Даже уже потому, что не набрался вчера мужества и не вернулся обратно в дом Дойлов. Надавив на Бекки, я узнал название больницы и номер палаты. А еще то, что операция назначена на ближайшие дни. Ну как я мог думать об уроках, когда мысленно я был уже в Лондоне рядом с Селин. Единственным человеком, который понял меня, не осудил и ни в чем не упрекнул, когда узнала всю неприятную правду обо мне. Наоборот, она постаралась меня понять и всегда принимала таким, какой я есть. А я все делал неправильно. С самого начала. Неумело строил наши с ней отношения, недостаточно бережно относился к ней. Постоянно думал о себе, хотя должен был поступать иначе. Тварь я и сволочь. И нет мне оправдания. Вечером я серьёзно поговорил с братом и Фейт, в результате чего они поняли меня и согласились, что мне тоже необходимо ехать в Лондон. Поэтому рано утром я сел на лайнер до материка и уже через три часа был в Лондоне. Грохот вагона метрополитена, три квартала, пять переходов и вот я уже стою на пороге больницы. В голове поселилась странная пустота и ни одной здравой мысли. Я словно накачан барбитуратами. Высшая степень отупения. Такого не было со мной даже в «Уорвиксе». По указателям я медленно поднялся на третий этаж и, повертев головой, заметил, наконец, нужный номер палаты. Осторожно, словно чего-то опасаясь, я постучал в дверь, но не получив ответа распахнул её и вошел внутрь. Я не знал та ли это палата и не был уверен, что найду в ней Селин, но я готов был попытаться. Я должен был увидеть Селин до того, как её увезут на операцию и я, может быть, не увижу ее больше живой. Ужасные мысли! Нужно срочно подумать о чем-то нейтральном. Так 45+567. Сколько это будет? Я наморщил лоб, прикидывая решение. Пускай в последнее время мы почти не разговаривали, и за последний месяц у нас был только один единственный волшебный вечер, позволивший нам обрести друг друга. Но что это был за вечер!!! И я абсолютно уверен, что она не простила меня за предательское бегство, за то, что я кинул ее при малейшей возможности. А потом даже не позвонил и не вернулся. Целиком и полностью моя вина. Признаю. Я поступил как трус. Подло и недостойно. Но что было, то было. Прошлое я не в силах был изменить, а вот будущее…. И я продолжал любить её и до ужаса боялся потерять. Снова. Я так устал от потерь. И от всей этой неопределенности в наших отношениях. И от ее болезни, которая Дамокловым мечом висела над нами. А чувство вины, преследовавшее меня после того, как я не вернулся к ней, когда она меня звала, не давало мне покоя два дня. Палата была та. Белые стены, потолок и даже линолеум на полу белый. Какая гнетущая атмосфера. На единственной кровати у стены я увидел Селин. Бледнее чем обычно. Она словно слилась с цветом окружающей обстановки. Я подошел к ней. Она лежала с закрытыми глазами, и я не знал, спит ли она. Я боялся, что ей уже дали какое-нибудь лекарство, и мы не сможем поговорить. - Селин. – Я осторожно позвал её, и она открыла глаза. На губах появилось подобие улыбки. - Ты пришел. – Её голос был тихим, но я видел, что она почти засыпала. Я опустился на колени перед её кроватью, и она прикоснулась рукой к моим волосам. - Я не мог не придти. На мои глаза навернулись слёзы, но я сдержался. Я не должен сейчас плакать. Я должен вселить в неё уверенность, что будет всё хорошо, а не распускать нюни. Ей намного страшнее. - Я не была уверена. – Снова улыбнулась Селин. – Ты позволишь? – Она провела рукой по моему лицу, останавливаясь на каждом его участке. - Зачем спрашивать. - У меня на сегодня назначена операция. Ты знал? – Я отрицательно покачал головой. – Ты успел вовремя. – Она улыбнулась. – Как бы я хотела, когда засну, чтобы мне приснился ты, - прошептала она, - твои глаза, твоё лицо. Я не хочу заснуть и раствориться в темноте. Её нос покраснел сильней обычного. Похоже, она сама едва сдерживалась, чтобы не разреветься. Я протянул руку и погладил её по щеке. Она прикрыла глаза, но затем снова распахнула. - Нет, сейчас не время засыпать, - бормотала она, - я пока не хочу. - Прости меня, - прошептал я и, наклонившись, коснулся губами её губ. Она не оттолкнула меня. Может просто не хотела, а может, не было сил. - Я виноват перед тобой, и я хочу, чтобы ты знала, никто на свете не заменит тебя. Ты моя жизнь. Я снова поцеловал её, теперь уже в щеку. - Я люблю тебя и даже когда мы вот так глупо поссорились, полностью по моей вине, продолжал любить тебя. Я…никогда тебе не говорил, всё откладывал на потом, но вдруг потом будет поздно. – Я судорожно сглотнул. – Хотя нет, будущее будет, но я скажу тебе сейчас, на всякий случай. Мне всегда нравилось, как ты произносишь моё имя. Было в этом что-то такое, от чего всё внутри переворачивалось. Никто никогда не произносил его, так как ты. И еще. Ты моя единственная любовь. Моя единственная. И всегда ей будешь. Мы с тобой завтра об этом поговорим, когда ты проснёшься. Я буду здесь. Обещаю. Я погладил её по щеке и почувствовал, что она плачет. Я стёр пальцами её слёзы. - Ты не должна плакать, - попросил я и понял, что сдерживаюсь с трудом, чтобы самому не разреветься, - ты просто заснёшь. Тебе даже не будет больно. Мне предстоит бессчетное количество часов агонии у операционной и почти столько же в палате, пока ты проснёшься, но лучше бы это все случилось со мной. Она затрясла головой. - Нет, Нельсон, разве тебе мало всего досталось! С тебя уже довольно всего того, что с тобой произошло. И знаешь, ты у меня умница! Ты, не смотря на все зло, которое пыталось тебя сломать, не сломался и продолжаешь жить дальше, даря надежду мне. Ты умница, Нельсон! Я улыбнулся. - Ну вот, ты опять произнесла моё имя. Когда ты его произносишь, такое чувство, что ты ласкаешь меня. Никогда не думал, что моё имя так красиво звучит, а в твоих словах оно словно музыка. Она рассмеялась. - Тебе надо было быть поэтом! Я покачал головой. - Это любовь к тебе рождает такие странные слова в моей голове. Я ничто без тебя, пойми ты это. Я…если с тобой что случится, не смогу идти дальше. Просто не смогу. – Она попыталась меня остановить. – Не злись. Я уже всё решил для себя. Нет тебя, нет и меня. - Нет, нет! – Она отчаянно затрясла головой. - Подумай, кто я без тебя? Никто. Начинать всё сначала – это не для меня. Я люблю тебя, ты смысл моей жизни. И если вдруг…, если операция пройдёт неудачно, жизнь потеряет смысл. Всё потеряет смысл! На моих глазах выступили слезы, и я втянул воздух носом, чтобы не зареветь. - А как же твой брат? – Попыталась образумить меня она. Я печально усмехнулся. - А что брат? У него есть Фейт и двое сыновей. А у меня только ты. Ты единственная придаёшь смысл моей жизни. - А как же твои слова о новой жизни в Лондоне, о твоей женитьбе? Я не ответил. - Нел, ты не ответил. – Напомнила она мне и погладила холодной ладонью по щеке. Я вздохнул. Надо было отвечать. Больше кривить душой я не мог, значит только правда. Сейчас и навсегда. - Я лгал. – Я попытался растянуть губы, но улыбка получилась вымученной. – Какая новая жизнь и женитьба? И на ком? Ну, кто мне нужен кроме тебя? – Я поцеловал ее пальчики. – А я тебе нужен? Ты хотела б связать свою жизнь со мной? С замиранием сердца я ждал ответа. - Да. Я люблю тебя и хотела бы быть с тобой. Всегда. – Прошептала она. И я в порыве неописуемой нежности целовал её щеки, а она гладила меня по волосам холодной рукой. Я грел её пальцы в своих ладонях и плакал. Не было больше сил сдержаться. Видеть её осунувшееся от болезни лицо, почти белые губы, бледную кожу. Я пытался вдохнуть в неё хоть немного жизни. Мне это почти удалось. Её щеки порозовели. Но, может, это было действием введенного наркоза. - Нельсон, – прошептала она, - ты плачешь, значит, дела действительно хреновые. Она начала ругаться, я готов был в этот миг простить ей всё. - Но запомни, - предупредил я, - в будущем слова «хреново», «чёрт возьми» и «дерьмо» тебе придётся навсегда вычеркнуть из своего лексикона. Она рассмеялась сквозь слёзы и обняла меня. Прижала к своей груди. - Помнишь, как в «Сладком ноябре» Сара просила Нельсона забрать её из больницы? – Я испугался, что она попросит меня сделать то же самое и мне придётся ей отказать, но она продолжила. – А в «Истории любви» Сигала? Дженни просила главного героя полежать с ней. Я раньше не понимала, какой в этом смысл. А теперь понимаю. И я хочу того же самого. Что бы было как в кино. Ляг со мной. Я снова втянул носом воздух, но послушался и, скинув ботинки, лёг на кровать рядом с ней. Она прижалась ко мне, и я обнял её за плечи. - Обещай мне, - попросила она. - Всё что угодно, кроме продолжать жить дальше. – Прошептал я. - Если всё будет хорошо, мы вдвоём прочитаем твоё письмо, и потом ты поедешь к матери. Я не мог ей отказать. Мы лежали, шептали друг другу самые приятные слова и плакали. Я уже не мог, да и не хотел держать это в себе. А потом она заснула. В моих объятиях. С улыбкой на губах. Я молился, чтобы ей снились хорошие сны. В палату вошли. - Что ты тут делаешь? – Это была её мать. Я погладил Селин по щеке и сел на кровати. Диана Дойл с недовольством смотрела на меня, но затем, поймав выражение муки на моём лице, в её взгляде что-то изменилось. Я сдерживался, чтобы не разрыдаться, а она пристально изучала меня. - Так это ты? – Произнесла она. – Тот парень, который заставил мою дочь страдать? Что я ей мог ответить? Она могла в любой момент вышвырнуть меня из палаты, но она не могла прогнать меня из больницы. А я намерен дождаться конца операции. Я сунул ноги в ботинки и встал. - Тот парень, из-за которого она плакала, не спала по ночам! – Что она хочет от меня? – Кого она, не смотря на свой юный возраст, полюбила впервые и так не вовремя.– Её глаза наполнились слезами и она всхлипнула. – Селин сама мне это говорила. Моя доченька, она так боялась умереть и не узнать, что такое любить!