– И вообще, какое мне до этого дело? Я не видела никого из них долгие месяцы. Да что там, годы. Не моей голове об этом болеть. – Мужчине, в которого стреляли, было около двадцати лет. По словам ваших родителей, это был случайный злоумышленник… Грабитель. Она пожимает плечами: – Ну и… – Сначала мы тоже так думали. То есть пока не провели ДНК-тесты жертвы. Я снова выдерживаю паузу и вглядываюсь в ее лицо. Ничего. Ее глаза пусты. – Они были родственниками. Этот мужчина и ваш отец. Камилла сглатывает и хмурится: – Родственниками? Это как? – Он ваш сын, мисс Роуэн. Ее веки трепещут. Она отводит взгляд и глубоко вздыхает. Кислород, а хотелось бы никотина… Все, что я сейчас слышу, – это дыхание. Ее и мое. Она снова сглатывает. – С ним всё в порядке? Потому что, как вы могли заметить, я старался не говорить. И если она хочет знать, ей придется для этого потрудиться. – С кем? С вашим отцом? В ее глазах мелькает ярость. Она как будто ощетинивается. – Нет… С тем, другим… Я выдерживаю долгую паузу. – Нет, мисс Роуэн. Боюсь, он мертв. Скончался на месте происшествия. – Такое обычно случается, – отрезает Куинн, – когда тебе сносят гребаную голову. Она явно задевает его за живое. На его месте я не стал бы говорить такое, но теперь я заинтригован, как она отреагирует. Шок, конечно же. А потом? Гнев, печаль, неверие? Но, каковы бы ни были ее чувства, ее лицо ничего не выдает. Она поднимает одну руку и начинает грызть кожицу большого пальца. – Вы хотите что-нибудь сказать? Теперь ее голос звучит сильнее: – Когда я выйду? – Это вопрос не ко мне. Сначала нам понадобится гораздо больше информации. Той, которую, я уверен, вы можете нам предоставить. Ее глаза превращаются в злые щелочки: – Это какой же, вашу мать? – Например, где ваш сын был последние двадцать лет. Вот такого рода мелкие детали. – Ха-ха-ха, – цедит она. – Считаете себя гребаным комиком? Внезапное ругательство говорит о многом. Я улыбаюсь: – Нисколько. Я делаю свою работу: задаю вопросы. – Я уже ответила на миллион ваших гребаных вопросов. Я сказала тем тупицам в Южной Мерсии, что отдала ребенка его отцу. Я не знаю, что случилось с ними после того. И не знаю, где, на хрен, ребенок был с тех пор. Довольны? – Ничуть. Вы все еще утверждаете, что отцом ребенка был Тим Бейкер? Несмотря на то что говорилось в том сериале? Ее глаза снова превращаются в узкие щелочки. – Все это говорила не я, не так ли? – Вы открещиваетесь от этого? Вы никогда не делали ничего из того, что вам вменяют в вину? Камилла улыбается. Баланс сил, очевидно, восстановлен. – Без комментариев. Но я не играю в эти игры – во всяком случае, не с ней. Пора вернуть инициативу в свои руки. – Вы знаете, как можно связаться с Тимом Бейкером? Она одаривает меня испепеляющим взглядом: – Вам не кажется, что я упомянула бы об этом раньше, если б знала? Лет этак пятнадцать, на хрен, назад? И в любом случае вы наверняка знаете его имя и без меня, ведь так? Например, благодаря кредитке или чему-то в этом роде… Я «включаю дурака»: – Я думал, его имя Тим Бейкер? Теперь ее щеки вспыхивают: – Да не его. Сами знаете. Моего сына. Я качаю головой: – Боюсь, не было ничего, что помогло бы его опознать. Ни кредиток, ни бумажника, ни телефона. Ничего. Камилла хмурится: – Полное дерьмо. Бессмыслица какая-то. – Согласен. Особенно когда мы точно знаем, что все эти вещи были у него с собой, когда он приехал. Это приманка, но Камилла ее не заглатывает. Она не спрашивает, откуда мне это известно. Она вообще ничего не спрашивает. Просто сидит и грызет палец. Тот начинает кровоточить. – Но вы можете быть уверены, что мы докопаемся до сути, мисс Роуэн. Это может занять некоторое время, но мы справимся. Мы узнаем, что на самом деле случилось с вашим ребенком за все эти годы. Она поднимает глаза, встречается со мной взглядом, и я улыбаюсь: – Это всего лишь вопрос времени. * * * – Боже, что за дура с каменным лицом, – говорит Куинн, захлопывая за собой дверцу машины. – Тюрьма сделает с тобой и не такое. Мы какое-то время сидим молча. Начинается дождь. Лобовое стекло запотевает. – Что вы думаете? – говорит Куинн после затянувшейся паузы. – О чем? – Как по-вашему, была ли она удивлена? Я имею в виду, тем, что ее ребенок жив? Я задавался тем же вопросом. Спрашивал себя и понимал, что на него чертовски трудно ответить. – Непохоже, – говорю я наконец. – Такое известие через столько лет… По идее, она должна была зашататься от неожиданности. Даже возликовать. Ведь это означает ее невиновность. Куинн смеется: – Верно, она должна была ткнуть нас в это носом. На ее месте я бы так и сделал. – Точно. Так что тут все непросто. Явно есть еще кое-что. Что-то, что мутит воду.