Проходили минуты за минутами. Саша Ильин, молодой младший сержант советской милиции, только что сделавший предложение своей любимой девушке, так и не выплыл из пугающих вод Обводного канала. Спасти пожилую женщину Варвару Новицкую, шестидесяти пяти лет, труженицу производства и бабушку семи внуков, тоже так и не смогли. Над Обводным каналом клубился зеленый туман. Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г. Доктор-патологоанатом Илья Васильевич Смородин оказался тощим желчным мужчиной с хмурым и усталым взглядом темных глаз. Так же хмуро поздоровавшись с представителями сыска, он проводил их в покойницкую, где на прозекторском столе лежало обезглавленное тело мужчины, прикрытое серой простыней. Илья Васильевич откинул материю и жестом указал на труп: – Вот ваш «чурбанчик номер два», любуйтесь. Но вам, барышня, лучше на тело не смотреть, – потер нос доктор. – На опознание, что ли? – уже тихо обратился он к капитану Железнову. – Нет, помощница в расследовании, – так же тихо ответил Семен Гаврилович. – Помощница? – удивился патологоанатом. – Ну и ну? – поразился он поведению Глафиры. Она без страха приблизилась к трупу, принялась разглядывать пальцы и ногти усопшего, а потом занялась рассмотрением рваной раны на шее. – Вы обратили внимание, доктор, пальцы и руки мягкие, без мозолей, изнеженные даже. Я бы сказала, что покойный не занимался тяжелой работой, не носил тяжести. Он и не извозчик, у них, как правило, на правой или левой руке, в зависимости от использования, появляется характерный след от упряжи или кнута, – размышляла вслух Глафира. Илья Смородин опешил от такого непотребства – чтобы незнакомая барышня так просто говорила о трупе и строила предположения о роде его деятельности, такого доктор никогда не видел! Семен Гаврилович тоже наклонился к трупу, осматривая его конечности, потом он произнес: – То, что вы сказали, Глафира Кузьминична, вполне может быть правдой. Надо, чтобы его опознали, тогда мы точно будем знать о его профессии! Вы считаете, что он не местный? Не с района Обводной Канавы? Здесь в основном живет рабочий люд, и у них действительно грубые мозолистые руки. – Здесь не только одни рабочие обитают, – покачала головой Глафира, вспомнив про инженера Калашникова и его семью. – И инженеры, и студенты, и представители интеллигенции. А какая причина смерти? – обратилась она к эскулапу. Илья Васильевич приосанился, но ответил капитану сыска: – Я только что закончил вскрытие и как раз вам, Семен Гаврилович, хотел сообщить – как ни странно, этот мужчина умер не от удара топором! И даже не утопленник! – А отчего? – в один голос воскликнули и Глафира, и капитан Железнов. – Остановилось сердце у мужчины, он умер, а потом, уже мертвому, ему отрубили голову, – объяснил врач. – А сердце у него отчего могло остановиться? – спросила Глаша. Илья Смородин фыркнул, еле сдерживая смех. – Барышня, вы что, не знаете, как это бывает! Перенервничал мужичок, выпил лишнего, вот сердечко и не выдержало. Бац – и приступ! Бац – и мертвец! – хихикнул доктор. Теперь фыркнула Глафира. – Уважаемый Илья Васильевич, а вы разве не знаете, что основными причинами остановки сердца у мужчин могут быть: ишемическая болезнь сердца, сердечная недостаточность, пороки сердца, различные виды аритмии, кардиомиопатии – поражения сердечной мышцы из-за хронического алкоголизма или применения наркотических или лекарственных средств, потому я вас и спрашиваю, что в этом случае послужило причиной! – Как кстати Глафира вспомнила статью из медицинского сборника, который недавно зачитывал ей Аристарх Венедиктович. Как кстати пригодился! Доктор Смородин вытаращился на нее во все глаза: – Семен Гаврилович, вы откуда эту барышню взяли? Она имеет медицинское образование? Вы не доверяете моему мнению эксперта, что привели с собой другого специалиста? – зашипел он на ухо капитану. Сам капитан Железнов тоже удивился, но ничего такого не сказал, лишь пожал плечами. – Не обижайтесь, Илья Васильевич, у меня нет никакого медицинского образования, я даже курсы медсестер не посещаю, просто кое-что прочитала по теме, – ответила с улыбкой Глаша. – Вам лучше ответить на ее вопросы, Илья Васильевич, – обратился к нему капитан. – Хорошо, но, знаете, это нонсенс, – пожал плечами доктор. – Барышня учит меня моей работе! – Если вам это поможет, то в мою деятельность она тоже лезет, но это только на благо расследования, – заметил Железнов. Глафира лишь лукаво улыбнулась. – Что вы еще можете сказать о трупе, доктор? – спросил капитан. – Ну хорошо. Мужчина умер от остановки сердца, но, судя по состоянию кожных покровов и печени, он не страдал алкоголизмом, выпивал, но немного и нечасто. Возраст его примерно пятьдесят – пятьдесят пять лет, крепкого телосложения, вел сидячий образ жизни, пузико уже наметилось, физическими упражнениями особо не занимался. – А когда он умер? – Умер около недели назад, но в воде пробыл дня три, не больше, – медленно ответил врач, недовольно поглядывая на странную девушку, снова осматривающую тело без головы. – Илья Васильевич, а вы обратили внимание на эти следы на руках? Это следы от веревок, руки были связаны? – спросила Глаша, переворачивая тело на бок. – Не трогайте его, ради бога, ничего тут не трогайте! – закричал на нее врач и замахал руками. – Что вы делаете? Семен Гаврилович тоже покачал головой. – Глафира Кузьминична, хоть мы с вами и договорились о сегодняшнем совместном расследовании, но держите себя в руках! – угрожающе произнес он, повернулся к Смородину и сказал: – Извините ее, она не в себе! Так что там по поводу этих отметин, я тоже обратил на них внимание! – Да, действительно, на предплечьях имеются следы от веревки, руки были связаны крест-накрест, но это было за пару дней до того, как труп попал в канал, иначе бы веревки глубоко врезались в кожу и оставили бы более яркие следы. Тело в воде размякло и опухло, веревки бы не выдержали, – объяснил врач, искоса посматривая на молчащую Глафиру. – То есть мужика сначала связали, он умер, его развязали, отрубили голову и сбросили в Канаву, так, что ли? – спросил Железнов. – Скорее всего, так, – кивнул Смородин. – А я думаю, он умер – и потому ему руки связали крест-накрест, – твердо заявила Глаша. Илья Васильевич закатил глаза: – С чего вы это, барышня, взяли? – А с того, что таким образом перевязанные крест-накрест руки на груди – один из актов похоронного обряда у многих народов, – указала Глаша. Капитан Железнов задумался и почесал подбородок. – Может быть, – наконец ответил он. Глафира утвердительно кивнула. – Хорошо, а скажите-ка, доктор, есть у жертвы какие-нибудь яркие приметы – шрамы, увечья, порезы, чтобы можно было в газету дать описание? – спросил Семен Гаврилович. – Да нет, тело чистенькое, мужчина домашний, в драках не участвовал, на войне не бывал, примет никаких я не заметил, – развел он руками. – А рана на этом трупе такая же, как у Остапа Савицкого, тоже найденного в Канаве неделю назад? – спросила Глаша. – Да, осмелюсь сказать, что удары практически идентичны и орудия преступления, скорее всего, тоже одинаковы, – кивнул Илья Смородин. – А голову еще нигде не находили? – спросила Глаша у капитана сыска. Тот отрицательно покачал своей головой. Глаша тяжело вздохнула. – Жаль, а то опознание было бы легче провести! Попрощавшись с прозектором и еще раз шикнув на Глафиру, которая пыталась детально рассмотреть ужасную рану, Семен Железнов покинул покойницкую. Санкт-Петербург. Октябрь 1893 г. Обратно ехали в пролетке молча, Семен Гаврилович хмурился и косился на тусклые солнечные лучи, время близилось к обеду. – Не успеваем, Глафира Кузьминична, нужно на Офицерскую ехать, одиннадцатый час уже, – ворчал он. – Ничего, Семен Гаврилович, успеем. Давайте еще в одно место съездим, у меня есть кое-какие идеи по поводу расследования, – неопределенно кивнула девушка. – Хорошо, но после этого вашего одного места сразу же на Офицерскую к ротмистру Жилину! – Конечно, я вам обещаю!