– Я так и подумала, – задумчиво проговорила Глаша. Анфиса снова испуганно замолчала. – Барин, раз уж вещи Остапки вам не подходят, я у соседки тутошней, у Степаниды, ее платье взяла. Вас точно бандиты не узнают. Она напялила на Аристарха Венедиктовича огромный бесформенный балахон, оказавшийся при пристальном рассмотрении бабским платьем, сняла шляпу, замотала голову шерстяным платком, сунула в руки корзинку с пряжей и восторженно рассмеялась, рассматривая результат своих трудов. – Я никуда не пойду в таком виде, – подал капризно голос Свистунов. – Я как баба на чайнике! – Зато живая баба, а не мертвая, – парировала Глафира. Она уже натянула на себя тулупчик Савицкой и ее платок, так что тоже выглядела вполне неузнаваемой. – Как хорошо получилось! Вас мать родная не узнает! – радовалась Савицкая, но тут раздался громкий стук в дверь. – Открывай, Фиска! Открывай, зараза такая! Я знаю, ты здесь! Дети твои во дворе бегают, открывай, мать твою за ногу! – грубый мужской бас кричал на весь коридор. Анфиса побледнела и, закрыв глаза руками, спряталась в дальнем углу. Петроград. Октябрь 1923 г. Обратно от Обводного канала Любочка и Саша шли молча, каждый думал о своем. У младшего сержанта милиции Ильина в голове не укладывалось то, с чем ему пришлось столкнуться по службе. Он советский гражданин, атеист, никогда не верил в бабские дореволюционные сказки про чертей и нечистую силу, да еще где – в одном из самых новых промышленных районов города. Но не задать этот вопрос Александр Ильин просто не мог: – Слушай, Люба, а может, нужно батюшку, ну, попа позвать сюда? Ну, как это называется, освятить, кадилом помахать, святой водой полить от чертей? – тихо, чтобы, не дай комсомол, не услышали редкие прохожие, спросил Ильин. Люба отрывисто расхохоталась, но в этом смехе чувствовались нервные нотки. – Ты шутишь? Ты веришь в поповские песнопения? Да я в комсомоле состою вообще-то! – хихикала она. – А как комсомол относится к зеленому туману и русалкам под водой? – грозно спросил Саша. Конечно, про попов идея была глупая, и советский милиционер Ильин это прекрасно понимал. – А это хорошая идея, – задумалась Люба, остановившись у подножия моста, разглядывая так обманчиво спокойную водную гладь. – Про комсомол? – Нет, стоит поискать побольше информации об этом месте. Может, в дореволюционных архивах, может, в церковных или в милицейских сводках, но что-то должно быть связано с Обводным каналом! – твердо заявила девушка. – Я поищу в Публичной библиотеке, а с тебя, Саша, – милицейские сводки. – А что искать-то? – глупо спросил парень. – Искать все, что может быть связано с вот этим Обводным каналом, тут должно было произойти нечто чудовищное, что отразилось в его водах, – приказным тоном заявила Люба. – Ты думаешь, что это что-то должно отразиться в милицейских архивах? – А ты считаешь, что ни с того ни с сего народ со всего Петрограда сюда топиться бегает? – иронично спросила девушка. – Или ты веришь, что все это просто так происходит? Александр ее почти не слушал, его взгляд был прикован к мужчине, который, медленно подволакивая ноги, спешил к середине моста, его взгляд был будто стеклянный, движения замедленные, а сам он шел будто на автопилоте. – Люба, смотри! – закричал Ильин и побежал к мосту. – Эй, товарищ! Стойте! Куда вы?! Но странный товарищ его не слышал, он медленно и спокойно двигался к парапету моста. – Нет! Стойте! – Милиционер несся вперед, но было видно, он не успевает, слишком большое расстояние было между ними. Люба тоже побежала к мосту, замахала руками, пытаясь обратить на себя внимание. Но было уже поздно! Мужчина подошел к парапету, на секунду остановился на мосту и легко и небрежно перевалился в черную холодную воду. Александр Ильин добежал до места через пару секунд, не мешкая, скинул наплечную сумку и кобуру и прыгнул вниз в канал за самоубийцей. Люба с тревогой смотрела вниз, но ни Саши, ни мужчины не было видно. Только черная холодная вода. На крики девушки подбежали случайные прохожие, которые тоже начали кричать, но вот по воде пошли круги, показалась голова младшего сержанта, Ильин пытался отдышаться. Дрожа от холода, он выбрался на пологий берег, где уже встретила его Любочка. Лязгая от холода зубами, Ильин трясся на пожухлой траве. Но не только холод был тому причиной, ужас сковывал все его члены. Саше удалось подхватить мужчину под мышки, и он пытался вытащить его из вод Обводного, но снизу мужчину кто-то тащил на дно, не давая спасти несчастного. Рядом раздавался громкий русалочий смех, Саша чувствовал прикосновения чужих липких лап к своему телу, которые принялись безжалостно щекотать его. Еле-еле Александр смог выбраться из этого зеленого ада и теперь, сидя на берегу Обводного канала, думал, что позвать сюда священника – вполне неплохая идея. Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г. Набережная Обводного канала – Открывай, злыдня такая! Я знаю, что ты дома! А ну! А то сейчас дверь сломаю! – Хлипкую дверь сотрясали мощные удары, задвижка была готова вылететь в любую минуту. – Кто это? – одними губами спросила у притихшей Анфисы Глафира. – Это Мирон, не открывайте, он убьет меня! – прошептала онемевшими губами Савицкая. – Что за безобразие?! Хулиганство какое! – громко вопрошал Аристарх Венедиктович, путаясь в длинной бесформенной юбке. Дверь затрещала и все-таки открылась внутрь комнаты, за ней в комнату ввалился чернявый мужик с полоумными глазами навыкате. – Фиска, дрянь такая! А ну вылезай из своей крысиной норы! – орал он. – А ну успокойся, мужик! Ты чего делаешь? – закричал на него Свистунов. – Ты чего это имущество портишь? Твоя дверь, че ли? – А ты кто такая, молчи, баба! – Мирон толкнул Аристарха Венедиктовича в сторону и с безумными глазами наклонился к притихшей Анфисе. Дорогу ему заступила Глафира: – Уважаемый, ты чего буянишь? Чего тебе надобно? – Молчать, бабы, пошли вон отсюда! С Фиской я сам разберусь, это моя краля, поняли вы? – снова заорал Мирон. От него разило самогоном, да и сам буйный еле стоял на ногах от выпитого. – Она не краля, она мужняя жена, – спокойно парировала его слова Глаша. – Муж-то того, помер давно! – расхохотался мужик. – И так я долго ждал этого, чтоб Фиска, краля такая, мне обломилась. А теперь, красавица, никуда не денешься от меня! Иди ко мне! – зарычал он, приближаясь к замершей в углу Анфисе. – А ну, отойди от нее! – громко сообщил Свистунов. – Что ты сказала, глупая баба? – Мирон повернулся к нему, и в этот момент Аристарх Венедиктович со всей силы огрел его чугунной кастрюлей, в которой Савицкая собиралась варить суп. От удара Мирон покачнулся, споткнулся о колченогий стул и со всего размаха отлетел в другой угол и там замер. – А теперь бежим. – Глаша схватила за руку Анфису, другой рукой подхватила Аристарха Венедиктовича, они мигом вылетели из злополучной комнатушки в зловонный коридор. – По дороге расскажете, – на бегу бросила Глаша испуганной женщине. Сзади ковыляла, путаясь в длинной юбке, высокая дородная баба, которую в данный момент изображал сыщик Свистунов. Петроград. Октябрь 1923 г. Младший сержант Александр Ильин никогда не думал, не предполагал, что когда-нибудь попадет в такую ситуацию. Конечно, на службе бывало разное, еще были свежи воспоминания о революции и Гражданской войне, об ужасах, через которые прошла его семья, только чудом спасшаяся в самом сердце революционного Петрограда. Его отца убили на фронте Первой мировой, и мать, Елена Прохоровна, мечтала только об одном – о мире в родной стране, потому-то Александр и пошел служить в милицию, чтобы спасать и защищать обычных советских людей. Но сегодня что-то пошло не так – он прикоснулся к чему-то чудовищному, аномальному, невозможному, объяснить которое молодой милиционер был не в силах. – А они меня… трогали… А пальцы зеленые… длинные такие… И смеются, смеются… – дрожа от холода, бормотал на пустом берегу Обводного канала Ильин. Люба слушала его очень внимательно, гладила по мужественной спине сотрудника правопорядка, который все твердил про «зеленые глаза» и «зеленый ад» под водой. – Этого не может быть! Так не бывает! – твердил парень, смотря невидящим взглядом прямо перед собой. – Саша, пойдем отсюда, уже смеркается, ты замерз весь. Так простудишься в мокрой одежде, пойдем. – Медсестра помогла ему встать с пожухлой травы. – Пойдем. Александр встал и наконец-то огляделся по сторонам.