– Надо молиться, чтобы все бесы отступили! – прошептала девушка. Неловко и коряво она осенила себя крестным знамением и принялась вспоминать хоть какие-то слова молитв, которые в детстве ей пыталась привить бабушка. Что-то действительно отложилось в памяти, Люба, зажмурившись, обращалась ко всем святым, которых могла вспомнить, крестилась во все стороны – и вскоре заметила, что противный хохот закончился, в комнате было тихо, и болотный запах тоже пропал. Люба осторожно открыла глаза – сначала правый глаз, потом левый, – поморгала и уставилась на середину комнаты, где недавно водили хоровод водяные красавицы. Над полом струился зеленый туман, но самих русалок видно не было. Только Люба хотела вздохнуть с облегчением, как заметила у себя на подушке зеленый костяной гребень с длинным зеленым волосом, накрученным на расческе. Красивый женский голос пел тихую спокойную песню на незнакомом языке, напев был печальный и навевал образы далеких стран и народов. Люба потрясла головой, пытаясь сбросить с себя наваждение, песня не прекращалась, теперь к ней добавился целый хор водных девиц. Голова заболела еще сильнее, затошнило, Люба зажмурилась и потеряла сознание. В таком состоянии и нашла ее вернувшаяся с рынка Зоя Филимоновна. – Любочка, что с тобой?! Внучка, ты чего? Бросив вещи у порога, пожилая женщина подбежала к кровати, на которой лежала в беспамятстве внучка. – О боже, у тебя жар! Лихорадка! Сейчас-сейчас! – Зоя Филимоновна выскочила из комнаты к соседям за помощью – у Синицыных был телефон, можно было вызвать «Скорую». Зоя Филимоновна, к счастью, не обратила внимание на длинный зеленый волос на подушке, ее темноволосой внучке Любе он, конечно же, не принадлежал. Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г. Опрос свидетелей решили начать с Мирона Ткачевского, обнаружили красавца-лихача на Невском. Вместе с такими же элитными извозчиками он выкрикивал свое имя, ожидая богатых клиентов. – Свободен? – залез в пролетку Семен Железнов, подав руку Глафире. – Конечно, свободен, барин. Куда везти прикажете? – сразу же отозвался Ткачевский. – Вези нас на Офицерскую, – кивнул капитан. – Как прикажете, барин. Только это два целковых стоит! – вежливо сообщил лихач. – Да ты шо, ирод! Побойся бога, тут и пешком пять минут идти! – грубо сообщил капитан сыска. – Ну хорошо, барин, только ради вашей барышни – за один целковый доставлю вас! – Ну это другой разговор! – согласно кивнул Железнов. – Поехали! За целковый это еще куда ни шло! Мирон еще раз внимательно взглянул на Глафиру, наверное, вспоминая, где он мог раньше ее видеть. Глаша поплотнее закуталась в шаль, чтобы раньше времени не спугнуть лихача. Поездка закончилась быстро, не успели они и поговорить ни о чем. «Действительно, за пять минут езды отдавать один целковый, а тем более два, как он просил сначала, – это сущий грабеж», – решила про себя Глафира. – Приехали, мил человек! – остановил вороного коня Мирон. Капитан Железнов полез в карман сюртука за кошельком, принялся себя охлопывать по карманам. – Ой, мил человек! Я вроде на службе кошель забыл! – разочарованно сообщил он. – Как это забыл? Плати давай! – озлобился Ткачевский. – Я не отказываюсь платить, мил человек, пройдемте в мой кабинет, я вам целковый отдам, – подал он здравую идею. – А ты, барин, сам за деньгами сходить не можешь, а я вместе с барышней тебя здесь подожду? – покачал головой Мирон. – Да ты что, ирод, как я могу родную сестру, кровинушку мою, с чужим мужиком оставлять? Ты что придумал, на мою Настеньку глаз положил? – яростно ощетинился Семен Гаврилович. – Нет-нет, барин, ты чего?! – опешил от такого предположения Мирон. – Да ни в жизнь. Пойдем тогда с тобой за кошелем! – согласился он. – Пойдем-пойдем! – обрадовался Железнов. – Настенька, слезай, – подмигнул Глаше правым глазом капитан. Вместе они вошли в управление, капитан завел Мирона Ткачевского в свой кабинет. – Присаживайся, мил человек! Я сейчас денежку тебе дам! Настенька, подойди сюда, пособи мне! – Семен Гаврилович посадил Глафиру-Настеньку в кресло, стоящее в дальнем углу, сам полез в письменный стол, но вместо кошеля вытащил из ящика револьвер, наставил его на лихача и угрожающе произнес: – А теперь, Мирон Егорьевич, садитесь на место и все мне расскажите о ваших взаимоотношений с Анфисой Савицкой и ее мужем. А будете рыпаться, я вам важные органы отстрелю. Так понятно? – улыбнулся он. Мирон вытаращил на него большие и глупые глаза и плюхнулся на стул. Петроград. Ноябрь 1923 г. Красивая стройная девушка с бледно-зеленой кожей сидела на краю кровати, расчесывала длинные спутанные зеленые волосы и громко хохотала, принимаясь то толкать, то щипать, то щекотать Любочку. Люба отталкивала нахалку, но та глядела на нее изумрудными глазами и продолжала безжалостную щекотку. – Нет, не надо, нет-нет! – в беспамятстве шептала Люба, дрыгая руками и ногами, отгоняя наваждение. – Доктор, что это с ней? – Зоя Филимоновна в ужасе обратилась к вызванному врачу со «Скорой». Тот пощупал пульс девушки, оглядел вены на руках и белки глаз. – Она бредит, и температура у нее высокая, мы ее в больницу забираем. Ваша внучка принимала какие-нибудь препараты? Раньше с ней подобное происходило? – записывая данные, спросил доктор. – Нет, никогда раньше не было. Я не знаю… Я вот только пришла… Она что-то кричала… зовет кого-то… – побледнела Зоя Филимоновна. – Соберите ее вещи, забираем ее, давай, Михаловна, оформляем, – обратился к напарнице доктор. В этот момент в дверь комнаты деликатно постучали. – Кого это еще нелегкая принесла? – ворчливо прошептала бабушка Любы и пошла открывать дверь. За дверью стоял младший сержант Александр Ильин с букетом хризантем в руках. Увидев бледную до синевы Зою Филимоновну, еле стоящую на ногах, он сразу спросил: – Что случилось? Вам плохо? Сердце? – Там… Люба… – Зоя Филимоновна устало прислонилась к двери. Милиционер подвинул ее плечом и ворвался в комнату. Увидев девушку, лежащую без сознания, и врачей, суетящихся рядом, подскочил к ней. – Люба! Любочка! Доктор, что с ней? – Саша схватил девушку за руку и прижался к ней горячими губами. – У нее сильный жар, галлюцинации, бредовое состояние, сейчас оформляем ее в больницу. Вы ее молодой человек? – сдвинул очки на кончик носа врач. Ильин неопределенно кивнул. – Да, конечно, я жених ее! – подтвердил парень. – Тогда, жених, идите, помогите бабушке собрать вещи, старушка не в состоянии, придется и ей укол сделать! – доверительно сообщил доктор, кивнув в сторону бледной до синевы Зои Филимоновны. – Да-да, конечно. – Александр подошел к Зое Филимоновне, обнял ее, принялся успокаивать. Вдвоем они собрали небольшую сумку с Любиными вещами. Зоя Филимоновна устало опустилась на стул, пытаясь успокоить дыхание. Руки у нее ходили ходуном, она вся тряслась от ужаса. – Вы, бабуля, себя поберегите, а то и вас придется в больницу забрать! Нельзя так! – неодобрительно покачал головой пожилой врач. – Все с вашей девочкой хорошо будет, не волнуйтесь, нас вовремя вызвали. – Да, я сейчас чуть посижу, легче будет! – Бабушка тяжело дышала. Доктор внимательно посмотрел на нее и дал таблетку валидола. Вместе с подоспевшим милиционером Любу погрузили в карету «Скорой помощи», новоиспеченный жених Александр Ильин отправился с ней вместе. По дороге Любочка все время отбивалась от русалок и шептала про проклятия Обводного канала, Ильин хмурил брови и нежно держал девушку за руку.