– Ей первой заклей. – Эй, – сказала женщина. – Это же вы, это Тэра Той. Глянь, Томми, ты посмотри, кто это, Тэра Той. – Я не Тэра. – А вот и Тэра. – Меня зовут Джейс Старлинг. – Вы уверены? – Женщина обошла ее вокруг, полуприсев, изучая ее черты с разных точек зрения. – Кто такая Тэра Той? – спросил Томми. – Ой, ты же знаешь. Она в той киношке была, где легавый… ну сам знаешь, легавый бунтарь с черным напарником. – Это не я, – стояла на своем Джейс. – Вы-вы. – Говорю вам – можете проверить мою членскую карточку «Справедливости»[126]. Женщина придвинулась поближе, чтобы окончательно все рассмотреть вблизи. От нее несло дымом, чесноком и автомобильным выхлопом. – Ладно, может, и не вы. Но поразительное сходство. Могли б быть ей близняшкой. Ну и где вы снимались? – Но не успела Джейс ответить, как женщина повернулась к своему партнеру. – Томми, я не могу эту блядскую ленту оторвать. Мне ножницы нужны или что-ни-будь. – Ножницы, – потребовал Томми. – Второй выдвижной ящик слева у холодильника, – ответила Аманда. Женщина опять ушла в кухню. Томми повел пистолетом на их недоеденный десерт. – Что это за херня? Несколько долгих секунд никто не говорил. – Дуриан, – произнес Дрейк. – Похоже на лужу соплей. Это что, свеженькое у вас, матерых модников? И особая ложечка есть, чтобы такое вот черпать? Женщина вернулась, нервно щелкая крупными ножницами с желтыми рукоятками. – Что вы собираетесь с нами делать? – спросил Брендон. – Понятия не имею. – Томми пожал плечами. – А вы чего заслуживаете, по-вашему? – Уж большего, чем ваш визит, – рявкнул Дрейк. Томми улыбнулся. – Ну да, но вам он все равно достался, разве нет? Жизнь под завязку набита скромненькими сюрпризами. Моя-то уж точно была. Они сидели тихо и позволили женщине связать себя лентой. Над заклеенными ртами испуганные глаза искали контакта друг с другом, целая жизнь невысказанных сообщений в мечущихся взглядах. Томми повернул реостат на стене. В комнате стало так же ярко, как в ателье у фотографа. – Это славно, – одобрительно произнес он, затем – женщине: – Зажги свет в гостиной, зажги весь свет. Тут ничего не разглядишь, а мне нравится смотреть, как живут другие. Это как в зоопарк ходить. – Ого, – окликнула его женщина, – видел бы ты, какой у них телевизор. С проектором. Стереозвук. – Разумеется, – сказал Томми, – они же передовые и прогрессивные люди, у них все барахло правильное. – Он переходил от стула к стулу, роясь в их вываленных пожитках, прикарманивая бумажные деньги. – Двадцать три вонючих дуба, – произнес он, вывернув наизнанку бумажник Брендона. – Я знаю, вы себя считаете ах-какими-четкими, что зелень не носите, но что же делать, если появляется кто-нибудь вроде меня, кому очень нужно? Что вы тогда делать станете? Что сделаете? – Он не спеша изучил водительские права Брендона. – Тридцать четыре? – с напускным недоверием воскликнул он. – Вам тридцать четыре? Я б не дал, приятель. Выглядите вы на все сорок. Пора начинать правильно питаться. Старайтесь расслабиться. Спите побольше. – Он сунул права себе в задний карман. – Может, съездим к вам, когда тут все доделаем, гульнем на всю ночь, вечеринка до рассвета. Когда Томми огибал стол туда, где сидел в ожидании Дрейк, Аманда вдруг вскочила, рот и руки по-прежнему склеены, и рванулась к кухне. – Кара! – крикнул Томми, кидаясь обратно, чтобы ее перехватить, его вытянутая рука едва не цапнула ее за скошенное плечо, когда она пробегала миом. До задней двери она так и не добралась. Подсечкой на бегу он жестко сшиб ее на пол, отчего ей вывихнуло спину, а в носу что-то треснуло. – Дура, – прошептал он ей на ухо. – О-чень глу-по. – Тяжелый кончик ствола пистолета постукивал ей по черепу с каждым отдельным слогом. Запыхавшись, вбежала Кара – в пальцах стиснут ворох каких-то украшений, золотые цепочки, браслеты, серьги. Вид у нее сделался потрясенный. – Что случилось? – Глупая сучка! Я же сказал – потуже. – Томми в отвращении подергал за отклеившиеся обрывки серой ленты, болтавшиеся у Аманды на лодыжках. – У меня было туго, – возмутилась Кара. Уму непостижимо, что все это сейчас с ней творится. – Я покажу тебе туго – и покажу это на тебе. – Он оттолкнулся от тела Аманды и медленно поднялся на ноги. Глаза Аманды наполнились слезами от удара по носу, и теперь влага натекала перед ней на приятный линолеум с золоченым узором. Это моя кухня, не переставала думать она, это мой дом. – Теперь сиди тут и следи за ней, – распорядился Томми. – Справишься? Ты хоть с этой простой задачей способна справиться? – Не беспокойся, – ответила Кара. – А я вот беспокоюсь, лапуля-кисуля, очень беспокоюсь. Томми вернулся в столовую. Сборище глаз на нем – все равно что растревоженные птички, готовые воспарить. – Не смотрите на меня, – сказал он, поднимая руку, словно чтобы съездить стволом пистолета по лицу Дрейку. У одного за другим он перерезал ножницами ленту на лодыжках и по одному провел через дом, каждого заложника – в отдельную комнату, где грубо толкнул каждого и снова склеил им ноги. Туго. Брендон растянулся на матрасе королевских размеров в хозяйской спальне, Дрейк – на двуспальной кровати в гостевой комнате, Джейс – на половике в подсобке, где располагались швейная машинка, гладильная доска, «Экзерцикл», установленный перед телевизором. Когда Томми вернулся в кухню, Кара сидела на полу рядом со связанной Амандой, облизывала шоколадное эскимо «Фаджсикл» и любезно объясняла своей беспомощной пленнице, что им с Томми всего-то и нужно от них, что денег (они действуют под нажимом непредвиденной, но временной нехватки средств), и когда они добудут финансирование, немедленно уйдут. Ничего личного. Их дом был выбран совершенно случайно. – Ладно, героиня, пошли. – Томми вздернул Аманду на ноги, вывел ее в гостиную. Огляделся, направил ее за тахту, резко толкнул на пол. – Не хочу больше на тебя смотреть. – Когда снова оклеивал ей лодыжки, он задрал на ней штанины, чтобы лента липла прямо к голой коже. Доделав, он фамильярно потрепал ее по заднице и пообещал: – Я вернусь[127]. Аманда лежала, как связанное животное, обездвиженная, покорная, испуганная насмерть – особенно когда они начали звать друг дружку «Томми» и «Кара». Она надеялась, что имена эти – псевдонимы. Она уставилась на тонкое плетение коврика и прислушивалась к тому, как незваные гости перемещаются по дому. Слышно было, как они опрокидывают мебель, швыряют в стены выдвижные ящики, как бьется стекло. Аманда не ощущала себя ни человеком, ни даже настоящей, она себя чувствовала предметом, вещью. Начала давиться клейкой лентой. Когда Томми и Кара закончили – уселись на тахту оценить ситуацию. – Восемьдесят шесть, блядь, долларов, – пожаловался Томми. – Есть телевизоры, – предположила Кара. – У них хренова куча телевизоров, стереосистем, видеомагнитофонов. Одежды полно. По здоровенному чертову телевизору в каждой комнате. Во всех до единой. – Дрянь, – заключил Томми. – Что мы будем делать с этой херней? – И он вскочил на ноги и заходил по комнате. На развороте Аманде была видна его обувь. Дорогие кроссовки «Найки». – Мне бы одежда не помешала. – Так забирай! – рявкнул он. – Мне-то, блядь, какая разница? – Поехали, Томми. Если тут всего восемьдесят шесть долларов, значит, больше нет ничего. Мужчина не перестал расхаживать. – Я хочу уехать, Томми, – сказала женщина. – Мне тут уже надоело. И ты мне надоел. Мужские шаги сместились на другую сторону комнаты – и прочь по коридору. Женщина осталась сидеть на тахте. Закурила сигарету. Вдруг из глубины дома донесся чпок. Громче этого звука Аманда никогда ничего не слышала. – Томми! – завизжала женщина. Она соскочила с тахты и выбежала из комнаты. Аманда вообразила вспышку. Вообразила короткий взрыв света и на этом всё. Остальное было невообразимо. Женщина продолжала вопить имя Томми, затем: – О боже мой! Томми! Адский исусе, что ты натворил! Ты совсем свихнулся! Нет, Томми, не надо, пожалуйста – нет. – Затем – яростный звук второго чпока. – Ой бля, ох боже мой, ты же не так говорил. Ты вообще про это не говорил. Ох блядь, ох блядь, ох блядь. Голос мужчины был тих, замечательно спокоен. – Я хочу, чтоб ты одного сделала. – Нет, я не могу, нет, прошу тебя, не заставляй меня, Томми. – Судя по звуку, она плакала. – Прекрати немедленно, – произнес мужчина. – Расстегни мне штаны. – Что? – Штаны расстегивай. Ну? – Пожалуйста Томми не заставляй меня.