Ну почему они не смогли так? Почему не смогли держаться друг за друга и отгородиться от всего остального мира? Почему не смогли покориться тому, чего не могли контролировать? Почему у них не хватило мужества радоваться жизни, в которой присутствовал аутизм? Она хотела этого и, пожалуй, в конце концов пришла к этому, но ей потребовалось слишком много времени. К тому моменту, когда она готова была танцевать, музыка перестала играть. Она смотрит на столик мальчика. Его там нет. Паника затапливает каждую ее клеточку, на секунду парализуя ее, но потом включается мощный и натренированный инстинкт. Где выходы? Она бросает взгляд на двери отеля, которые ведут на парковку. Он хочет домой, а туда надо ехать на машине. Машина — это нечто привычное и безопасное. Хотя, может, они остановились в отеле. В любом случае ему пришлось бы протискиваться сквозь толпу людей, снующих туда-сюда, чтобы воспользоваться туалетами, слоняющихся в шумном вестибюле возле швейцара и стойки регистрации. Она смотрит в другую сторону, туда, где нет людей, шатра и всего этого шума, на лужайку, за которой начинается извилистая тропка, ведущая к лестнице на пляж, к бухте, к воде. Если бы на месте этого мальчика был Энтони, он убежал бы именно туда. Забыв обо всем, Оливия бросается бежать. Каблуки ее туфель увязают в мягкой почве ухоженной гостиничной лужайки, замедляя ее бег. Она сбрасывает их и босиком мчится к холодным каменным ступеням, молясь, чтобы он оказался там, когда она завернет за угол и увидит пляж. Глава 26 Бет выглядывает из окна кухни, провожая взглядом уезжающих Джимми и девочек и чувствуя себя брошенной. Уже практически вечер субботы, а примерно с час назад к ним заехал Джимми, сообщил, что у него сегодня выходной, и предложил свозить девочек на прогулку на ферму Бартлетта, а потом куда-нибудь поужинать. Бет поначалу колебалась, отпускать их или нет, не потому, что у них были какие-то неотложные планы на вечер, а потому, что ей было обидно, что ее не позвали. Хотя в последние месяцы такие внезапные появления Джимми выбивали Бет из колеи или злили, сегодня она получила от его компании неожиданное удовольствие. Он вытер ноги, прежде чем войти в дом, заменил перегоревшую лампочку в люстре в гостиной, пообещал разобраться с засорившимся дымоходом и расспросил каждую из девочек о том, как у них дела в школе. А еще он задал Бет множество вопросов об аутизме и о книге, которую она пишет. Он был внимателен, полезен и искренне вовлечен в разговор. Перед тем как они уехали, Джимми с гордостью сообщил Бет о том, что сделал домашнее задание доктора Кэмпбелла, и был явно задет за живое, когда она призналась, что даже к нему не приступала. А между тем задание сделать нужно. Она отдает себе отчет в том, что сознательно избегает этого. И думать о том, почему избегает, тоже избегает. Она находит лист бумаги для принтера и устраивается за кухонным столом. Потом расчерчивает лист крест-накрест, так что получается четыре квадрата, и пишет наверху в каждом: Желанность. Счастье. Безопасность. Любовь. Ее взгляд, устремленный на бумагу, затуманивается и становится отсутствующим. Она барабанит ручкой по зубам и думает об отвлеченных вещах. Потом усилием воли выдергивает себя из этого состояния и возвращается к заданию. Желанность. Счастье. Безопасность. Любовь. Ноль идей. Ноль идей. Ноль идей. Ноль идей. Она со вздохом складывает листок и убирает его в карман. Она займется этим как-нибудь в другой раз. Потом. К счастью, этот писательский ступор ограничивается только ее личной жизнью и не распространяется на ее роман, название для которого она пока так и не придумала. Она по-прежнему практически ежедневно ездит в библиотеку и каждое утро с нетерпением ждет, когда окажется в читальном зале. Пишется ей легко, и она гордится тем, что уже успела написать. Когда она перечитывает готовые главы, ей кажется, что каким-то образом ей удается передать голос этого вымышленного мальчика с аутизмом. Она сидит с ручкой в руке, перебирая в голове сцены своего романа, и на нее вдруг накатывает нестерпимое желание писать. Она бросает взгляд на часы. Потом смотрит из кухонного окна на то место, где еще несколько минут назад был припаркован фургон Джимми. Охваченная внезапной решимостью, она поднимается, берет ключи и сумочку и выходит из дома. Вместо того чтобы заняться выполнением домашнего задания, которое задал ей семейный психолог, или сделать уборку, или завалиться на диван перед телевизором до конца вечера в ожидании возвращения девочек, она едет в библиотеку, чтобы писать. Она взбегает по лестнице на второй этаж и с упавшим сердцем видит, что за ее обычно пустым столом сидят четыре человека. Ее кресло занял Эдди Антико из Торговой палаты, а за кафедрой на сцене Памела Винсент что-то читает вслух. Бет подходит к Мэри Кроуфорд за стойкой информации. — Что у вас тут происходит? — шепотом спрашивает она. — Двадцатичетырехчасовой марафон чтения «Моби Дика». — Серьезно? И сколько они уже читают? Мэри смотрит на часы на стене и что-то подсчитывает в уме. — Шесть часов сорок минут. Не хотите присоединиться? На промежуток с четырех до шести утра у нас пока нет желающих. Ну еще бы. Мэри показывает Бет расписание. Роуз Дрисколл, глава садового клуба, которой никак не меньше семидесяти, должна читать в три утра. Сама Мэри Кроуфорд записана на шесть. — Нет-нет, спасибо большое, — поспешно говорит Бет, стараясь не рассмеяться. Она не представляет себе, кому в здравом уме может прийти в голову запланировать поход в библиотеку, чтобы читать или слушать «Моби Дика» в четыре утра, да и вообще в любое время суток, если уж на то пошло. Да уж, в мертвый сезон у них на Нантакете каждый развлекается как может. Бет обреченно обводит читальный зал взглядом, тщетно пытаясь найти какой-нибудь способ остаться и написать очередную главу. Уходить ей очень не хочется. Можно попытаться спуститься на этаж ниже или пойти в «Бин», а можно поехать домой и устроиться с ноутбуком в кухне, все равно девочек нет и помешать ей некому, но в последнее время она стала исключительно суеверно относиться к тому месту, где ей пишется. Она должна сидеть в библиотеке, за длинным столом, в кресле, ближайшем к сцене, лицом к окну. Она понимает, что эта ее фанатичная вера в абсолютную необходимость строгого сочетания всех этих условий граничит с психозом и что на самом деле это не может иметь такого значения, но все равно верит в это. Это то место, где к ней приходит история Энтони. То место, где происходит волшебство. Она нехотя выходит на улицу и застегивает куртку, но, уже дойдя до машины, останавливается. Она ехала сюда не для того, чтобы развернуться и вернуться домой несолоно хлебавши. Чем еще она может заняться в городе? А вдруг Джорджия сейчас в «Голубой устрице»? Может, у нее получится выкроить время для перерыва и выпить с ней чего-нибудь в баре отеля? Отличный план! Она быстрым шагом преодолевает четыре небольших квартала, предвкушая возможность повидаться с Джорджией и выпить мартини, но, дойдя до «Голубой устрицы», видит, что на их маленьком насыпном пляжике в самом разгаре свадебная церемония, и с упавшим сердцем останавливается. Если там сейчас свадьба, значит Джорджия занята и не сможет с ней выпить. И что теперь? Стоило ради этого ехать в город да еще тащиться пешком до «Голубой устрицы»? Она замечает Джорджию, стоящую поодаль за двумя аккуратными рядами белых складных стульев, и решает, пока никто не видит, подойти к ней и, по крайней мере, хотя бы поздороваться. — Привет, — шепчет Бет, когда наконец оказывается рядом с подругой. — Привет, — шепотом отзывается та. Лицо Джорджии раскраснелось от восхищения и сентиментальной радости. Она растроганно промокает глаза салфеткой. — Они сами написали свои брачные обеты. Обожаю, когда так делают. Бет смотрит на жениха и невесту и напрягает слух, пытаясь различить, что́ они говорят. Она слышит голос жениха, но, поскольку тот смотрит в другую сторону, слов разобрать не может. Юное лицо невесты светится счастьем. Интересно, когда она выходила замуж за Джимми, у нее тоже было такое лицо? Наверное, да. Она светилась в день своей свадьбы. Но в какой-то момент ее брака, она и сама не может сказать точно, когда именно, этот свет погас. Джимми прав. Она уже очень давно не была рада его видеть. В постели, на диване, за кухонным столом, когда он входил в дом, — никакого света. Может ли она вернуть этот свет, или он погас навсегда? А то, что она почувствовала сегодня? Не искорка ли того света затеплилась сегодня вновь в ее душе? Она косится на Джорджию, которая никак не может слышать, что именно говорит жених, но все равно вся светится. Впрочем, Джорджии для этого много не надо. Она способна расчувствоваться даже от рекламного ролика. — Мне, наверное, пора, — говорит Бет. — Почему? Оставайся. Я скоро закончу, и тогда мы с тобой сможем пойти чего-нибудь выпить. — Ладно. Бет улыбается, радуясь тому, что подруга прочитала ее мысли. Жених и невеста целуются, и все хлопают. — Пойдем со мной. Я должна проводить их на террасу. Джорджия ведет гостей на террасу, в шатер, где их уже ждут закуски, шампанское и живая музыка. Жених с невестой все еще на пляже, позируют фотографу. Бет с Джорджией стоят в уголке, за танцполом и столиками, у двери в отель. — Нам нужно дождаться жениха и невесту. Я должна убедиться, что все расселись, а потом можно будет уйти. — О’кей. — Прекрасная церемония, правда? — Угу. Кажется, мы с Джимми тоже были такими миллион лет тому назад. Миллион лет и вчера. — Как, кстати, у вас с ним дела? — Даже не знаю. Мы ходим к доктору Кэмпбеллу. Но я все равно не знаю. А ты на моем месте как поступила бы? — спрашивает Бет, заранее зная, какой услышит ответ. — Если ты сможешь простить его, я бы приняла его обратно. — Что? Ты-то сама ни одного из своих мужей обратно не приняла! — Я знаю, но я об этом жалею. Мне жаль, что я не умею проносить любовь через все невзгоды. У меня никогда не было такой любви, которая все превозмогает. Мне хотелось бы, но, наверное, мне это просто не дано. Я не умею любить вопреки всему. Джорджия всегда хотела любви, как в сказке, и чтобы непременно «жили они долго и счастливо». Но пока что ни один из ее принцев не обладал той силой характера и стойкостью, которые необходимы, чтобы благополучно добраться до конца сказочной истории. Прекрасные принцы не спят с девицами легкого поведения, не накачиваются пивом еще до полудня и не перестают обожать своих возлюбленных. Но даже после четырех недотянувших до идеала принцев Джорджия все еще в глубине души верит, что брак может быть чем-то из диснеевского фильма. Надо просто найти правильного принца. А во что верит Бет? Верит ли она в Джимми, в то, что он никогда больше ей не изменит? А в то, что у нее самой будет это «долго и счастливо»? И что оно будет с Джимми? Верит ли она вообще в любовь? — Я тоже не знаю, умею ли я так. — Но у меня никогда не было детей, интересы которых приходилось бы принимать во внимание, так что мне проще было уйти с концами и не оглядываться. — Но я же не могу остаться с ним только ради девочек, правда? — Нет, ты и не должна. Но думаю, ради них я бы еще какое-то время постаралась все наладить. — Значит, ты приняла бы Джимми обратно? — уточняет Бет, ни на секунду не веря в это. Джорджия склоняет голову набок, как будто всерьез задумывается над этим вопросом, но очень быстро прекращает притворство и смеется над собой. — Нет, я бы не смогла. Я бы поставила на этом точку. Но я не говорю, что это правильно. Бет могла бы поспорить, что правильно было бы восстановить ее брак. Простить Джимми, принять его обратно, и все вернется в привычную колею. Прощать — хорошо. Привычная колея — это счастье. У девочек снова будет отец. Они заслуживают жить со своим отцом. Это было бы самоотверженное решение из разряда тех, что хорошая мать приняла бы ради счастья своих детей. Это было бы великодушно. «Прими его обратно ради своих детей!» Но и довод против того, чтобы принимать его обратно, звучит в ее душе столь же громко и уверенно, возмущенные слова царапают какую-то тонкую внутреннюю мембранку ее раненого сердца, едва сдерживающую ее горечь и ненависть к самой себе. «Ты это серьезно? Если ты не разведешься с этим козлом, то ты — бесхребетная тряпка, напрочь лишенная чувства собственного достоинства!» Она представляет себе, как Памела Винсент в библиотеке шепчет Дебби Макмахон, пока Эдди Антико на седьмом часу марафона читает вслух «Моби Дика»: «Ты слышала, Бет и Джимми Эллис снова сошлись, и это после того, как он целый год изменял ей? Надо же быть такой дурой!» Она представляет себе, как Джилл с Кортни сплетничают за бокалом ледяного шардоне. «Бедные девочки, теперь им придется расти без отца. Бет даже не попыталась дать ему второй шанс. В конце концов, все мы люди. Все мы делаем ошибки». Бет переживает, что все, кого она знает, будут осуждать ее, как бы она ни поступила. Она качает головой и закрывает глаза, пытаясь игнорировать все доводы на тему того, как она должна поступить и что подумают все вокруг, включая ее собственных детей, выкинуть все это из головы и обратить взгляд внутрь себя, понять, что́ истинно и непреложно для ее собственного, когда-то тоже светившегося сердца. На самом деле это очень простой вопрос.