КР: [Пожимает плечами.] ЛК: На самом деле он никогда не был доступен. Ни у кого в Великобритании никогда не было такого номера. Будь у меня подозрительный склад ума, я мог бы подумать, что вы просто его выдумали. КР: [Молчание.] ЛК: Почему вы сказали, что живете в Кембридже? КР: Что? ЛК: Когда вы отдавали своего первого ребенка на усыновление, вы указали свой адрес: Уорнок-роуд, 13, Кембридж. КР: И что? ЛК: Это была ложь, не так ли? Вы всё еще жили в доме своих родителей в Шипхэмптоне. КР: Какая разница? ГЛ: Большая, мисс Роуэн, потому что вы указали в официальном документе заведомо ложную информацию. Можно только предположить, что вы сделали это с той целью, чтобы с вами не могли связаться. КР: Ладно, я не хотела, чтобы мои родители узнали. Я не хотела, чтобы пришло письмо и попало в руки моей матери или отца. ЛК: Так почему Кембридж? КР [пожимает плечами]: Я недавно была там. Мне там понравилось. ЛК: Вам там понравилось? И только? КР: [Пожимает плечами.] ЛК [поднимая папку]: Но это не единственная неправда в этом бланке, не так ли? Адрес практикующего терапевта, который вы дали, адрес электронной почты… всего вы солгали одиннадцать раз. КР: Это не было ложью… ЛК: Тогда как бы вы это назвали? КР: Я же говорила вам, я не хотела, чтобы кто-нибудь узнал… ЛК: Вы много лжете, мисс Роуэн? КР [возмущенно]: Я не лгу! ЛК: Мне так не кажется. На мой взгляд, вы делаете это постоянно. Более того, я бы сказал, что вы лжете так часто и так охотно, что сами этого не замечаете. КР: Неправда! ЛК: Более того, я бы даже сказал, что я вижу, когда вы лжете, потому что ваши губы шевелятся… ДМ: Детектив-сержант, это несправедливо… КР [обращаясь к миссис Маккрей]: Он не имеет права так со мной разговаривать, не так ли? Я не сделала ничего плохого. ГЛ: Нам еще предстоит это установить, мисс Роуэн. КР: Я же сказала вам… Я не знаю, где ребенок… Я не знаю, где Тим… Но я ничего не делала с ребенком… Я ничего с ним не делала, я не… ГЛ: Мы сделали все возможное, чтобы помочь вам, мисс Роуэн, но, боюсь, вы не оставляете нам выбора… КР [переводя взгляд с одного офицера на другого]: Что? Что? ЛК: Камилла Роуэн, я арестовываю вас по подозрению в убийстве. Вы не обязаны ничего говорить, но это может повредить вашей защите… КР: [Подпирает руками голову и начинает рыдать.] ЛК: …если позже на суде вы будете ссылаться на то, чего не сказали на допросе… Все, что вы скажете, может быть приведено в качестве свидетельства. КР [приглушенно]: Это нечестно! Это нечестно! ЛК: Допрос закончился в 11:25. * * * Адам Фаули 24 октября 17:28 На трассе M25 к югу от Байфлита дорожная пробка. Десять минут спустя мы всё еще торчим в ней, черепашьими темпами продвигаясь вперед, находясь в неудобной близости от пойманных в ловушку людей по обе стороны от нас. Ребенок на заднем сиденье внедорожника рядом с нами жует и корчит рожи в окно, его родители, сидящие впереди, о чем-то спорят. Парень в фургоне с другой стороны курит, глядя на свой мобильник. Это всегда кажется вдвойне неловким – не только из-за физической близости, но и потому, что эти металлические коробки должны, по идее, обеспечивать нам личное пространство. Помню, как однажды, еще в девяностых, я застрял на трассе А40, направляясь в Лондон. Полчаса я находился впритык к задним, передним и соседним автомобилям. А женщина в машине рядом с моей оказалась принцессой Дианой. Нет, я тоже тогда не поверил своим глазам. Но это была она. Одна за рулем. Отчаянно нуждающаяся в уединении. Но вместо этого вынужденная вступить в неловкую непредвиденную близость с таким типом, как я. Грузовик впереди нас медленно проползает вперед, затем включает стоп-сигналы. Куинн что-то бормочет себе под нос. Но теперь, когда грузовик тронулся, я вижу впереди дорожный знак. Мы менее чем в миле от поворота на трассу A3. Кобэм с одной стороны, Уизли с другой. Я указываю: – Давай свернем там. Куинн хмурится: – Ты уверен? Оттуда придется пилить через всю округу. – Я предлагаю по другой причине. В Кобэме живет Мелисса Резерфорд. * * * – Вы узнаете его? Женщина вздыхает и снова берет снимок: – Фото не очень четкое. Брэдли Картер устало смотрит на нее: – Боюсь, это все, что у нас есть. Отельчик называется «Парк-Вью», но не соответствует своему названию. Единственный доступный вид – это кебабная и букмекерская контора на другой стороне улицы, которая сейчас забита дорожной пробкой. «Парк-Вью» – четырехэтажное викторианское здание. Похоже, когда-то это был довольно внушительный семейный особняк, но наступили трудные времена, и от него веет унынием и упадком – он грязный, облезлый, выцветший, весь в трещинах. Женщина-портье возвращает ему фотографию. – Не думаю, что он был здесь, но не могу быть уверена на сто процентов. Извините. – Кто-нибудь из ваших гостей мог уйти на выходных, не предупредив вас? Она чуть свысока смотрит на него: – Я не слежу за ними, дорогой мой. Это вам не гребаный «Ритц». Постояльцы платят вперед, и я не задаю вопросов. Если они хотят съехать раньше, я не возражаю. – Здесь есть еще что-нибудь похожее, где я мог бы попытать счастья? Она пожимает плечами: – Да как тут угадать… В пределах слышимости тут никак не меньше пятидесяти таких мест – будете шастать всю ночь. Теперь Картер выглядит удрученным; точно такое же лицо наверняка было у него, когда его в двенадцатилетнем возрасте лишали шоколада. Она улыбается: – У нас есть свободный номер, если вам нужно где-то переночевать. Могу поселить вас за тридцать фунтов – специальная скидка. Картер засовывает фотографию обратно в куртку.