— Да я это только и делаю. Тра-та-та! На Садовой и отвяжемся. — Там еще двое мужиков, — рука Лаврика нырнула в карман. — Только без трупов, тра-та-та… — прокричал Второй. — Михай нас не одобрит. Лаврик открыл окно, пристроился с пистолетом, ожидая удобного момента. Вероника была права, когда отказывалась за себя поручиться. Иначе из каких глубин вопреки разуму мог родиться в ее груди тоскливый вой? Звук был высокий, пронзительный, как свисток у закипевшего чайника. Под этот вой Лаврик на очередном повороте и выпустил пулю в преследователей. — Заткнись, баушка! — взревел Второй. Лаврик не хотел калечить Веронику, просто он был слишком возбужден, поэтому не соразмерил удар. Вероника сразу вырубилась и сползла на пол. Надя забилась в угол и даже глаза закрыла, чтобы не привлекать к себе внимания. Джип выскочил на Садовую, влился в поток машин и понесся вперед, обгоняя, подрезая и матерясь. Соседи испуганно уступали джипу дорогу, воочию видя, как полощется над его упрямым металлическим лбом черный пиратский Роджер. Надя уже давно потеряла ориентацию. Около голого сквера, рядом вроде проходная завода, а может быть, склад, почему-то угадывалось, что река рядом, джип остановился. Лаврик завязал Наде глаза, та же участь постигла бесчувственную Веронику. Потеря сознания сберегла ей нервы. Очнулась она в тот момент, когда ее выволокли из джипа и, не сделав даже попытки поставить на ноги, куда-то понесли, как куль. Вероника почувствовала необычайно свежий, прямо-таки благоухающий воздух. А ведь не обманули, приволокли в сад. Она покрутила головой, пытаясь ослабить повязку. — Ожила, — раздался голос. — Пусть сама идет. — Лаврик, где мы? Отзовись, а… — голос Вероники звучал так, словно она с внуком разговаривает, а тот, проказник, шутки шутит. — Ишь ты, запомнила, — проворчал Лаврентий. — Ты, баушка, не обижайся, что я тебя по голове сильно стукнул. Не надо было вой поднимать. Заскрипели ржавые дверные петли, запах сада сменился сырой подвальной вонью. Кто-то стащил с глаз Вероники повязку. Она различила в углу топчан, стол с остатками еды. Свет поступал из продолговатого зарешеченного оконца пад потолком. За столом спиной к оконцу сидел мужчина. В полумраке нельзя было различить его лица, но фигура выражала покорность и полную безнадежность. — Игорь, Игорек… — кинулась к мужчине Надя. Вероника села на топчан, потом подумала и легла — она старый человек, ей надо отдохнуть. Невероятно, но она задремала, а когда очнулась, то услышала фразу, произнесенную сдавленным шепотом. Фраза предназначалась для Нади. — Если они расшифруют послание от Фриско, меня убьют. 22 Дурацкая история с интернетовским шантажом разъяснилась сама собой. Лихой малец — Димарь с Ордынки — позвонил Кириллу и поинтересовался: — Ну, как там у тебя с притемненным диском? — Каким еще притемненным? — А тем, который ты для Яны Павловны ломаешь. — А ты откуда знаешь про этот диск? — испугался Кирилл. — Да уж знаю. Для тебя диск еще темный, а для меня почти светлый. Усекаешь? Предлагаю объединить усилия, а башли пополам. «Почти», как известно, в хакерском деле не бывает, но, видно, Димарь с Ордынки что-то нащупал, за какую-то удачную ниточку потянул. Кириллу оставалось одно — схватить Димку за грудки. Колись, гад, откуда знаешь про диск? Димка и раскололся, и без всякого видимого усилия, даже с удовольствием. Ты, Кирюша, Бодрову Ивану диск показывал, совета просил? Просил… Переписал для него диск? Переписал. Вот у него чистый человек Димарь и спер секретную информацию. Во-первых — интересно, а еще — какой дурак не захочет подработать? Перепуганный Кирилл немедленно позвонил сводному брату и приготовился к разносу по полной программе. Но никакого разноса не последовало. — Выдохся диск, Кирюша. Иными словами — сдох, — сказал Борис. — Заказчика уже не интересует, что там зашифровано, потому что диск попал к хозяину. А хозяева у него люди серьезные. Ты предупреди этого лоха — Диму с Ордынки, чтоб он сидел в окопе и башку на свежий воздух не высовывал. Одно дело Яне Павловне делать дурацкие предложения, — он передразнил Димку шкодливым тоном: — «Я знаю вашу тайну…» Вот пескарь! И совсем другое дело играть в малые поддавки с хозяевами диска. — Так он же их не найдет! — Его счастье. Но ты все-таки предупреди этого дурака, чтоб не начал искать и приставать с нелепыми предложениями. Они церемониться не будут, а просто башку оторвут и на помойку выкинут. — Борь, значит, мне не работать с диском? — Нет. — А жаль. Уже много сделано. — Забудь, ты мне лучше скажи, как там «Ким»? Кирилл с удовольствием поменял тему беседы и пошел сыпать красивыми терминами: грот-рей, крюс-брам-стеньга, фор-брам-рей, бом-кливер… Кирилл фасонил, большинство парусных и такелажных названий совсем не были нужны их более чем скромной яхте. Недостроенная красавица обитала пока на Химкинском водохранилище, но уже имела гордое имя — «Ким». Прозвание это было выбрано за краткость и многозначимость. Кимом звали любимого барда, если хотите, менестреля («подо мной глубина, пять километров до дна, пять километров и двадцать пять акул…» и так далее), любимый роман любимого автора носил то же название. Мы имеем в виду, конечно, Киплинга («О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, пока не предстанут небо с землей на страшный Господень суд»). Яхту строили давно. Подобралась хорошая компания. Все зарплаты и подработки вколачивались в это гордое плавающее средство. В совершенно безденежные дни Борис предлагал переименовать яхту в «Закрома Родины», которые во время оно тоже не имели дна и куда все ссыпалось, сливалось и исчезало бесследно. Но яхта росла на глазах, обзаводилась парусами и такелажем, и вообще — недалек тот день… Сейчас замечательные времена на дворе! Сейчас на яхте можно не только по местным водохранилищам плавать, но дернуть, например, в Новую Зеландию. Правда, далекий остров был мечтой будущего, первый морской маршрут был значительно скромнее, но и от него захватывало дух. Мечта о морских дорогах зародилась у Бориса давно, еще в пионерском детстве, когда он попал на экскурсию в Таллин и увидел в витрине небольшой лавчонки старую гравюру, а может, репродукцию с картины, он уже не помнил, пусть будет гравюра с изображением чайного клипера. Это, я вам скажу!.. Англичане обожали чай. Они доверяли возить его самым быстроходным судам, и те очень поспешали, чтоб не растерять в дороге чайный ароматный дух. Четыре мачты, паруса выгнуты, как крылья чайки… Клипер взрезывал океан и одновременно летел, почти не касаясь волн. Дивный этот корабль сочетал в себе силу и легкость, надежность и самое романтическое легкомыслие! Однако мы увлеклись. Вернемся с палубы на землю. После разговора с братом Бориса мучила совсем другая мысль — рассказать Яне обо всех этих интернетовских безобразиях или погодить? Бедной Яночке сейчас совсем не до этого. У нее сейчас и так неприятностей полный рот, причем реальных, а не выдуманных. Угораздило престарелую тетку Веронику влипнуть в историю! А расхлебывать кому? Судя по той погоне, свидетелем которой он был, сам он теперь плохой помощник. С господами Макаровым и Калашниковым он не в дружбе. Постреливал на стрельбищах, когда в армии был. Но это все несерьезно. Единственно, чем он может помочь, так это советом. Надо бы зайти к Яне, напомнить о себе. Но встреча не состоялась. Секретарша сказала, что Яна весь день будет на объектах. Но во второй половине дня Яна сыскалась сама, позвонив Борису на работу. — Нам надо увидеться. Непременно. Сегодня же вечером. — Вы приглашаете меня в гости? — обрадовался Борис. — Нет, моя квартира сейчас представляет из себя малый сумасшедший дом. У мамы в библиотеке начался ремонт, и она переехала ко мне. Нянька лежит с гипертоническим кризом. В общем, я приглашаю вас в ресторан. — Неслабо! Я забыл, когда был в ресторациях. Какая там форма одежды? Дело в том, что я аскет и стоик, а потому не располагаю ни смокингом, ни фраком. А насколько мне известно, в рестораны сейчас без галстука не пускают. Вот в таверну я бы пошел. — Я приглашаю вас в таверну. Там главное, чтобы на вас были брюки. — Предлагаю осуществить нашу встречу в формате любовного свидания. Для конспирации. Яна засмеялась. — Выясним на месте формат нашей встречи. Запоминайте — где и когда… Яна решила встретиться с Борисом в ресторане «Дега», потому что ее мучила совесть. Загадочный итальянец Сержио вырвал у нее обещание никому не сообщать, что он есть международный борец за правопорядок. Хорошо, она не скажет об этом маме, подругам, она не успокоит этой информацией Желткова, но Борис имеет право знать правду! Верный Борис все это время был у руля, пытаясь защитить ее от бед. И теперь она, как последняя дрянь, подожмет губы и будет хранить эту жгущую язык правду? Можно сформулировать все иначе, на уровне подкорки. Жизнь подтолкнула к ней двух мужиков, и каждый из них подставил свое плечо. Что греха таить, итальянец больше отвечал ее вкусам, но с Борисом было так легко общаться! Итальянец — красивый, влюбленный и важный. Борис, наверное, тоже влюбленный, но у него хватает такта не лезть со своим чувством в ее постель. Если бы ей прямо сказали — выбирай, она бы очень хорошо подумала, прежде чем сделать выбор. Но здесь за нее выбрала судьба. Так уж получилось, что плечо Сержио оказалось более надежным. Она повела Бориса в ресторан художников в надежде, что там появится Сержио. Она их познакомит, а потом ей уже просто будет сказать, что итальянец не просто ухажер, но полицейский. Борис заслуживает ее откровенности. Но с другой стороны… что-то ты, мать, запуталась… что-то не туда у тебя мозги накренились. Борис явился с цветами, был необычайно торжественен и даже, кажется, взволнован. — Не будем говорить о моих делах, — сказала Яна, когда они сели за стол. — У меня от них вся нервная система вразнос пошла. — Согласен, давайте общаться не на вербальном уровне, а только взглядами, жестами, вздохами. Зачем нам слова? Вас это устроит? — Меня это устроит. Заказывай еду. Плачу я, — строго сказала Яна. — Это еще что? За кого вы меня принимаете? — И не надо на меня кричать на вербальном уровне. Сам предлагал. Объясняемся жестами. Борис молча показал ей фигу, и расхохотались оба. С этой самой минуты вечер покатился как по накатанным рельсам. Вначале Яна вертела головой, пытаясь высмотреть среди посетителей Сержио, потом вообще забыла о нем. Аскет и стоик ел за троих, пил за двоих, непрерывно острил и делал комплименты. — Ах, Яночка, если бы у меня была яхта, то первую я бы непременно потопил, потерпел бы аварию от любви к вам где-нибудь у берегов Австралии. Я бы ее потопил и стал строить клипер, который назвал бы «Яна». Ах, Яночка, помните мое утверждение, что я — воробей рядом с вами. Нет! Я понял, кто я. Я колибри-альбинос. Потеряв в результате сложнейшей эволюции пестрый окрас, характерный для этих дивных птиц, я сохранил все прочие признаки вида. Сердце колибри делает сто ударов в минуту. У этой крохи самое большое сердце в мире, разумеется, применительно к ее весу. Вы можете в это поверить? — Расскажи о себе, — попросила Яна. — А я что делаю? Когда-то колибри-альбинос занимался наукой, делая двести взмахов крыльев в минуту. Мы очень полезны, помимо занятий квантовой механикой мы опыляем растения. Потом жизнь, как и всех прочих, сильно стукнула по башке. Меня в числе прочих не уволили из института только потому, что не было денег выплатить выходное пособие. Дисциплина упала до нуля. Можно было ходить на работу, можно было не появляться туда вовсе. А ведь я служил в заведении, которое в простонародье называется «ящик». Пришлось зарабатывать деньги в другом месте. Счастье колибри в том, что она, как пчела, может взлететь вертикально вверх. Теперь я служу Маммоне, божеству наживы, и если быть точным — горбачусь на двух работах. — Зачем тебе деньги? — Коплю, как кот Матроскин. Но это к слову. Я вот что хотел у вас спросить, — он налил себе водки, вкусно крякнул, отер ладонью рот. — Помните тот вечер у вас дома? Ну, первый вечер, когда мы файвоклокничали до утра? Вы тогда сказали, что у вас есть личный интерес к римскому диску, но не сказали — какой. Может, пришло время рассказать об этом? Вы меня за этим позвали? — Закажите еще кофе. И только не турецкий. Ненавижу, когда кофе подают в наперстке. Пусть он будет некрепкий, но зато в большой чашке. А ты если пьешь, то закусывай хотя бы мороженым. И не крякай так провинциально! — Яночка, мы не об этом. — Нет у меня никакого личного интереса. У меня есть личный страх. Когда боишься собственной тени… Ветер в форточку дунет, а ты думаешь — все, ураган! Просто я невольно стала хранителем чужой тайны. А позвала я тебя совсем для других целей, — Яна аккуратно смела ладонью со скатерти невидимые крошки, потом чуть надула губы и выпалила: — Сержио Альберти — полицейский Интерпола. В таких случаях о поведении потрясенного собеседника принято говорить «так и подскочил на стуле». Именно это Борис и сделал, при этом, очевидно, тряханул головой, потому что очки легко соскочили с носа и со звоном упали в бокал с мороженым. Борис, брезгливо морщась, вынул их из сладкой массы, как жука за ногу, и стал старательно протирать салфеткой. Отсутствие очков очень изменило его облик. Оказывается, у него были пушистые, белесые ресницы, светлые глаза имели странную форму — концы их были чуть-чуть опущены к вискам. Словом, вид у Бориса был грустный и слегка глуповатый. — Борь, ну что ты распсиховался? Я ему все рассказала, мол, я вам информацию, вы мне — Веронику. Эта Утка Утлая совершенно безвредна. И тогда Сержио сознался, кто он на самом деле. — И какого черта он делает в Москве?