— Кем она у тебя работает? — спросил Антон, с аппетитом уплетая маринованный огурчик. — Люба у нас делопроизводством занимается. — А, так это все называется делопроизводством? — Не, я серьезно. Она из потомственной милицейской семьи. У нее и дед, и отец в милиции работали. Муж тоже… Только его посадили. — Милиционера? — Ага, ведомство Драгунцова поработало. — Кого? — Управление собственной безопасности. — А… Это не мешает ей быть веселой. Сколько ей лет? — Между тридцатью и полтинником, — Алексей лукаво улыбнулся. — Веселая — не то слово. Ты будь с ней поосторожней. — А я-то чего? — Да видел я, как она на тебя смотрела, словно на жертву. Гляди в оба, а то изнасилует. Алексей рассмеялся. Антон из вежливости улыбнулся и тут же заметил: — Забавный у меня получился день рождения. — Не понял? — День варенья у меня сегодня. — О как… А что молчал-то? Ты скрытный, брат… Все, все, молчу! Получается — сорок. — Сорок. — А, фигня все это. Давай теперь за тебя выпьем. Подарка только у меня для тебя нет. Слушай, а ты все летаешь у себя в Мячиково? — В Мячково, — поправил товарища Антон. — Бывает, а что? — Слушай, давай как-нибудь вместе поедем, а? Мне давно хотелось научиться чем-нибудь управлять, чтобы с крыльями. — Поехали. Вообще проблем нет. У нас приветствуются новые люди. — Здорово! — воскликнул Исаков и вдруг запел звонко и, как показалось захмелевшему Антону, демонстрируя незаурядные вокальные данные: — Мы парни бравые, бравые, бравые! Но чтоб не сглазили подруги нас кудрявые, мы… че-то там… их поцелуем горячо! И трижды сплюнем через левое плечо! Вечерело. На столе в кабинете подполковника Исакова стояла недопитая бутылка водки. Другая бутылка, опустошенная, лежала на полу возле сейфа. Друзья сидели за столом и молча курили. Казалось, они успели обсудить все темы. Вспомнили одноклассников, договорились организовать общую встречу. Антон был пьян. Пьян настолько, что даже на какое-то время позабыл про свой опрометчивый «контакт» с Плукшиным. Да и тоска от пребывания в изоляторе притупилась. Сквозь хмельной туман он рассеянно внимал голосу Лешки. Этот голос с каждой минутой становился все тяжелей, приобретал необычные свойства, превращаясь в сознании Антона в нечто твердое, физически беспокоящее его обмякшее под влиянием водки тело. — Так и говорю, — продолжал Леша. — Живет себе человек, занимается науками, а тут — бац! И его вдруг нету. Секунда! И никаких, блин, планов, никаких слов… Бывает, конечно, говорят, но чаще помирают так. Твой так помер или сказал что? Антон очнулся, потянулся за стаканом с водой, отпил глоток. — Чего-то говорил, — ответил он. — Но чего говорил — этого я тебе сказать нем… не могу. — Как это не можешь? — попытался собраться Алексей. — А не помню я… — рассеянно ответил Антон. — Ну и черт с ним. Тогда разливай. — Леха, я больше не могу. Я сегодня за рулем. — Антоха, ты не за рулем, ты ж заключенный! — Точно… Наливай. А где туалет у тебя? — Ты ж был уже. Ну даешь! Налево по коридору, потом на третий этаж и направо. — Как тут запомнить? Законспи… Законспири… В общем, секретность сплошная. Все, я пошел. Пока. Исаков в ответ помахал ему рукой. Антон поднялся из-за стола, но сразу же плюхнулся обратно на табурет. — Леха, — он будто испытал озарение. — А как я в туалет-то хожу? — Чего? — Без конвоя, а? Я же арестованный? Исаков так сильно удивился, будто ему только что было явлено величайшее в мире откровение. — Да? И ведь правда… Ну ничего, тут не убежишь. Ты, слышь, не пытайся. Дубинка башка попадет, совсем больно будет… Да и меня подведешь. Ты смотри, не подведи меня. Антон кивнул и, пошатываясь, вышел из кабинета. Поднимаясь на третий этаж, Антон несколько раз хватался за поручни. Его «штормило», но состояние было спокойным и благодушным. Вдруг кто-то придержал его за локоть. Антон оглянулся и увидел Любу. — Привет, — сказал он. — Привет, привет, — весело ответила Люба. — Осторожней, не упади, красавчик. — Я очень постараюсь, — пообещал Антон и поспешил дальше. Преодолев еще несколько ступенек, он услышал за спиной ее голос: — Наверное, вы большими друзьями были в школе. Наш-то Алексей Николаевич целых полгода не пил, а сегодня ни с того ни с сего взял да и развязал. Странное дело: вернувшись в кабинет, Антон застал там совсем другого Исакова. Не раскованного и бесшабашного, которого покинул пять минут назад, а собранного и чем-то всерьез озабоченного. Алексей все так же сидел за столом. Перед ним стояла кружка, над которой струился пар. Он окунал в кружку пакетик с чаем. — Дело такое, — сказал Исаков, не поднимая глаз на Антона. — Твой Вилорик Рудольфович — целая тема. Мне, конечно, все равно, где и как ты с ним познакомился, хоть мне и поручили это разгребать, но положение твое и так незавидное… — Леха, я этого профессора знал всего полтора часа… — Не понимаю, ничего не понимаю, — говорил Алексей, обхватив голову руками. — Черт, как же тошно! А пить больше нельзя… — Выпей пивка, — предложил Антон. — Ты че, я на машине! — Но ты ведь уже по-любому никакой! И ты ведь… — Мент? Ну и что? А ответственность… И потом, пиво — это все самообман и профанация. Водки надо. Придется догнаться дома. Ничего, можно и потерпеть. И все же не понимаю, зачем надо было кому-то профессора мочить. Тем более профессора биологии. — Обществоведения. — И какая разница? Он же не ядерным синтезом занимался, верно? — Ну, разные причины бывают… — Может, тебе известно что-то про эти «разные причины», а, Антоха? — Леша, хорош уже со своими милицейскими прибамбасами, о’кей? Можешь прямо сказать, что тебе от меня нужно по этому делу? — Я правду хочу знать. — Ты думаешь, я тебе не всю правду рассказываю? — Не думаю. Я ж тебе верю и даже люблю, — Исаков поднялся из-за стола. — Вот и твою куртку ношу, «харлеевскую», которую ты мне из Америки привез. Гляди! — Алексей сорвал со спинки кресла ветровку и попытался в нее облачиться. — Самое неприятное, — вновь стал серьезным Исаков, — что тебя у меня скоро забирают. А это, брат, плохо. Очень плохо… Среди ночи Антон очнулся у себя в камере. Он некоторое время силился вспомнить, как разошлись накануне, но не смог. Только отчего-то в памяти отпечаталось раздражение в поведении Алексея и его последние слова. «Забирают… Кто? Куда?»