– Честно? – Васильковые глаза старушки ярко блеснули. – Клянусь партией! – серьезно кивнул Александр. Зоя Филимоновна облегченно выдохнула. – Ах, дорогой мой! А я это сразу заметила, как вы, Сашенька, на мою внучку смотрите, это не скроешь. Родители у Любочки давно погибли, только мы с ней остались вдвоем. Поэтому я Любашу никому не дам в обиду, – покачала она головой. – Клянусь партией, что я буду ее защищать и сам никому в обиду Любочку не дам! Зоя Филимоновна в слезах кинулась парню на шею и счастливо заплакала у него на плече. – Спасибо, дорогой мой! Спасибо, Сашенька! Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г. Настроение у ротмистра Казимира Евграфьевича Жилина было прескверное. Ужасная дождливая погода, серая мутная грязь под ногами, да еще и по пути на службу, аккурат на Кокушкином мосту, к Казимиру Евграфьевичу подскочил толстый неопрятный субъект в мятом сюртуке и грязной шляпе. Он принялся хватать главу столичного сыска за руки, что-то крича прямо в ухо. Слов разобрать было невозможно, субъект, на котором еле смыкался сюртук на объемном животе – пуговицы сюртука практически трещали по швам и готовы были рассыпаться в любую минуту, – бормотал что-то неразборчивое и странное. – Кто вы такой, наконец? И что вы от меня хотите? – вскричал ротмистр, пытаясь отцепить от себя пухлые пальцы незнакомца. – Вы Казимир Евграфьевич? Мне очень нужна ваша помощь! Случилась настоящая беда, катастрофа! Конец света, апокалипсис, геенна огненная! – подбирал очередные эпитеты масштаба бедствия субъект. – Успокойтесь, сударь, что же у вас произошло? Расскажите нормально, и, может, вы обратитесь в Управление на Офицерской улице, я туда как раз направляюсь, могу показать вам дорогу! – скривился Жилин от жесткой хватки мужчины. – Нет, вы не понимаете, сегодня впервые за пять лет на кухне не было… Блинчиков не было! Даже каши не было, хотя бы манной! Я бы и ее поел! – тараторил толстяк. – У вас кашу украли? Манную? Казимир Евграфьевич на всякий случай отшатнулся от него – видно, что этот человек умалишенный, возможно, буйный. Надо как-нибудь незаметно подать знак городовому, пока этот здоровяк не предпринял каких-либо опасных движений. А толстяк между тем продолжал: – Я вчера после ванны заснул, так, знаете, притомился и даже не видел, когда она домой вернулась… – Кто вернулся домой? Каша ваша? – пугающе спокойно произнес ротмистр, пытаясь нащупать служебный револьвер. В такие ситуации попадать ему не приходилось раньше. Он незаметно от господина в мятом сюртуке принялся оглядываться по сторонам в поисках знакомых. «Почти центр города, район приличный, здесь вроде бы напасть не должен!» – Да какая каша?! Вы меня совсем не слушаете! Я, говорю, впервые за много лет не позавтракал, ее на кухне не было! – закричал на всю улицу толстяк. – Кого не было? Каши? – И каши не было, и блинов не было, и расстегая! А главное – Глаши не было! Какой вы непонятливый! Вы должны ее найти! Глаша потерялась! Моя Глаша! – Аристарх Венедиктович (а ведь это был он, как вы, конечно же, уже поняли) даже пустил слезу. Для ротмистра Жилина что-то начало проясняться. «Глаша – это другое дело, это не манная каша! Здесь хоть что-то здравомыслящее в его словах появилось», – подумал про себя Жилин, а вслух спросил: – У вас пропала Глаша? – Да-да, моя горничная Глафира, утром ее не было на месте! Я вас тут на мосту уже четверть часа жду, чтобы вы мне помогли! Не хотел в Управление идти, решил здесь с вами, на месте, все обсудить! – затряс его руку Свистунов. Казимир Евграфьевич облегченно вздохнул: неужели он ошибся и человек этот психически здоров и способен нормально объяснить ситуацию? – Хорошо, я постараюсь вам помочь. Представьтесь, пожалуйста! – Аристарх Венедиктович Свистунов, лучший сыщик Санкт-Петербурга и окрестностей, – чинно поклонился толстяк. – Свистунов? Надо же, я о вас слышал, но я вас несколько иначе представлял, – критически оглядел дородную фигуру детектива ротмистр. – Да, это я. – Я читал о ваших расследованиях, весьма впечатлен. Пройдемте в Управление, вы по дороге расскажете, кто такая ваша Глаша и где она потерялась, – любезно предложил Жилин. – Да, конечно, – важно кивнул Свистунов. – А у вас на Офицерской удастся чем-нибудь перекусить? С утра маковой росинки во рту не было, – пожаловался сыщик, а его живот при этих словах утробно забурчал. Петроград. Октябрь 1923 г. Любочку младший сержант Ильин снова нашел в Публичной библиотеке. На сей раз девушка не выражала никаких восторгов, напротив, она сидела над толстым пыльным фолиантом, нахохлившись и с недоумением глядя в пустое пространство перед собой. – Любочка, Люба!!! Любовь Николаевна! – громко прямо в ухо гаркнул милиционер, за что получил выразительный взгляд строгой библиотекарши в толстых роговых очках. – А, Саша, добрый день, извини, я немного задумалась! – Девушка вздрогнула от неожиданности и удивленно уставилась на парня. – А я сейчас только от бабушки твоей, пирожками вкусными угощала, с мясом! – мечтательно промолвил парень, а потом обратил внимание на пустой и задумчивый взгляд у медсестры Крыловой. – Нашла тут что-нибудь интересное по нашему делу? – ахнул он. – Представь себе, Саша, нашла. – Люба тяжело вздохнула. – И если то, что я здесь вычитала, правда, то дела наши, Саша, весьма и весьма плохи, – покачала она головой. – То есть? – Вот, я просматривала материал по району Обводного моста и закопалась в документах. Мне библиотекарь Нинель Максимовна посоветовала обратиться к средневековым хроникам. – Снова глубокий вздох. – Да не тяни-то! Что нашла? – снова гаркнул Ильин. Библиотекарь Нинель Максимовна снова неодобрительно покачала головой. Любочка понизила голос и тихонька начала зачитывать статью из старинной книги: – Средневековая хроника Эрика Абосского гласит: в тысяча трехсотом году маршал Торкель основал в устье реки Охты крепость Ландскрону. Владычество шведской короны на берегах Невы закреплялось жестоко. Отряды маршала огнем и мечом прошлись по карельским поселениям на реках Кеме (Фонтанка) и Сутилла (Волковка). На одной из излучин Сутиллы шведы наткнулись на капище, где идолопоклонники устраивали нечестивые шабаши, принося в жертву своим богам животных и собственных младенцев. – Любочка перевернула страницу и продолжила: – Гнев ревностных христиан был беспределен: солдаты с яростью принялись сокрушать истуканов. В разгар погрома из густого ельника появился безумный старик отвратительного вида и стал призывать на головы погромщиков месть всех сил Тьмы. Солдаты тут же убили старого нечестивца, но страх от заклинаний проник глубоко в их души, поскольку в то время рассказы о страшных возможностях карельских колдунов заставляли трепетать всю Скандинавию. – Сказки какие-то ты мне читаешь, – хмыкнул Ильин. – Шабаши, ведьмы! Люба усмехнулась и продолжила читать: – Это еще не все. Слушай дальше. В Ландскроне нашелся некий человек, весьма сведущий в колдовских учениях, который предложил выбить клин клином. Маршал Торкель уж на что был ревнителем веры Христовой, но и то был вынужден согласиться на сомнительное предложение, опасаясь, что суеверный страх гарнизона обернется открытым бунтом. – Люба перевела дух, вздохнула, перевернула страницу и дальше продолжила: – В одну из ночей на месте бывшего капища состоялся не менее гнусный и отвратительный шабаш, чем те, что разворачивались здесь прежде. Чтобы лишить силы заклинания колдуна, в жертву Дьяволу было принесено пять молодых карелок. Их кровью окропили гранитные плиты с выбитыми на них магическими словами и знаками, а трупы бросили в одну яму с трупом колдуна. Затем знаток потусторонних тайн навечно заклял дух злобного старика и в завершение осквернил святое распятие. Как далее повествует хроника, едва святотатство свершилось, по ночному лесу разнесся ужасающий хохот, и внезапно поднявшимся вихрем с корнем опрокинуло огромную ель. Прочитав эти строки, Люба замолчала и уставилась пытливым взглядом в лицо младшего сержанта. Тот тоже молчал, рассматривая узор на полу. С потусторонними силами сражаться Александру Гавриловичу еще не доводилось. – Да уж, дела. И как со всем этим бороться? Ты что-нибудь нашла еще про это проклятое место? – наконец спросил он. – Ты прав, с тех пор это место на берегу Сутиллы считалось проклятым. Во времена Петра Первого и позже в здешних лесах часто случались необъяснимые, таинственные происшествия, поэтому люди старались обходить их далеко стороной. Скажем, в тысяча восемьсот пятом году землекопы, работавшие на строительстве Обводного канала, отказались выбирать грунт близ Волковки, объяснив прекращение работ нехорошими слухами об этих местах. Генерал-лейтенант Герард добился возобновления строительства, лишь до полусмерти избив зачинщика и пригрозив остальным рабочим ссылкой на каторгу, – ответила девушка. – Да, при царе с рабочими особенно не церемонились, – кивнул младший сержант Ильин. – Ну а в наши годы сила старинного заклятия была грубо разрушена, и злой дух колдуна, сдерживаемый в земле более шести веков, вырвался на свободу. Получается, так? – глухо спросил Ильин. – Но такого быть не может! – Все может. Тут еще в конце девятнадцатого века интересный случай был. Баба простая одна своего мужа убила, на куски порезала и в Обводный скинула. Так что место действительно нехорошее, проклятое, – дополнила свой рассказ Люба. – А тебе что в церкви сказали? Помог отец Федор? – Сказали молиться и верить, что они еще могут предложить, но одна молитва нам не поможет! – покачал головой милиционер. Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г. На Офицерской, дом двадцать восемь, в Управлении сыскной полиции города царило оживление. Постовые, городовые – все жаждали получить аудиенцию у начальника сыска, ротмистра Казимира Евграфьевича Жилина, но тот попросил никого не пускать, распорядился принести горячего чая с баранками и пирогами и погрузился в беседу со знаменитым сыщиком Аристархом Венедиктовичем Свистуновым. Хотя признать в этом неопрятном обрюзгшем толстяке гения сыска было сложно, но виной всему были лишние треволнения – пропала горничная, а по совместительству помощница в детективных делах Глафира. И без нее, по выражению самого Свистунова, он был как без рук. Аристарх Венедиктович вздыхал, хмурился и не прекращал жевать вишневый пирог, запивая его уже третьей чашкой чая. – Хорошо, коллега, расскажите, куда могла направиться ваша служанка? Она сообщила вам? У нее был ухажер, близкий приятель? Чем она занималась окромя работы у вас? – Эх, Казимир Евграфьевич, можете не повторяться! Я сам прекрасно знаю все эти вопросы, которые стоит задавать в подобное время! – покачал головой сыщик. – Чем занимается Глаша, окромя работы у меня, я понятия не имею, – покачал он головой. – Да у нее и нет свободного времени на всякие глупости типа ухажеров. – Так я понял, что девушка молодая, интересная. Должен же быть приятель, близкий друг, наконец! – удивился ротмистр. – Сколько она у вас проработала?