– Боюсь, что да. – Откуда ты знаешь? – От Расти Якобелли. – Расти Якобелли – гнусный говнюк. – А он – от Кэлеба. – Кэлеб! Хуже некуда. Да он собственную мать подожжет, чтоб только всем рассказывать потом, как потешно она смотрелась, когда пыталась себя потушить. – Может, и так, но он в курсе того, что происходит. – Он слышит только то, что хочет слышать. – Так, народ, – предостерег Дрейк, – давайте-ка последим тут за нашими уровнями стресса. – Как бы там ни было, – сказала Аманда, – поздравляю. По-моему, чудесно, что у тебя есть роль. – Спасибо, – ответила Джейс. – Это шаг в нужную сторону. – Помнишь ее первую роль? – спросил Брендон. – Когда она была плотоядным тараканом. – Нимриссой, – поправила его Джейс. – С планеты Тор. Я была королевой. И чего это ты хихикаешь? – спросила она у Дрейка. – Мистер Помреж на «Абажурах из ада», или как там оно называлось. – «Пылинки на зеркале». Это культовая классика. – Какого культа? – Ладно, все – десерт, – объявила Аманда, внося из кухни стильный бамбуковый поднос, на котором стояли две горлянки размером с кокос со внушительно колючей шкурой. – Дуриан, – сказала она, ставя поднос перед ними. – Национальный фрукт Индонезии. Дрейк показал им, как отыскать там шов и не уколоться, как втиснуть лезвие ножа, пока скорлупа аккуратно не расколется. Внутри, в гнездышке отсеков-близнецов белого кокона, похожего на пенопласт, лежала пара студенистых серых долей, напоминающих больные почки или разделенные полушария мозга без бороздок. Джейс отпрянула, в отвращении наморщив нос. – Керосином воняет. – Запах придется преодолеть, – пояснил знаток Дрейк, – чтобы добраться до пиршества вкуса внутри. Не похоже, чтобы Джейс это убедило. – Пахнет скисшим молоком, – сказал Брендон. – А ты нос зажми, – посоветовала Аманда, – и сунь кусочек в рот. Дрейк, уже усердно жуя крупный клейкий ломтик, строил гостям воодушевляющие физиономии. – Ну, я не знаю, – пожаловался Брендон, его собственный непристойный кусочек дважды выскальзывал у него из пальцев, пока он надежно не протолкнул его между своих губ. – Устрицы без половинки скорлупы. – Он пожевал и скривился, и пожевал еще, усердно перебирая лицом целую череду причудливых гримас. – Странно, – проговорил он, – по вкусу, как… – замер, раздумывая, – …на вкус, как мыло… нет, крем для волос или… свекла или бананы, нет, скорее, как лук… и тапиока. Поразительно, вкус от меня все время ускользает. – Здорово, правда? – сказала Аманда. – На вкус – почти что тебе угодно. – Полнейшее переживание Индонезии внутри одной конфетной обертки, – провозгласил Дрейк. – Прекрасное, уродливое, обыкновенное, причудливое, сладкое, кислое, одновременно обрушивается на все твои чувства. Брендон потянулся к еще одному кусочку. – Знаете, – произнес он с удивлением, – а эта дрянь не так уж и плоха, когда к ней привыкнешь. – У многих индонезийцев он вызывает привыкание, – сказала Аманда. – Думаю, все дело в том, что этот фрукт – как хамелеон. – Ладно, ребята, – произнесла Джейс. Она устроила целый спектакль, откусывая от мельчайшего образчика, и тут же выплюнула кусочек в руку. – Тошнотина! – воскликнула она, запивая водой из стакана, а потом подчеркнуто вытирая язык салфеткой. – Майонез с протухшим тунцом, – сказала она. – Ладно, тогда как насчет славной горячей чашечки виверрового кофе? – предложила Аманда. – Каждое драгоценное зернышко гарантированно прошло через пищеварительный тракт упомянутого животного семейства кошачьих, – пояснил Дрейк. – Укрепляет здоровье и, к тому же, продлевает жизнь. – Вы – не те же люди, что были раньше, – снова упорно произнесла Джейс. – Я даже не знаю, стоит ли людям с Запада или кому бы то ни было вообще разрешать ездить на этот полоумный остров. – Там тринадцать тысяч островов, – сказал Дрейк. – Островов там больше, чем звезд на небе – или на натурной площадке «Уорнеров». – И все полоумные до единого. – Но для всех найдется полоумное местечко, – возразила Аманда. – Даже для тебя, Джейс. Какое-нибудь особое чокнутое место так и ждет, чтобы снять с тебя мерку. – Мерку Джейс и так все знают, – сказал Брендон. – Ее габариты опубликовали в «Вог»[124]. Аманда улыбнулась и поднесла к губам винный бокал, а затем, переведя взгляд выше, к своему изумлению, увидела, что в ярком проеме кухонной двери стоит посторонний человек, присутствие до того неуместное и неожиданное, что казалось – он по-кошачьи шагнул сквозь прореху в самом воздухе. Бука, подумала она. Странное выражение лица у своей жены первым заметил Дрейк. Потом увидел и мужчину. Тот походил на продавца обуви из торгового центра. На незнакомце была синяя рубашка поло и штаны хаки. В правой руке он держал пистолет. – Вы кто такой? – спросил Дрейк, поднимаясь со стула. Джейс замерла. Брендон извернулся на сиденье посмотреть, что происходит, затем попробовал отодвинуться, чтобы избежать линии огня. – Сидеть! – приказал человек, нетерпеливо поводя стволом. – Так, волшебные слова для сегодняшней вечерней игры – самообладание, послушание и наличность. Глаза у Джейс сделались большими и неестественно яркими, словно она изо всех сил старалась разглядеть что-то в темноте. – Томми! – То был женский голос, он донесся от задней звери. – Я не могу монтажную ленту найти. Где она, ты говорил? – Под сиденьем! – заорал мужчина. – С пассажирской стороны! – После чего с полуулыбкой – ошеломленным людям за обеденным столом: – Если мне придется выйти туда самому… – Вся наличка у меня в бумажнике, – произнес Дрейк. – На стол, – распорядился Томми. – Вы тоже. – Он подергал Брендона за волосы на загривке. – И, дамы, будьте добры ваши кошельки. – У меня нет кошелька, – ответила Аманда, изо всех сил стараясь держать свой голос в узде. Глаза у незваного гостя были жестки и серы, словно выбеленная солнцем галька. – Бумажник? – На кухне. – Скажите где. – На крючке с ключами у телефона. Томми кивнул. – И все вытащить из карманов. Быстро. – Никто не заговорил, не попробовал переглянуться. Все принялись возводить пирамидки из мелочи, ключей, расчесок, носовых платков, освежающих пастилок и тому подобного на скатерти перед собой, а когда закончили – остались сидеть перед скромными этими подношениями, руки на коленях, как отчитанные школьники. – Так-так, – осклабился Томми, увидев пузырек крэка на кучке четвертаков у Брендона. – Поддай мне лучом, Скотти[125]. Старое «Предприятие» висит нынче над всеми нами, я полагаю, и помазанными, и проклятыми. Никто не сказал ни слова. – И сдается мне, у вас тоже кошелька нет, – с сарказмом спросил он у Джейс. – В гостиной. – Я обладаю многими талантами, дорогая моя, но, боюсь, чтения мыслей среди них нет. – Рядом с белым креслом. – Очень надеюсь, что у вас в соответствующих бумажниках отыщутся какие-нибудь приятные сюрпризы, – произнес он с преувеличенной растяжкой, – потому что покамест отсюда все это смотрится довольно жалким уловом. Хлопнула задняя дверь. Женский голос они услышали еще до того, как из-за плеча Томми выглянуло ее изнуренное лицо. – Красивенькие люди, – произнесла она. Ее обесцвеченные волосы начали отрастать много месяцев назад и теперь висели тусклыми немытыми прядями, полусветлые, получерные, по худым щекам, заляпанным гримом, который не вполне мог скрыть буйной угревой сыпи. На ней были драные джинсы и черная футболка-безрукавка. Она заметила обескураживающую горку мелочи. – И это всё? – спросила она. – Свяжи им лентой запястья. И лодыжки. Туго. – Извините, – произнес Дрейк, – но это все деньги, что у нас есть при себе. Мы только что вернулись из-за границы. – Что вы намерены делать? – спросил Брендон. – Рты им тоже заклей, – сказал Томми. – Прошу вас, – взмолилась Джейс. – Я тогда не смогу дышать. У меня синусит.