32 Она бы и не кончилась, в Питере в январе и в девять утра еще ночь. Но в начале седьмого случилось вполне нормальное и ожидаемое. Макс остановился на пороге открытой двери и, четко уловив момент — в миллиметре от оргазма, спел традиционный утренний гимн: «Вставай, проклятьем заклейменный!» — Чертово отродье, — пробормотав Дима. — Тапка на тебя не хватает. Спасибо, господи, за мужчину, который говорит так же, как и я! И плевать, что словари настаивают на том, что не «тапок», а «тапка». И который всего лишь угрожает коту этим самым тапком. — Давай кто-то покормит, а кто-то лоток вытряхнет, — предложила я. — Так быстрее будет. Кстати, а почему он у тебя на улицу не ходит? — Потому что нормальный буржуйский котик, а не босяк какой-то, — Дима нашарил на полу трусы. — Ходит, но только когда тепло и сухо. На заднем дворе ямы роет. А когда грязно и холодно — дома. Но по снегу с удовольствием гуляет. Исполнив повседневные обязанности кошачьих рабов, мы вернулись в постель. Макс прокрался вслед за нами, остановился у кровати и издал что-то вроде журавлиного курлыканья. — Ну ладно, иди сюда, Ирод! Надо же исполнить ритуал. Нагнувшись, Дима поднял кота на постель. При этом покосившись на меня: не буду ли возражать. Макс проковылял по одеялу в борозде между нами и принялся осторожно кусать его за нос, жмурясь от удовольствия. Потом подумал и проделал то же самое со мной. Нежно и деликатно, чтобы не причинить боли. А потом развалился на спине, подставив нам брюхо: чешите, холопы! Ну куда тут денешься, пришлось чесать, сталкиваясь руками и давясь от смеха. — Ритуал? — спросила я, когда Макс отправился по своим кошачьим делам. — Он что, каждый день такое проделывает? — Да. Только не так. Обычно я его кормлю, потом беру на руки, и он грызет мне нос. Но сегодня его кормила ты, поэтому и пришел. За положенным. — Сумасшедший дом, — хихикнула я. — А можно я тебя тоже за нос укушу, и ты мне пузо почешешь? — Только пузо? — с невинной улыбочкой уточнил Дима. — Только почесать? Или, может, лучше продолжим с того места, где остановились? — Не, лучше с начала… — С самого-самого начала? — его пальцы медленно-медленно поднимались от моих коленей по внутренней стороне бедер, как ртуть в градуснике. — Так? — Мур-р-р! Да!.. Потом мы все-таки уснули, а проснулась я, когда солнце уже заглядывало в окно. От запаха кофе с подноса на тумбочке. Кажется, сказка продолжала продолжаться. Из постели я все-таки выползла. И даже оделась. И спросила робко, как бы мне добраться домой. — Тебе на работу надо? — скептически и где-то даже с возмущением поинтересовался Дима. — Нет, но… — беспомощно проблеяла я, отчаянно надеясь, что он все-таки не позволит мне сбежать. — У нормальных людей до восьмого числа каникулы. — Да, но… — Что «но»? — Ну… у меня трусов чистых нет. Зашибись отмаза! Умнее ничего не могла придумать? В конце концов, одни запасные есть. И постирать можно. — На фига тебе трусы, женщина? Глупости какие! Если что, я тебе свои дам. — Как мило! — Жанна! — он посмотрел на меня умоляюще, прямо как Макс. — Останься. Пожалуйста. — Хорошо… Можно подумать, я и правда хотела уехать! Мы еще раз сходили в лес, только в другую сторону, к замерзшему озеру. По первоянварской традиции доедали салаты и нарезки. Пили кофе в беседке, закутавшись в пледы. А вечером снова сделали глинтвейн. Который приворотное зелье. И занимались любовью на ковре, между камином и елкой, выставив обиженного Макса за дверь. Впрочем, тот утешился на кухне с банкой «Чойса». А еще забрались вдвоем в душ. Надолго. А потом лежали в постели, обнявшись, и смотрели, как мигают за шторой огни во дворе. — Знаешь, Дим, все думаю, а с чего вдруг тебя укусило иллюминацию устроить? Ты ведь даже не собирался Новый год отмечать? Только чтобы от соседей не отличаться? Он не отвечал долго, и я поняла, что ненароком вылезла за безопасные границы. Впрочем, он вполне мог ответить: да, именно поэтому. — Не знаю, Жанн, стоит ли вообще об этом говорить. Если нет, просто останови меня. Он накручивал на палец прядь моих волос, и как-то бледной тенью промелькнуло, что так любил делать Илья. Когда-то очень давно. В другой жизни. — Два года назад тридцатого декабря от меня ушла жена… 33 33 Сказать, что я прямо так жаждала об этом услышать, было бы большой натяжкой. Но почему-то показалось, что это надо ему. Проговорить, перешагнуть. Ну что ж, если хочет — пусть говорит. Дима сделал паузу, видимо, для того, чтобы я могла его остановить, не дождался и продолжил. — Мы с ней учились вместе в универе, только в разных группах. Даже знакомы не были. Познакомились, как ни странно, на выпускном. Начали встречаться, поженились через год. Знаешь, в каждой паре кто-то любит больше, кто-то меньше, это нормально. Хуже если один любит, а другой позволяет себя любить. Можно было не уточнять, кто у них целовал, а кто подставлял щеку. Интереснее другое: если знаешь, что все так, зачем ввязываться в эти отношения? — По молодости и одурелости наивно думаешь: моей любви хватит на двоих, — Дима словно ответил на мой вопрос. — Да и в целом первые годы все было очень даже неплохо. Я впахивал, как проклятый, Ира сначала работала, потом попала под сокращение и… вполне профессионально искала работу. Попутно занимаясь собой, любимой. Нет, я не возражал. Но как-то постепенно мы начали отдаляться. Ссорились, однажды даже чуть не разошлись. Но я все равно ее любил. Потом она решила, что нам нужен ребенок. До этого я хотел, она говорила, что еще не готова. Но с чего-то взяла, что это нас снова сблизит. Ну… сказано — сделано. Он замолчал, глядя куда-то в темноту. Я нашла его руку, переплела пальцы — как он прошлой ночью, когда я сказала о своей личной жизни. Что ее давно уже нет. — Ребенка она на четвертом месяце потеряла. Врачи говорили, это случайность, нет никаких оснований думать, что такое повторится, можно попробовать еще раз. Но если кого-то такие вещи действительно сближают, нас окончательно друг от друга оттолкнуло. Последний год — это была… агония. Я понимал, что рано или поздно мы все равно расстанемся, что лучше не тянуть, отрубая хвост по кусочку. Но… это как неизлечимая болезнь у близкого человека. Знаешь, что он умрет, но каждый день просыпаешься с мыслью: только не сегодня, пожалуйста, не сегодня. А потом… она от меня ушла. Прости, Жанн, я правда не знаю, зачем все это рассказываю. Тебе это совершенно ни к чему. — Если рассказываешь, значит, надо, — я крепче сжала его пальцы. — Тебе надо. — Тридцатого вечером я приехал с работы. На Новый год мы ждали в гости друзей, а первого должны были лететь в Австрию, кататься на лыжах. Но Ира сидела в гостиной с собранным чемоданом. Извини, сказала, но я ухожу, сейчас приедет такси. Я до сих пор не знаю, ушла она к кому-то или просто от меня. Не все ли равно? Всю ночь просидел под елкой, курил одну за другой. Кстати, после этого — больше ни разу. Хотел нажраться в хламину, но остановило одно смешное обстоятельство. Сложилась такая традиция: тридцать первого я на заводе поздравлял сотрудников, раздавал подарки. Дед Мороз, твою мать. Поехал. Поздравил. Раздал. Пришел в свой кабинет. А там на ковре сидит какая-то мелкая рыжая срань и смотрит на меня. Откуда только взялся? Кошкино кубло было в комнатке уборщицы. На этом же этаже, но в другом конце. Вылез, прошел весь коридор, приемную и просочился ко мне. Сидит и на меня смотрит. И вот я беру его и запихиваю за пазуху. Он рвет когтями галстук от Бриони за двадцать тонн. Ирка бы взбесилась, а мне — насрать. В машине кидаю на сиденье, на которое он тут же делает лужу и опять же царапает когтями. Едем мимо «Максидома», и я говорю: ага, буду звать тебя Максом. И встретили мы Новый год вдвоем. Нажраться не удалось — ну и хрен с ним. 34 34 Наверно, все это уже не вписывалось в рамки сказки. Или… наоборот? Может, это была такая особая сказка, только для нас двоих? — Целый год пытался прийти в себя, — помолчав, снова заговорил Дима. — Работа, работа, работа. Макс. Бухло и случайные бабы, чего уж там. Офигеть, сколько нашлось желающих утешить… и прибрать к рукам. Мужчинка, ничей, такси-такси! Понял, что это не для меня. Только начал приходить в себя, и тут снова здорово, Новый год. Никогда не было — и вот опять. И так паршиво, а еще тридцатого на новом заводе в Хабаровске авария с жертвами. Комиссии, проверки, взятки. Полная жопа. И снова целый год выбирался из ямы. Так о чем ты там спрашивала? Зачем иллюминация? Он легко, почти невесомо поцеловал меня в висок, убрал упавшую на щеку прядь волос. — Может, это было глупо, не знаю. Проснулся и подумал: все, хватит. Под Новый год началось, под Новый год и закончится. Первым делом залез в интернет и заказал в первой попавшейся фирме иллюминацию. Посмотрел картинки, прикинул, что более-менее подходит. Вроде как для новогоднего настроения. Елку заказал в гостиную, всякие там фиговины разные. Напросился к друзьям в гости. — Знаешь, — я прижалась к нему теснее, — если бы ты подошел к делу более ответственно, мы бы познакомились раньше. Ну там приехал бы в офис или вызвал на место, чтобы макет сделать специально под дом. — Знаешь, — хмыкнул Дима, — если б я подошел к делу более ответственно, мы бы вообще не познакомились. Потому что заказал бы всю эту беду в приличной фирме. А не в первой, которая вывалилась по запросу. И вот теперь представь, что я подумал, когда эта чертова гирлянда сдохла, а чинить ее приехала?.. — Снегурочка? Я не знаю, что тебе сказать, Дим… кроме того, что точно не собиралась говорить. Это было то, что я не обсуждала ни с кем. Чтобы не сдирать каждый раз корку с поджившей раны. Хотя прошло уже столько лет. И бабушка, и подруги знали лишь голые факты. Не то, что у меня внутри. Но сейчас я поняла: могу. И должна. — Девять лет назад тридцать первого декабря мой парень пришел и сказал, что встретил другую девушку. Ничего себе так совпадение, да? Мне было девятнадцать. Вообще не представляла, как жить без него. Какой там Новый год. Прорыдала всю ночь. Бабушка бегала вокруг с валерьянкой, утешала. Два года? Я тоже два года сидела в болоте и пускала пузыри. У тебя хоть Макс был. И случайные бабы с бухлом. И работа. А у меня только институт и две чокнутые подруги. Прекрасные, но чокнутые. Бабушку не хотела расстраивать, делала вид, что все в порядке. Девки меня пытались с кем-то познакомить, отвлечь. Потом встретила одного… И даже все неплохо было, но, наверно, слишком рано. Кто-то быстро отходит, а я такая дурища, что безумно боялась снова влюбиться и снова остаться у разбитого корыта. Теперь уже Дима прижимал меня к себе, гладил по волосам, а я говорила взахлеб, словно торопилась выплеснуть все, пока не кончился запал.