23 И я зацепилась за этот взгляд. И узнала его. Сколько он длится — секунду, две? А кажется, что время остановилось. Словно проваливаешься куда-то. Летишь, как Алиса в кроличью нору. Один раз со мной это уже было. Всего один. «Снежана… Снежинка…» Вздрогнула, как будто снова снег насыпался за шиворот. Как будто рядом прошел призрак. — Каждый раз, когда ест курицу? Наверно, этот снежный ожог пробрался в голос, хотя я продолжала улыбаться. Или с улыбкой что-то было не так? Между его бровей появилась тонкая морщинка. — Да, каждый раз. — Извини, мне девчонкам надо позвонить. Поздравить. С наступающим. Мне показалось, Дима вздохнул с облегчением. — Давай. Я тоже своим позвоню. Он вышел, а я присела у стола, поглядывая на умирающего от наслаждения кота. Достала из кармана телефон. Начало двенадцатого. Вполне можно звонить. А заодно перевести дыхание и угомонить частящее сердце. Сова отозвалась после третьего гудка. Бодро-пьяным голосом. — Жануль, привет, с наступающим. Ты как? Где? — В гостях. Потом расскажу. Все норм. И тебя с наступающим. — Хорошо тебе в гостях. А у нас тут все как всегда. Мамки королевы, а мы с девками — свадебные лошади. Голова в цветах, жопа в мыле. — Сочувствую. Да, у них в праздники всегда было именно так. Собиралось человек тридцать родни, не считая детей. Светка и четыре ее невестки-золовки впахивали на кухне, как Золушки. Маринке я звонить не стала, послала сообщение. Ольге тоже. Вернулась в гостиную и с порога успела услышать обрывок разговора: — Ну все, пока. Целую. Укол — словно булавочкой. Глупь какая. Наверняка с матерью. Была б у него личная жизнь, и встречал бы Новый год с этой самой… личной жизнью. Если она, конечно, не замужем, к примеру. — Ну вот, мои где-то рядом с Гибралтаром. У них до Нового года еще три часа почти. — Наверно, там жара, — я в очередной раз обозвала себя идиоткой. Все-все-все, чур меня. Я в домике! — Нет, всего плюс шестнадцать. — «Гибралтар — Лабрадор»… — пропела я и запихнула в рот кусок колбасы. — Страх какая липучая песня. Разговор побежал дальше. Как ручеек, обогнувший препятствие. Вот только взгляды замирали все чаще. Нет, не так, как на кухне. Всего на мгновение дольше, чем нужно. Короче, чем на один удар сердца. Как будто против воли. И каждый раз под ложечкой пробегал прозрачный, как дымка, холодок. — Ну что, будем одеваться? — спросил Дима без десяти двенадцать. — Ты бери бокалы, а я шампанское. — А фейерверк? — Я уже все приготовил, пока ты спала. — Макс не испугается? — я покосилась на лежанку. — Не думаю. В прошлом году тут был ад и Израиль, так он ничего, молодцом. Сидел и флегматично вылизывал шары. Все моя верхняя одежда благополучно высохла, только мех на капюшоне еще был немного влажным. Одевшись, я взяла с тумбочки бокалы и вслед за Димой вышла во двор. — Смотри за временем, — попросил он, откручивая проволочку на пробке черной пузатой бутылки. — Еще минута, — одной рукой я держала телефон, другой оба бокала за тонкие ножки. Хлопнула пробка, шампанское с шипением полилось в них. Откуда-то из-за забора раздался перезвон курантов: видимо, там тоже встречали Новый год во дворе, вытащив из дома телевизор или приемник. Первый удар — надо же загадать желание! Как в прорубь — хочу, чтобы мы были вместе! Подумала так и испугалась. И тряхнула головой, отгоняя испуг. Тонкий тающий звон бокалов. Пощипывающее язык шампанское — во рту словно сверкало и искрилось. — С Новым годом, Жанна! — С Новым годом! Мне показалось, что он хочет меня поцеловать. Нет, что хотел, но в последнюю секунду остановился. Наверно, и правда показалось… 24 24 Дима взял у меня пустой бокал, воткнул в сугроб вместе со своим и бутылкой. — Отойди подальше. К забору. В середине двора, там, где летом, наверно, был газон, стояло какое-то загадочное сооружение, вроде трубки на треноге. Как я поняла, она предназначалась для того, чтобы плеваться ракетами. Огонь побежал по бикфордову шнуру, и в небо с треском и свистом один за другим полетели огненные шары, рассыпаясь разноцветными искрами. Я не привыкла громко выражать свой восторг, но тут вдруг словно выбило все предохранители. Прыгала, визжала и хлопала в ладоши, как девчонка. Все вокруг гремело, взрывалось, сверкало. Казалось, в небе не осталось ни единого темного пятнышка. И не скажешь, что небольшой поселок, прямо как в городе. — Ну как, будем хоровод водить? — Дима взял меня за руку. — Хоровод? — прыснула я. — А что? Ничуть не глупее ангела, — он потащил меня за собой вокруг елки и запел: — Маленькой елочке холодно зимой… — Из лесу елочку взяли мы домой! — подхватила я сквозь хохот. — Ненавижу эту песню. Она липучая, не хуже «Гибралтара». Как вспомнишь — так потом и не отвяжется. — Встанем под елочкой в дружный хоровод, — прилетел из-за забора пьяный хор. — Весело-весело встретим Новый год! Кончилось все тем, что у меня треснула губа. Досмеялась! — А ведь даже и не целовались на морозе, — заметил Дима, глядя, как я слизываю с нее кровь. Меня обдало жаром. И правда! Было бы не так обидно. Но тут я заметила, что идет снег. Мелкий-мелкий, едва заметный в свете фонарей. И стало еще обиднее. Потому что это вообще сказочно — целоваться вечером под снегом. — Пойдем уже? — предложила я, вздохнув и отогнав подобные соблазнительные картинки. Не вешаться же ему на шею, в конце концов.