и Сет легонько коснулся губами волос Нефтиды, развернулся и скрылся в своей комнате – он даже не посмотрел на Софи, но она задрожала, ощущая отголоски древней силы Осириса. Холод разверстых могил и смерти без конца и начала. Без надежды на возрождение. К счастью, Анубис хоть и был сыном Осириса, с ним рядом Софи чувствовала себя уютно. То ли он скрывал свою силу, то ли она тоже была немного иной, не такой, как у отца. Бутылка чуть не выскользнула из рук Амона, он выругался и наконец-то налил две рюмки, выразительно глянув на Софи: – Могу предложить коктейль. Эту муть тебе точно лучше не пить. – Как скажешь, – закатила глаза Софи. – Так что там про сестру? К ней повернулся Анубис, его пирсинг задорно поблескивал в свете танцпола, да и вся фигура казалась графичным сочетанием черного и белого: бледная кожа контрастировала с темными волосами и одеждой.