– Ты не хочешь сбрить бороду? – вдруг спросила Кира не к месту. – Ты же знаешь, я столько ее отращивал, она придает мне уверенности и важности, – растерянно и оттого честно ответил Савелий. – Уверенности и важности мужчине придают мозги и воспитание, борода здесь абсолютно ни при чем, даже профессорская, – сказала Кира. Она поражалась себе. Как она могла не замечать таких мелочей и ловить каждый взгляд этого человека? Хотя, возможно, только сейчас она осознала, что все, что она делала в жизни, она делала, чтобы заслужить похвалу отца. Поступила в институт и стала физиком, как и он, затем преподавателем кафедры и даже под начало Савелия, в его научную лабораторию при университете, пошла тоже ради папы. Ужас накрыл Киру с головой, до нее только сейчас дошел смысл всей ее такой еще недолгой жизни. Даже Савелия она выбрала по критерию, чтобы он понравился отцу. Сразу вспомнился случай: последний год школы и мальчик, что носил ей цветы и звал гулять на море. Однажды отец вызвал ее в свой кабинет и не терпящим возражения голосом сказал: «Он тебе не подходит. Неблагополучная семья, экзамены провалит, и поэтому у него один путь – в училище или на рынок. Выбирай: пойдешь с ним или попытаешься сделать из себя человека?» Кира тянула с ответом, не спеша отрекаться от любимого, но тогда отец применил тяжелую артиллерию. «Хотя я на тебя и не ставил. Вырастет Злата, вот тогда буду радоваться и гордиться». Злата, к слову, даже не пошла после школы учиться дальше, но отец действительно гордился ей больше, чем Кирой, которая тогда все же бросила мальчика. Маме она сказала, что это он резко и без объяснений прекратил с ней общение, и еще долго плакала ночами в подушку от бессилия. – Что делать, у нас на следующей неделе защита гранта. Мы в финале, он у нас почти в кармане, и мы не можем провалиться, – Савелий, видимо, посчитав, что с объяснениями покончено, вернулся к теме, которая его действительно волновала. – Это все ты, решила взбрыкнуть. Где твоя интеллигентность? Что за бабское поведение – назло любимому человеку, не разобравшись в ситуации, стереть документы? – Я все верну, – спокойно сказала Кира, и правда уже немного стыдясь своего поведения. – У меня дома на компьютере есть вся информация. Когда я составляла заявку, то сделала копию. – Ну вот, слышу слова адекватного человека. Только, по-моему, с твоими дебильными родственниками я могу не попасть в Москву к нужному сроку, – Савелий не просто говорил, он обвинял Киру во всех смертных грехах. – Прекрати так общаться, – перебила его Кира, и он удивленно уставился на нее. Видимо, такая Кира ему вовсе не нравилась, и он взвешивал в своей голове, что же случилось и как теперь себя вести. – Я тебе говорил, что твоя подруга на тебя плохо влияет. Что у тебя с прической? Женщина-вамп не твое амплуа, устроила цирк какой-то. – Нам срочно нужно в цирк, – прозвучало над головой бодрое предложение, и Кира обернулась. На крыльце стоял довольный Янис. Его лицо по-прежнему было ярко-красным, кожа слезала пластами, но почему-то именно его появление заставило Киру улыбнуться. – Зачем нам в цирк? – вдруг послышался из кустов голос Вали, и следом появилась голова, не заставив себя долго ждать. – Валентина, вы, как всегда, подслушиваете, – сказал, словно похвалил ее, Янис, – я горжусь вами. Знаете, на самом деле с вами бы я в разведку пошел. Вы беспринципная и упорная, когда вам это надо, и не боитесь испачкаться, как некоторые, – он показал в сторону Киры, – и в прямом, и в переносном смысле. Валентина сейчас действительно отряхивалась от сухих листьев. – Ну в цирк, так в цирк – сказала Кира, вставая со скамейки. Ей надоел этот разговор и хотелось поскорее уйти. – Вот, слышу деловой разговор, – подхватил ее под руку Янис, направляясь к калитке. – Валя, вы с нами? – Это вы со мной, – пробубнила Валентина. Ей не понравилось, что ее вопрос остался без ответа. – Правда, цирк я не люблю. – Это потому, что вы слишком серы и пессимистичны, – сказал Янис. – Цирк – это праздник, а праздник невозможно не любить. – Это я серая? – возмутилась Валентина, но договорить ей не дал Савелий. – Кира, мы с тобой не закончили, – возмутился он. – Не могу поверить, что ты так себя ведешь. – Я сама не могу поверить, – сказала Кира тихо, но Янис и Валя, шедшие рядом, услышали ее слова и одновременно улыбнулись, словно узнали что-то хорошее. * * * – Как думаешь, все получится? – спросил уже в сотый раз Павел Петрович своего племянника. – Ты же знаешь, тут гарантии быть не может, но мне кажется, что они не рискнут снова, это опасно. Если, конечно, у них есть чувство самосохранения, – ответил Глеб. – Может, надо было все-таки полиции рассказать? Павел Петрович сидел на скамейке в саду. На улице было плюс тридцать, но он чувствовал, как по его спине растекается холодок. – Я уверен, что то, что произошло вчера, никак не связано с нашим делом. Не стоит валить все в одну кучу, – успокоил его Глеб и, подумав, добавил: – Ну я бы не стал. Решать, дядя Паша, тебе. – Думаешь, даже похищение бриллианта тут тоже ни при чем? – еще раз уточнил Павел Петрович. – Как-то все намешано, тебе не показалось? Даже Платон со своей дурацкой маской, вот как он умудрился выбрать самый неподходящий момент? – было видно, что Павел Петрович раздосадован этим обстоятельством не меньше, чем вчерашними происшествиями. – Уверен, – махнул головой Глеб. – Иначе все бессмысленно. – Как хорошо, что ты у меня есть, – вздохнул Павел, видимо, успокоившись от слов племянника. – Что бы я без тебя делал? – Дядя Паша, а тебе не кажется знакомым лицо жениха Киры? – вдруг спросил Глеб, резко сменив тему. – Кого из двоих? – уточнил Павел Петрович. – Первого, того, что с обожженным лицом, который заикается, хотя я уже запутался, кто из них с дефектом речи. Вот я смотрю на него, и у меня внутри гадкое чувство. Знаешь, когда просыпаешься утром, хочешь вспомнить сон и не можешь, а только что-то призрачное и непонятное летает в голове, и ты никак не можешь за него зацепиться, – сказал Глеб. – Значит, надо узнать о нем больше, – снова забеспокоился Павел Петрович. – Ты думаешь, он как-то связан с моей историей? – Не знаю, но от второго жениха с бородкой у меня такого ощущения нет. Надо узнать его фамилию, и я сделаю через своих друзей запрос. Не нравится мне этот краснолицый. Страх перенес Павла Петровича мыслями в прошлое. – Сынок, Пашенька, этот бриллиант Баута теперь твой, – сказала мама. Отец же молчал и смотрел в стол. – Все документы оформлены, – мама положила дарственную на имя Павла. Он взял небольшой, по его мнению, камень в руки, тот не производил на него особенного впечатления. Павел думал о другом: о предательстве друзей, об Ольге, которая его отвергла, о несправедливости жизни – и камень на фоне этих мыслей казался мелочью, что совершенно не важна в жизни. – Завтра, – сказала мама, – мы пойдем в банк и снимем на твое имя ячейку. Сегодня же пусть он будет в твоей комнате. Павел был все-таки мужчина, поэтому не стал показывать родителям своих душевных терзаний, а просто, махнув головой, взял камень и вышел из комнаты. Упав на кровать, он уставился в потолок и хотел уже зарыдать, чтобы выпустить внутреннюю обиду, как в комнату вошел отец. – Я смотрю, сынок, ты не оценил подарок, – он подошел и сел рядом. – Ну да ладно, это молодость, она, как кривое зеркало, выставляет неправильно приоритеты. Но это прекрасно, потому что только в молодости можно небрежно бросить бриллиант с двухсотлетней историей, подкрепленной бумагами, и переживать о девушке. – Она не просто девушка, – Павел не был зол на Ольгу, он по-прежнему ее любил. – Ну раз она особенная, то попроси помощи у камня, – усмехнулся отец. – Только при смене хозяина камень исполняет желание. Сейчас именно тот случай, попроси его помочь. Он потрепал Павла по голове, как маленького, и вышел, плотно закрыв дверь. Пашка был атеистом и не верил ни в бога, ни в черта, но мысли постоянно возвращались к словам, что сказал отец, и он не мог отвести от камня глаз. Вдруг совершенно мизерное семя надежды упало в благодатную почву его любви, и он уже не мог ничего с собой поделать. Осторожно, словно камень был живой, Павел взял его в руки и, приблизив к губам, прошептал заветное желание. Но даже шепотом оно звучало зловеще, и Павел испугался. Со всей силы он бросил бриллиант в стену и, уткнувшись в подушку, горько зарыдал. Павел тогда не знал, вернее, не так, отец умолчал, что камень, исполняя желания нового хозяина, всегда требует крови. Утром Павел узнает о взрыве в лаборатории при проведении несогласованного испытания. Погрузившись в собственные мысли, Павел Петрович не заметил озабоченного и даже немного испуганного лица Глеба. Ему, в отличие от своего дяди, было очень жарко. Голова просто пылала, а мозги словно плавились, не в силах справиться с напряжением. И всего лишь одна мысль стучала в голове: «Неужели Ники блефовал и не было никаких фото? Если же они были, то почему до сих не всплыли?» * * * – В цирк не попасть, все билеты распроданы, – сказала Валя, вернувшись из касс. Янис и Кира остались ждать ее на улице в тени магнолии, ее запах пьянил и создавал курортное настроение. – Может, объяснишь, зачем нам все-таки туда? – спросила Валентина. – Поверь мне, ты будешь в восторге, – сказал Янис. – Нам даже не надо на представление, просто попасть в подсобные помещения. – Просто попасть в подсобные помещения, – спародировала его Валя. – Что б вы без меня делали, – вздохнула она и, покопавшись в телефонной книжке, набрала нужный номер. – Дядя Витя, дорогой, привет! – радостно поприветствовала она собеседника. – Не узнал, богатой, значит, буду, хотя, кажется, куда еще, – засмеялась звонким смехом Валя. – Это я, Валька, племянница твоя. Да нет, я в Сочи у подруги в гостях. Ага, у той самой, только она уже без железа во рту. Не говори, и не узнаешь ее теперь. Ты в цирке-то до сих пор работаешь? Постоянство – это прекрасно, дядя Витя. Проведи нас посмотреть цирк изнутри. Да нет, нам представления не интересны, нам закулисье хочется посмотреть. Так нас трое всего: я, подружка, та, что с железом во рту, и ее жених. Да, у нее даже жених теперь есть. Не говори, каждой твари по паре. Жду. – Кто у нас дядя Витя? – спросил Янис. – Дядя Витя у нас главный человек в цирке, он уборщик клеток. – Ну да, – согласился Янис, – без этого никуда. Шикарные у тебя знакомства. Кстати, ты сказала, что у вас никого в Сочи, а у тебя целый дядя. Соврала? Почему ты у него не останавливаешься? – Скажем так, дядя – любитель коз и всех продуктов, которые они производят: молоко, сыр. А я, мягко говоря, не ем козий сыр. Отказов он не принимает, а я в ответ не принимаю приглашение в гости. – Сложные у вас отношения в семье, – сказал Янис. В этот момент кто-то их окрикнул. Из дверей высунулась огромная львиная грива и, призывно свистнув, исчезла обратно. – Узнаю дядю, – вздохнула Валя. – Пойдемте. Цирк за кулисами походил на сумасшедший дом. Представление было уже скоро, и артисты репетировали, постоянно бегали туда-сюда, что-то искали и между делом еще пели и танцевали. Такая «рабочая», как сказал Валин дядя, обстановка. Он тоже был странным типом – на его голове была шапка кучерявых волос, которая не помнила ножниц парикмахера уже довольно давно. Он же постоянно пушил их еще больше, словно боялся, что они не дают нужного ему эффекта. – А есть в программе номер с птицами? – спросил Янис, когда официальная часть знакомства с закулисьем цирка была окончена. – Да, Володька ставит. Голуби у него хорошие, умные, и еще попугая он туда добавил, хорошо получилось. Сам, правда, балбес, его только из-за птиц и держат в цирке, умеет он к ним подход находить, – рассказывал дядя Витя, медленно проходя мимо клеток с разными животными. – Да вот он, сидит уже у своих артистов, говорит, настраивает их на выступление. И правда, в большой клетке, больше похожей на вольер, сидел молодой человек. Голуби облепили его с головы до ног, казалось, что он может тоже сейчас взмахнуть крыльями и полететь. – Здравствуйте, – поприветствовал артиста Янис, – можно с вами переговорить тет-а-тет?