По правде говоря, Антон никогда не разделял мнение некоторых ненормальных, всерьез воспринимающих Америку в качестве потенциального врага России, с которым нам когда-нибудь придется «скрестить шпаги» на поле боя. Но соперничество-то имело место всегда. Теперь продажа ценной находки могла квалифицироваться как государственное преступление. Хуже того, от него за версту несло предательством Родины. Родину Антон любил… Антон не на шутку раскис. Он был не прочь заработать, особенно в ситуации, когда никому кроме него, двух-трех взрослых дядек на родине да вот этого американца до «скрижалей» не было никакого дела. Но становиться предателем Антон решительно отказывался. Воздушные замки таяли. Личный самолет улетал, катер с мотором уплывал навсегда, а шансы пожить в домике с джакузи на веранде вообще становились ничтожными. — Тьфу ты, — выругался Антон. — Дурачок, размечтался… С другой стороны, а вдруг Стайкер не в курсе? Записку сжечь… Так, потом надо переправить таблички в Россию. Но как? А наши чем лучше? Вдруг там какие-нибудь секретные чертежи? Придумают новую бомбу. Все равно не по делу используют находку, не для добрых дел… Заповеди никому не нужны! Это же надо! «Разослать всем правительствам», — Антон передразнивал себя. — Мальчишка! Рита права. Восемь миллионов! Восемь миллионов, и никак нельзя взять. Или взять? Итак, предположим, расшифруют они эти наши «скрижали», и что дальше-то? Накормят всех нуждающихся? Откажутся от нефти в пользу солнечной энергии? Проведя в раздумьях и душевных переживаниях еще битый час, Антон взял бумагу, что-то долго писал, склонившись над письменным столом, потом запечатывал написанное в разные конверты и подписывал на них адреса. Наконец дозвонился своему знакомому из Лос-Анджелеса и договорился о встрече ранним утром. И только после этого уснул в чем был крепким сном выпившего три бутылки вина человека. Глава тридцатая Утром следующего дня, около девяти часов, в номер Антона Ушакова настойчиво постучали. Никто не открыл. Тогда дверь отворили ключом, и в комнату решительно вошли несколько человек в недорогих костюмах одинакового покроя и цвета. Номер был пуст, но вещи постояльца остались на месте. На столе Стайкер увидел несколько конвертов. Ничего необычного, кроме адресатов: «Президенту США», «Президенту Российской Федерации», «В Организацию Объединенных Наций». Справившись на ресепшн, люди Стайкера выяснили, что господин Ушаков из гостиницы не выписывался. Номер забронирован на неделю, средства, достаточные для оплаты проживания и дополнительных расходов, отель заблокировал при регистрации на счете его кредитной карты. То есть администрации «Белладжио» было безразлично, ночует постоялец в номере или нет. Благодаря интенсивным расспросам персонала выяснилось, что русский, похоже, уехал ни свет ни заря в неизвестном направлении. Люди из ФБР потратили еще не меньше часа, пока им позволили открыть арендованный постояльцем сейф, в котором они нашли сто пятьдесят долларов в бронзовом зажиме для денег. Сотрудники отеля клялись и божились, что никаких крупных предметов господин Ушаков на хранение не оставлял. Джордж Стайкер, посвятивший в дело смежное ведомство — ФБР, передумал платить деньги нахальному и наивному русскому. Одно дело — договориться с директором научного учреждения в России, в данном случае с господином Сосновским, с которым Стайкер, к его глубочайшему разочарованию, так и не смог найти общего языка… Но церемониться с каким-то непрофессионалом дальше не было смысла. Но русский его перехитрил. Стыд и ярость переполняли Стайкера. Тут же были разосланы гонцы во все концы, в первую очередь в аэропорт Маккаран, где быстро выяснилось, что господин Ушаков улетел самым первым утренним рейсом по маршруту «Лас-Вегас — Кона». То есть на самый большой остров Гавайского архипелага, который так и называется — Big Island. — Не понимаю, — пробормотал Стайкер, — чего он позабыл на Гавайях? К моменту, когда выяснился маршрут передвижения Антона, прошло уже больше часа, как самолет достиг места назначения. Разумеется, никакого Антона Ушакова местная полиция на территории аэропорта уже не обнаружила. Антон, проснувшись на рассвете с жуткой головной болью, вызванной неумеренным потреблением не самого лучшего в мире вина, встал с постели, принял местный аспирин, оделся, собрал вещи, взял записку Куликова и отправился с ней в бизнес-центр гостиницы. Там он сел за компьютер, обнаружил на нем программу «Планета Google», ввел координаты и понял, что самой ближней к нему подходящей точкой является гора Мауна-Кеа, расположенная на Большом острове, где он когда-то давно отдыхал, но до этой горы-вулкана так и не добрался. Два альтернативных места, где, по мнению ученого, должны были проявиться необычные свойства тунгусских табличек, находились слишком далеко от Америки. Стараясь не привлекать излишнего внимания — благо это было нетрудно сделать, поскольку в «Белладжио» многолюдно в любое время суток, — Антон взял с собой самое необходимое, встретился с приятелем, который передал ему оставленную ранее на хранение сумку с табличками, и на первом попавшемся такси доехал до аэропорта, успев впритык на самый ранний рейс, вылетающий на Гавайи. Пять часов полета показались ему вечностью. Если бы существовала возможность использовать эмоциональную энергию Антона для увеличения мощности двигателей авиалайнера, тот наверняка побил бы рекорды скорости. Перед линией досмотра в аэропорту его десять раз бросало то в холод, то в жар. Служащие были в этот раз особенно придирчивы. Один из них, высоченного роста с большими кавалерийскими усами, потребовал открыть сумку. «Кончено», — пронеслось в голове Антона. Пришлось повиноваться. Служащий Администрации по безопасности на транспорте США с нагрудной табличкой «Офицер Мэтью Мэдден» порылся в сумке и извлек оттуда сверток с табличками. — Это что? — спросил он. «Конь в пальто», — с досадой подумал Антон. — Это? Скрижали Завета пророка Моисея! — бодро ответил Антон, пугаясь собственной наглости. — А серьезно? — мрачно проговорил офицер. — Я вполне серьезно. Только это копии. — Ок, я понимаю, что не оригинал, — офицер развернул сверток. — Металл? — Металл, тонкая работа. Сейчас стало модно украшать стены дома такими вот вещами… — Эй, что тут у тебя, Мэт? — коллега офицера, заинтересовавшись процессом досмотра, возникла за спиной Антона. — Да вот, парень везет сувенир в виде скрижалей Моисея. — Господи, совсем уже у людей в жизни не осталось ничего святого, — покачав головой, с укоризной заметила она и тут же занялась господином арабской наружности, на которого среагировала рамка металлодетектора. — Счастливой дороги, — строгим голосом пожелал Антону офицер, отодвигая сумку и принимаясь за очередного пассажира… — Никаких нервов не хватит, — проговорил Антон, укладывая сумку и пытаясь вставить ноги в зашнурованные кроссовки. Kona International был типичным тропическим аэропортом, расслабляющим окончательно, неизменно настраивающим человека на беспечный нерабочий лад. Часть служб располагалась прямо под открытым небом. Ветер трепал пальмовые ветви, воссоздавая классический гавайский пейзаж. Было жарко, однако не душно, как в Вегасе. Антон не имел представления, как будет добираться до горы Мауна-Кеа, но времени на чтение путеводителей и изучение карт у него не было. Он, конечно, не знал, что Джордж Стайкер самым бессовестным образом обманул своего «партнера» по будущей сделке. И даже не предполагал, что вокруг его персоны спланирована совместная операция специальных служб США. Но интуиция подсказывала Антону: надо торопиться. Доехав на первом попавшемся шаттле до ближайшей компании, сдающей в аренду автомобили, он терпеливо отстоял в очереди, выбрал себе Jeep Wrangler, после чего получил от сотрудника компании подробные инструкции относительно того, как добраться до горы. Оказалось, что арендные компании не рекомендуют туристам самостоятельно посещать район гор Мауна-Лани и Мауна-Кеа, куда ведет единственная дорога, получившая благодаря крутым перекатам наименование Saddle road («дорога-седло»). Сотрудник сказал Антону «по большому секрету», что туристы, как правило, пренебрегают советами, но эта дорога и правда довольно неровная, с большим количеством опасных участков. И проходит она по территории, активно эксплуатируемой расквартированной тут моторизованной бригадой армии США, так что есть вероятность угодить под гусеницы танка. Вероятность, конечно, мала, но береженого Бог бережет. Антон не первый раз был в Америке — понимал, сколь велик уровень перестраховки в здешнем обществе. Рассыпавшись в благодарностях в адрес сердобольного служащего компании, он отыскал на парковке свой джип, с удовольствием устроился в нагретом солнцем салоне, открыл окна и тронулся в путь. Saddle road предстала в виде замечательной трассы с небольшими неровностями, словно волна плывущих в море красок, меняющихся пейзажей, указателей и повсеместных предупреждающих знаков. «Эх, буржуи… И это называется «плохая дорога»? Интересно, проведут ли хотя бы такую вот дорогу до конца века до деревни Хизна в Калужской области? Впрочем, тогда неприятелю будет проще нас завоевать». Антон ощущал небывалый прилив сил. Тело и душа наполнялись радостью и волнением перед чем-то неизведанным, деликатно щекочущим нервы. Головная боль прошла, даже Риту больше не вспоминал. Он чувствовал, как жизнь, будто огромное колесо, медленно, но верно поворачивается к свету, к солнечной стороне. Без всяких сомнений, впереди его ждала кульминация этих странных приключений, в которые вовлекли его обстоятельства, друзья и собственное желание сменить рутину московских серых будней на нечто другое, стоящее, запоминающееся. Жизнь прекрасна и удивительна еще и потому, что предоставляет нам право выбирать дороги. И он думал теперь, что выбрал правильную дорогу… Выбрал ли окончательно? Конечно! Но как же быть с восемью миллионами? «Как быть, как быть… — думал Антон, ведя джип на большой скорости. — Хочется денег, где еще столько заработаю? Самолет, катер… Для всей банды новые “харлеи”. Столько денег… Но ведь нельзя же так… Господи, помоги!» Ехать было легко и весело. По мере того, как дорога поднималась все выше над уровнем моря, менялся окружающий пейзаж, а за бортом становилось прохладней. У поворота к горе Мауна-Кеа на глаза ему попалась необычная вывеска: «Осторожно! Транспортные средства тактического назначения могут пересекать трассу в этом месте». В стороне, слева от дороги, Антон обнаружил вышку управления полетами и разглядел пропеллеры боевых вертолетов. Повинуясь непреодолимому инстинкту, превращающему каждого бывшего советского человека за границей в чуть-чуть разведчика, он «на всякий случай» сфотографировал военный аэродром на встроенную в телефонный аппарат фотокамеру… Очередное предупреждение, выставленное по обеим сторонам дороги, заставило Антона рассмеяться: Beware of invisible cows. Буквально оно переводилось так: «Остерегайтесь коров-невидимок». Антон подумал: «Чертовщина какая-то». Но тут вспомнил, как ему рассказывали истории о здешних плотных туманах, а также о свободе, которой пользуется местный крупный рогатый скот, без всякого присмотра гуляющий по окрестностям. Периодически животные выходят на дорогу, где увидеть их заблаговременно бывает порой проблематично. Отсюда и название — «коровы-невидимки». Асфальт кончился, и теперь джип полз в гору по грунтовой дороге, а вокруг расстилались поистине инопланетные, прямо-таки лунно-марсианские пейзажи. На высоте 4000 метров над уровнем океана стало трудней дышать. Но навигационный прибор в телефоне уже показывал близость искомых координат. Наконец появился ориентир — огромный телескоп NASA, издали смотревшийся как корабль пришельцев, а вблизи напоминающий гигантский кухонный комбайн. В этот час солнечные лучи и небо эффектно отражались в его зеркальной поверхности. Земля вокруг была сплошного красного цвета. Картина получалась холодной и неприветливой, но в то же время величественной и прекрасной этим своим минимализмом и завершенностью. Отныне выше было только небо. Антона порадовало отсутствие туристических групп. Скорее всего, приезжали они сюда позже, чтобы любоваться закатом или наблюдать созвездия на вечернем небе. Осмотревшись, он припарковал джип на специальной стоянке, метрах в пятидесяти от того самого телескопа, взял сумку и неторопливо, чтобы не «растерять дыхание», побрел в сторону вершины горы. Здесь он еще раз убедился, что на горе больше никого нет, открыл сумку и извлек оттуда тунгусские таблички. С непривычки Антон испытывал неприятные симптомы кислородного голодания. Он все никак не мог вдохнуть воздух полной грудью, виски ныли, перед глазами то и дело проплывала вязкая пелена. Кружилась голова, и еще его подташнивало. Антон положил таблички на землю, на всякий случай перекрестился и стал ждать. Он просидел, не шевелясь, несколько минут. Ничего не происходило. Антон ухмыльнулся и тяжело вздохнул. В этом вздохе было столько же разочарования, сколько бывает в глазах ребенка, впервые узнавшего, что настоящего Деда Мороза не существует. Одновременно он почувствовал, как легко стало дышать. И как будто потеплело. Он даже расстегнул куртку, а ведь еще недавно пожалел, что не прихватил с собой на гору пуховик… — Привык, наверное, к давлению и температуре, — предположил Антон вслух. Скорее для очистки совести, он вертел таблички, складывал из них фигуры, всматривался в тексты, надеясь на то, что, повинуясь космическим законам, они оживут… В какой-то момент ему показалось, будто над сложенными табличками образовалось нечто вроде плотного облака табачного дыма. Не двигаясь, затаив дыхание, наблюдал Антон за происходящим, стараясь не мешать чудесному явлению. От нехватки кислорода его вновь стало мутить. Перед глазами плыли круги. Как зачарованный смотрел Антон на это чудо, понимая, что прикасается к чему-то абсолютно фантастическому, нереальному, возможному лишь только в снах да в сказках. Казалось, пройдет еще секунда-другая, и он увидит послание из Космоса, нечто, не имеющее пока земного определения… Антон еще долго всматривался в тексты на металле… Вдруг он почувствовал, что ему некомфортно находиться рядом с табличками. Изучая дневник Плукшина с переводами, зная при этом, что тунгусские таблички находятся где-то рядом, он чувствовал сопричастность с Божественным откровением. Здесь же, на горе Мауна-Кеа, когда таблички должны были вот-вот предстать не в качестве носителей вечных мудростей, а в виде фантастического источника информации, они показались ему чуждыми и очень опасными. Антон порылся в брошенной на землю сумке и извлек оттуда небольшой квадратный предмет. Это была купленная им когда-то в Донском монастыре иконка Божьей матери. Антон взглянул на нее, улыбнулся и поцеловал. — Думаю, как-нибудь справимся мы и без этих железок, правда? Повинуясь странному чувству, скорее инстинкту, который велел Антону поскорее прекратить начатый эксперимент, он смешал таблички. Вынул из кармана записку Куликова, прочтенную накануне в отеле, и порвал ее на мельчайшие кусочки. — Все правильно, — произнес он, и от окружающей тишины ему показалось, будто голос его прозвучал громко, словно говорил он в микрофон. — Все правильно, и другого решения быть не может… Какое же здесь красивое небо! Антон лег на спину и зажмурился. Он удивлялся, насколько хорошо себя чувствовал на этой высоте и как уверен теперь в собственных силах. Что предлагал ему американец? Деньги. Но разве можно променять на все деньги в мире это близкое к эйфории ощущение от принятого тобой правильного решения?