Сельма покачала головой и решительно пошла дальше. К Айку. Парень был еще у себя, голый по пояс он навис над кроватью и паковал в сумку одежду. Сельма пару секунд помялась, не зная, как начать, потом разозлилась на себя и брякнула: — Айк, я хочу расторгнуть договор. Парень замер над сумкой со свитером в руках. Сельма смотрела на его спину, машинально про себя отмечая, что зрелище ей нравится, потом осознала, о чем она думает, и смутилась. — С чего бы это? — повернулся к ней Айк, и Сельма охнула. До этого момента она никогда не видела лидера группы раздетым, и сейчас с ужасом смотрела на белые полоски кривых шрамов на его груди. Четыре штуки. Будто медведь пытался вскрыть ему грудную клетку. — Что с тобой случилось?! — дрожащим голосом спросила Сельма, не уверенная впрочем — тактичен ли такой вопрос, и не пошлют ли ее сейчас лесом. Айк непонимающе воззрился на нее, потом понял, куда она смотрит, и расслабился. — А, это. Старая история. Подрался в баре. Шрамы и правда выглядели древними, сам Айк, похоже, не обращал на них никакого внимания, так что выражать сочувствие и ужасаться было поздновато. На пару лет, как минимум. Но зрелище все равно впечатляло. — Так что там с договором? — нетерпеливо напомнил Айк. — Почему наш единственный переводчик ни с того ни с сего хочет бросить нас в диких лесах Сибири посреди тура, выбрав для этого максимально неудачное время? Сельма вспомнила, зачем пришла, и твердо проговорила: — Вокруг меня творится какая-то чертовщина. Я не хочу, чтобы она творилась вокруг вас. Вы можете пострадать. — Это уж нам предоставь решать. — Кому нам? Все сделают так, как хочешь ты. Вот я и хочу, чтобы ты понял — это опасно, таскать меня с собой. У вас взлет карьеры, успех и талант, а вы чуть вчера не лишились Юке. Просто потому что он оказался рядом со мной. Айк смотрел на нее вроде серьезно, но почему-то ей чудилась насмешка в его глазах. Он оставил в покое сумку и подошел ближе, опершись о косяк двери, нависнув над ней как фонарный столб. — А я люблю чертовщину, — доверительно признался он. — Ты-то может и любишь, — не дала себя сбить с толку Сельма. — А остальные не боятся? — Нет, — просто сообщил Айк. — Я их спрашивал. — Ты хочешь сказать, что все в курсе, что я психопатка? — упавшим голосом спросила Сельма. — Не совсем. Все в курсе, что происходит что-то странное, и всем интересно, что именно. Так что подожди меня, щас упакуемся, а потом в аэропорт. Сельма прислонилась спиной к двери, чувствуя, как у нее кружится голова. Почему они такие глупые? Такие безбашенные? Где, где спрашивается, инстинкт самосохранения? И почему он стоит так близко? Он такой высокий, что ей приходится задирать голову… Айк не уходил, все так же глядя на девушку сверху вниз, а Сельма отстраненно думала, как он вкусно пахнет, отмечала краем сознания, что у него влажные волосы, наверно только что из душа, а глаза яркие, будто трава весной… Следовало что-то сказать, ведь у нее был еще один аргумент, мысль, которая ее мучила, о чем же это, ах да… — Я не хочу быть ответственной, если с вами что-то случится, — прошептала она. Во взгляде Айка мелькнуло сочувствие: — Я буду ответственным, — сказал он. — Ты ни при чем, это наше решение, всей группы. Окей? Сельма кивнула. Так, сейчас надо отлепиться от двери, открыть ее и выйти, постаравшись не задеть его. Удалось. — Сельма, — окликнул он, когда она уже шла по коридору. — Хотел попросить. Держись поближе, а? На всякий случай. Сельма топала к своему номеру и одергивала себя, но все равно не могла стереть с лица дурацкую ухмылку, хотя было совершенно непонятно — чему она радуется. История четвертая. Да или нет Варька захлопнула багажник «ситроена». Потом поморщилась, открыла его снова, поправила торчащий барабан и повторила попытку, на этот раз успешно. — Надеюсь, больше нам никого не надо подобрать? — ядовито спросила она наблюдающего за процессом Эйво. Тот поспешно замотал головой. Варька села за руль, подождала, пока Эйво утвердится на соседнем сиденье, и со вздохом тронулась с места. Неделю назад, после закрытия фестиваля Эйво спросил: — Поедешь с нами через три дня в Самару? Следующая тусовка там. Варьке очень хотелось домой и в ванну, а до этого всего было еще несколько часов пути, поэтому Эйво пришлось удовольствоваться обещанием подумать. А подумать было над чем. Все последние дни слились в Варькином сознании в сплошное солнечное головокружительное пятно, наполненное яркими красками, смехом, влюбленностью, веселым сумасшествием и легкостью бытия. А потом непрошеный совет Хельги разом поставил ей мозги на место. Головокружительно — это, конечно, да. И то, как она стала играть в группе, и то, как Сельма попала переводчиком к рок-звездам. Но ведь там была какая-то странная история, в которой Сельма не могла разобраться, связанная с тварями из Иномирья. И было ли это случайностью или закономерностью, что на Сельму напали на концерте? А если закономерностью, то откуда они могли знать, что Сельма там окажется? Ведь то, что она туда поехала, точно была случайность. Да? Или нет?… Влюбленность. Она-то отдавала себе отчет, что влюблена. И Эйво всячески заигрывал, флиртовал и отпускал двусмысленные шуточки. Но ни разу не предпринял попытку затащить ее в постель. И это на фесте! С его более чем свободной атмосферой. И это при ночевке в одном шатре! Сумасшествие. А веселое ли оно? Или у нее просто едет крыша на почве подозрений и несостыковок? В свете всего этого бытие уже не казалось таким уж легким. Странно, почему все эти мысли пришли ей в голову только после расставания с Эйво? Совсем, что ли, она на нем помешалась? Зато теперь Варьке очень хотелось во всем разобраться. А Эйво был единственным человеком, который мог рассказать об Иномирье. Поэтому на предложение она в итоге ответила согласием. С одной оговоркой: — Только в этот раз я поеду на своей машине. — Окей, — легко согласился Эйво. — А может по дороге захватим парочку наших? Варька согласилась, не зная еще, на что подписывается. Чем ближе к Самаре, тем больше ее «ситроен» напоминал давешний автобус. На данный момент в маленьком салоне помимо нее находилось еще четверо: собственно Эйво, Хельги с какой-то девушкой и задумчивый парень в очках, который явно был не от мира сего, потому что напутствовал ее в дорогу словами: — Во имя Одина! С каждым из присутствующих, естественно, был рюкзак, мешок и пенка, а кроме этого котелки, барабаны, волынка, костровой набор, оружие, доспехи, посуда и много еще чего. Варька радовалась двум вещам — что на место водителя никто не претендовал, и что с ними не было животных. Но ехать все равно было некомфортно. Непривычно было видеть Эйво на месте, которое обычно занимала Сельма. Тем более, что волынщик отнюдь не спешил брать на себя ее функции штурмана и спохватился только, когда они проехали нужный поворот. — Я думал, ты знаешь дорогу, — оправдывался он, когда Варька, скрипя зубами, развернулась через двойную сплошную. — Откуда бы? — почти спокойно ответила она, справившись с эмоциями. Кроме незнакомого маршрута ее раздражало то, что она не могла посмотреть в зеркало заднего вида. Она стеснялась. Потому что, когда бы она ни кинула туда взгляд — в нем отражались целующиеся Хельги и девица. Из их разговора, она поняла, что они встретились после долгой разлуки. Как по мнению Варьки, так лучше бы и дальше сидели в разлуке, чем теперь так друг к другу липнуть. Парня в очках такое соседство не смущало, он отсутствующим взглядом смотрел вперед, иногда принимаясь бормотать что-то себе под нос. «Укуренный, — думала Варька. — Знала бы раньше, ни за что б не посадила в машину. А теперь уже не выкинешь — кругом поля… Ох, если мы с одним Эйво заехали в другой мир, то с таким составом вообще загремим куда-нибудь прямиком к чертям…» Неизвестно, до какой бы стадии Варька накрутила себя, но тут Эйво вдруг положил ей руку на коленку. — Успокойся, — негромко сказал он, — ничего не случится. Доедем нормально. И Варьку действительно отпустило. Как будто за тучами выглянуло солнце. «И чего я так разволновалась?» — думала она. Случайно выхваченные в зеркале Хельги с девушкой теперь вызвали умиление, а псих же совершенно и очевидно был вполне безобидным малым, почему она раньше этого не замечала… Эйво с улыбкой смотрел, как Варька перестала хмуриться и даже замурлыкала что-то себе под нос. Тактильный контакт работал даже лучше, чем музыка. Он довольно покосился на маленькое черное перышко, вплетенное в Варькины волосы. Носит, не выбросила. А это так облегчает ему дорогу в ее подсознание… Эйво осознавал, что играет не совсем честно. Не на равных. Но успокаивал совесть мыслью, что он бы и так завоевал доверие Варьки. Просто чуть позже, чем сейчас. Так зачем же идти долгой дорогой, если можно короткой? Эйво хотелось привязать ее к себе, увлечь, получить полностью, с потрохами, да не на одну ночь. Вороны, вопреки мрачной славе, не любят одиночества. И пару себе выбирают на всю жизнь. Варька подходила Эйво почти идеально. Она ему нравилась, слишком сильно, чтобы оставить ее в покое. Кроме того, волшебный мир пропустил ее, значит, она ему не совсем чужая, значит, с одной стороны, она легко поддается колдовству, с другой — чары ей не вредят. И очень удачно получилось, что ее лучшая подруга сейчас где-то далеко, можно потеснить ее в Варькином сознании, влезть в душу, стать ближе… Единственное «но» заключалось только в нетерпении Эйво. Его немного раздражал этот танец с рыбой на крючке и понимание, что пройдет еще очень много времени, прежде чем он сможет превратить Варьку в птицу. * * * «Люблю дорогу», — думала Сельма, уставившись невидящим взглядом на черный экран висящего под потолком автобуса монитора. Тихо, ночь, переезд из одного города в другой. В этот раз на автобусе — расстояние небольшое. Дорога и ночь были именно теми условиями, когда Сельме не надо было работать. Разве что иногда, если кто-то хотел обратиться к русскому шоферу. Но сейчас никто не хотел. Все спали. Тур перевалил за середину, и теперь они ездили по европейской части России. С одной стороны, Сельму это радовало — все ж ближе к дому, а по дому она соскучилась. С другой… Сельма внезапно осознала, что эта безумная жизнь среди рок-звезд скоро закончится, она вернется в свой город, все войдет в привычное русло, и, возможно, она никогда их больше не увидит. Почему-то эта мысль ее расстроила. Покопавшись в себе, она поняла, что печалит ее не то, что «звездная» жизнь окажется позади. Просто… Просто они действительно оказались классными парнями. Брутальный Юке вне сцены был добрым, мечтательным и чуть-чуть недотепистым малым. Маленький Алекс по-братски делился с ней одеждой и удивлялся, когда она извинялась перед ним за порванные штаны: «Пустяки, Сельма, сама цела?» Даже слегка самовлюбленный Макс сочувственно поцокал языком, глядя на ее исцарапанное лицо, и принес ей кучу тональных кремов из своей косметики для сцены. Сельма жест оценила и хихикать не стала. Тем более крема ей пригодились. И техник, и звукорежиссер, и все остальные относились к переводчику очень душевно. Потому что, а как иначе, если именно она помогает технику орать на администратора зала за отсутствие доступа к розеткам, следит, чтобы организаторы соблюдали требования «райдера», и среди ночи скачет в аптеку, потому что накануне звукачу попалось несвежее пиво. Сельма чувствовала ответственность за всех, опекала, помогала, выручала, и ощущала себя на удивление хорошо, потому что, видя такое дело, ей в ответ платили тем же, иногда даже бессознательно. Неудивительно, что она к ним привязалась. А еще была музыка. С какого-то момента Сельма стала замечать, сколько иномирных существ сползается на их концерты. Среди людской толпы завороженно глядели на сцену полупрозрачные духи, скелетообразные призраки, под потолком вились крошечные феечки, на край сцены карабкались маленькие угловатые существа, покрытые мхом вместо шерсти. Сначала Сельма смотрела на нечисть с подозрением, но потом поняла неожиданную вещь — им нравилось выступление. Людям они не мешали, вообще не обращали на них внимания, их полностью поглощала музыка и то, что происходило на сцене. А на сцене происходило нечто. Оказывается, на виолончели можно играть даже лежа. Юке фактически умудрялся собрать на себя всю пыль за время концерта — неистово валяясь на полу и не переставая пиликать смычком. Алекс на барабанах ломал целую гору палочек за пару часов выступления. Макс орал в микрофон так, что первые ряды глохли. Но самый ажиотаж у зрителей вызывал Айк. Особенно у тех, иных зрителей. Выходцы из Иномирья одобрительно кивали Айку, свистели, шипели и бурчали что-то поддерживающее, даже пытались подпевать, и волновались, если у того что-то не ладилось — например, рвалась струна, или ломался микрофон. Черноглазых близнецов она больше не видела. Может быть, им хватило подставки для цветов. А может то, что Айк попросил ее держаться поближе и быть на виду, даже во время концертов. Иногда он находил ее глазами в зале и улыбался. Сельма подозревала, что это из-за выражения ее лица. Ей слишком нравилось, как он играет. Музыка обнимала, пронизывала тело, рассказывала о чем-то, для чего нет слов. Почти каждый вечер Сельма смотрела концерт из зала, и ей не надоедало.