– Я не люблю не просто Анфису Савицкую, а всех баб-изменщиц в целом, – так же недовольно заявил Семен Гаврилович. – От вас жена ушла, изменила с вашим близким другим, хорошим знакомым, потому вы и Анфису Савицкую во всех грехах подозреваете, – не спрашивая, безапелляционно заявила Глафира. Капитан Железнов чуть ли не подпрыгнул на сиденье пролетки: – Да как вы? Да откуда?.. – прошептал он. – Кольцо обручальное вы не носите, но на безымянном пальце виден след от ободка, значит, сняли вы его не так давно. Полгода максимум, но я думаю, месяца три назад. Жены у вас нет, потому что, извините, конечно, но весь вид у вас – холостяка, еще раз извините, неопрятного холостяка. Целый день на службе проводите, по ночам сами на дежурства напрашиваетесь, а когда нет дежурства, то ночью ходите и сами следите за фигурантами дела, как тогда, когда меня спасли в Ямском переулке, – медленно сказала Глаша. – Я поражен вашей наблюдательностью, – немного помедлив, сказал Железнов. – А с чего вы решили, что жена изменила с близким другом? – Жена изменила – это факт. Вы бы видели, как вы переменились в лице, когда узнали, что Анфиса много лет изменяла Остапу с лихачом Ткачевским и даже завела ребенка от него. Вы еле себя сдерживали, чтобы не наброситься на него с кулаками. А почему решила, что с другом изменила, так тоже все очень просто. – Глафира стянула перчатку с руки, посмотрела внимательно в глаза капитану, а потом продолжила: – У вас в кабинете на письменном столе стояла рамочка с фотографией, от нее остался пыльный след на столешнице. Ее оттуда вы убрали, значит, это было фото обманщицы жены. А на стене висело групповое фото вашего полка, очень узнаваемы рамочки, которыми украшают именно полковые фотографии. Дань моде, – фыркнула Глаша. – Так вот, фотографию со стены вы тоже сняли и убрали, значит, в вашем полку был некто, на чье лицо, как и на лицо жены, вы смотреть уже не можете. Ранее фото полка висело аккурат на высоте ваших глаз, то есть вы часто обращались к приятным воспоминаниям, с этим связанным. Значит, предположу – в полку был близкий вам человек, друг, с кем и изменила вам супруга, – медленно объяснила девушка. Железнов долго молчал, переваривая услышанное, а потом произнес: – Вы правы почти во всем, кроме одного: моя жена изменила мне с моим родным братом, действительно с самым близким мне человеком, с которым мы и служили вместе в Измайловском полку. Снова в повозке воцарилось молчание. – А знаете что, Глафира Кузьминична, давайте сначала, как планировали, навестим Степана Коновалова, друга нашего первого «чурбанчика» Остапа? – предложил капитан Железнов и дал знак извозчику изменить маршрут. Степана Коновалова, старого обрюзгшего ямщика, сыщики нашли у дверей чайной «Кувшинка» на Можайской улице. Место это было знаменитое в узких кругах и среди определенного контингента. Коновалов был пьян в стельку, но в другом состоянии его давно уже не видели. – Степан? Это вы? Вам знаком Остап Савицкий? – Капитан Железнов брезгливо сморщился, увидев грязного старика. – Вам, Глафира Кузьминична, лучше не смотреть на это зрелище, – тихонько сообщил Семен Гаврилович. – Ничего страшного, я и не такое видала, – так же тихо ответила девушка. – Итак, ты знаешь Остапа Савицкого? Эй, Степка! – уже громче повторил капитан. В ответ раздался богатырский храп, из обезображенного рта Коновалова вырвался громкий стон. Семен Гаврилович наклонился к пьянчуге и попытался поднять его на ноги. – Эй, Степан, вставай, я тебе говорю! Мимо проходил буфетчик из «Кувшинки»: – Ваше благородь, со Степкой бесполезно разговаривать, вы от него ничего не добьетесь! В таком состоянии! – А когда он в другом состоянии бывает? – спросил, сморщившись от неприятного запаха, Семен Гаврилович. – Да уже никогда практически, – кивнул буфетчик. – А дружка его, Остапа Савицкого, вы знали? – влезла в разговор Глафира. – Остапку? Знал, конечно! Вот так же вторым здесь на ступеньках лежал, отдыхал, в обнимку со своим дружком и самогонкой, – сплюнул на землю буфетчик. – А когда со Степкой поговорить можно? Когда он сможет нормально разговаривать? – спросил Семен Гаврилович. – Сегодня точно не проснется, а завтра, если к утрецу, к рассвету его застанете, когда еще не опохмелился, – то, может, чаво вам и скажет. Только не думаю, что чего стоящего он знает. Пьяница он буйный, и дружок его Остап такой же был! Вот точно такой! Хотя вот лет десяток назад, вы не поверите, Остап совсем другой был – не пил ни капли, работал много, а потом как подменили его, окаянного! – покачал головой мужик. – Знать бы, кто его и где подменил! – задумчиво сказала Глаша. – Дык хто ж знает, – развел руками буфетчик. – Поехали в Обуховскую больницу, навестим другого безмолвного свидетеля. – Семен Гаврилович хмуро пнул ногой Степан Коновалова. Тут из-за угла «Кувшинки» показался мальчишка лет пяти, грязный и оборванный, которого Глаша сразу узнала как Митьку, сына Остапа Савицкого. Малыш вежливо подошел к Глаше. – Теть, а тетя, мне Машка сказала, что вы добрая, денежку дать можете, – протянул он маленькую ладошку с обкусанными ногтями. – Конечно, могу, – ласково улыбнулась девушка. – Ты Митя? – Да, Митяем кличут! – серьезно кивнул мальчик. – А здесь, Митяй, ты чего делаешь? – подключился к разговору Железнов. – Как чего? Работаю я, – хмуро вытер сопливый нос ребенок. – Работаешь? – удивленно переспросила Глаша. – Ну да, конечно! – подтвердил Митька. – Вот Прошке на кухне помогаю, он хлеба мне дает или вот вы, барышня, денежкой побалуете. – Снова лукавая улыбка. – А мне сдается, что ты тут у благородных людей кошели подрезаешь, – сердито заявил Семен Гаврилович и ухватил мальчишку за локоть. Тот ловко вывернулся, показал язык капитану. – А тут благородных и не бывает, и того, кто батю убил моего, вы никогда не найдете! – крикнул он, убегая по переулку. Глаша хватилась, что из кармана у нее пропало несколько медяков. Петроград. Ноябрь 1923 г. Промозглый ветер витал над сонным Боровским мостом. На мосту стояли двое – высокий милиционер в длинной шинели и маленькая худенькая девушка с красными от мороза щеками. Они с тоской смотрели на темные воды Обводного канала и что-то тихонько обсуждали между собой. – Люба, я хотел у тебя спросить… – неуклюже начал разговор Ильин. – Да? – Девушка подняла на него взгляд темных бездонных глаз. – Давай, когда все это закончится, когда этот ужасный мост будет снесен и проклятие наконец покинет наш город, давай… ну это… Извини, я очень волнуюсь, – зябко поежился Александр. – А почему ты волнуешься? – Сердце у Любы затрепетало от сладкого предвкушения. – Волнуюсь, потому что это очень важный разговор… точнее, предложение… для меня… то есть для нас, – снова замялся младший сержант. Люба удивленно застыла на месте. – Ну, я это… короче. – Александр достал из кармана носовой платок, развернул его, Люба увидела красивую старинную брошь с сапфирами и изумрудами по краям. – Что это? – Смотрела она на украшение, не в силах отвести взгляд от такого чуда. – Кольца старинного у меня нет, а предложение нужно сделать по всем правилам… Я потому подумал… ну, это… Мама дала фамильную брошку, чтоб все красиво сделать. Люба, давай, когда все это закончится, сходим с тобой… ну это… в ЗАГС! Ты выйдешь за меня? – выпалил на одном дыхании Александр, зажмурив глаза от страха. Любочка застыла на месте, не веря своим ушам и глазам, а потом громко завопила от радости и повисла на шее у парня. – Конечно да! – выдохнула она. – Точно? – счастливо улыбнулся Ильин. – Тогда я самый счастливый человек на свете! У меня есть Любовь! Настоящая Любовь! – Он подхватил Любочку на руки и легко закружил. Девушка радостно хохотала. – Поставь меня на место, давай с тобой все обсудим. Это на тебя бабуля давила? Если из-за нее, то не нужно. – Люба отвернулась, чтобы парень не увидел ее слез. – Да ты что, дурочка такая! При чем тут твоя бабушка? Да у тебя бабуля замечательная, но я же тебя люблю, а не ее! – Саша наклонился к девушке и поцеловал ее в затылок. – Точно? – Конечно, точно, я и без Зои Филимоновны давно хотел тебе предложение сделать, а она только меня немного направила. Да я… когда увидел тебя в больнице, такую слабую, такую нежную, беззащитную, то решил всегда быть рядом, оберегать тебя, никаким чертям и русалкам, никому не отдам, – обнял он девушку. У Любы теперь на щеках были слезы радости. – Я согласна, со всем согласна. А давай свадьбу сделаем… – начала девушка, но договорить ей не дали… Саша напрягся, посмотрел в сторону центральной части моста, куда быстро и уверенно спешила пожилая женщина. Ее замутненный взгляд и странная походка говорили о ее решении покончить жизнь в водах Обводного. – Любочка, подожди меня здесь, я быстро! – Саша нежно поцеловал невесту, вложил ей в руку брошку и понесся к старушке на мосту. Но снова чуток не успел, легко и грациозно пожилая женщина перевалилась через решетку и стремглав полетела в холодные воды канала. Снова, уже не в первый раз, Александр Ильин прыгнул за ней следом. Люба застыла у решетки, разглядывая темные воды.