— Какая разница, Веденей, кто ей полюбился. Хазары положили на нее глаз, а значит, умыкнули бы отовсюду. Они в этом деле ушлые. Кобяк пошел к дому. У двери обернулся: — Уходи, Дедил, не желаю тебя видеть. А Вавулу… смотри за ним, а то как бы ненароком не потонул в реке. Пришлось рубинцам возвращаться ни с чем. Народ уже прознал о несчастье, загалдел. Дедил проехал мимо. А вот Коваль потащил друга к своей землянке. — Чего, Сидор? — Мыслишка одна есть, Вавула. — Говори. — Не тут, в землянке, подальше от чужих ушей. — Так на селе все свои. — Идем. Они остановили коней у столба, врытого возле землянки Коваля. Присели на лаву. Сидор налил в чаши кваса забродившего. — Садись рядом, Вавула, да слушай, что скажу. Говорил Коваль недолго. Выслушав его, Вавула словно ожил, словно вдруг вдохнули в него жизнь. — Мыслишь, такое возможно? — Иначе не стал бы предлагать. Делаем? — Конечно, делаем. Тока вдвоем сможем ли? — Вдвоем тока и сможем. Сейчас иди к себе. Как стемнеет, приходи на реку, где хазары Ведану схватили. — Коли все получится, жизнью тебе буду обязан. — Жизнь тебе еще пригодится. Коли все удастся, она, жизнь-то, переменится. И не тока у тебя с Веданой, а и у всех наших. Да и давно пора то сделать. Нет ничего хуже терпеть обиды да унижения. Мы свободные люди, а свобода дорого стоит. Ступай, друг, буду ждать вечером у реки. Вавула направился к себе, приняв прежний вид — растерянный и грустный. Глава третья В доме Дедила царило мрачное настроение. Заруба гневался на всех. Дети и жена старались не попадаться ему на глаза. Когда вернулся Вавула, Дедил накинулся на него: — И что теперь делать? Ты понимаешь, что теперь вражда между нашим родом и родом Кобяка усилится? До свары большой дело может дойти. — Понимаю, отец. — Понимает он, — Дедил сел на лавку. — Как исправляться-то? И Кобяка понять можно, все же любимая дочь. — Как будто такое впервой? — проговорил Вавула. — Вон из других селений хазары только девицами дань берут, десятками уводят в Хазарию свою. — Нам этого еще не хватало. Помолчи, а то накличешь беду. Вечером, когда все собрались в доме, Вавула забрал нож, надел старую рубаху и штаны, перемотал онучи. Дедил подозрительно посмотрел на него: — И куда ты собрался? — Пойду на реку. Пройдусь. — И что задумал? — А чего я могу задумать, отец? Пройдусь, и все, вы меня не ждите, спать ложитесь. Я-то все одно не усну, посижу на берегу. — Нет, Вавула, ты что-то задумал. Сын взглянул на отца: — Я уже не дитя, чтобы смотреть за мной, сам знаю, что делать. Дедил взорвался: — Что ж не знал, когда Ведану одну оставил? — Не береди душу, отец. Вавула вышел к реке. Огляделся. За ним никто не пошел. Увидел на углу городьбы фигуру. Махнул рукой. Оттуда ответный взмах. — Я уже мыслил, не придешь, — сказал Коваль. Одет он был в легкие штаны и рубаху, подпоясанную широким поясом, за поясом нож, в руках топор. — Как я мог не прийти? А зачем топор-то взял? — Да мало ли? Пригодится. — Нам бы только выкрасть Ведану, более ничего. Свара с хазарами нам не нужна. — Кто знает, Вавула, как дело пойдет. — Где кони? — Рядом. — Что на селе? — Как и должно быть — тихо. Идем. Кони стояли у одинокой старой березы с мешками на головах. Вавула спросил: — У табуна тебя никто не видел? — Если бы видел, я бы не привел коней. — Твоя правда. Они отвязали коней и повели их в обход села, к лесу. За селом сняли мешки, вскочили верхом и поскакали к месту, где в праздник гуляли жители Вабежи. Дождя не было, следы остались. По ним и двинулись. Коваль иногда спрыгивал с коня, смотрел землю. Говорил: «Есть следы», запрыгивал обратно, и они продолжали путь. Ночь вступала в свои права. Возле старых сосен Коваль остановился. Отсюда был слышен запах дыма. — Лагерь хазар близко. — Ну да, тут же елань большая. — Далее пешком пойдем. Они соскочили на землю, привязали коней к деревьям, надели им на морды мешки. Пошли лесом. Скоро вышли к елани, увидели на дальней стороне у болота большой шатер, рядом еще один, поменьше, по краям елани юрты, посредине табун, более десятка шалашей. Догорали костры в ямах, на срубленном дереве сидел хазарин и держал между ног саблю. — Гляди, Сидор, — указал на него Вавула, — стража.