Полицейский жестом показал на узкое ответвление проулка, заводящее в тупик. На мостовой навзничь лежал тучный мужчина лет за сорок. Смерть, вне сомнений, наступила от выстрела в висок, погибший потерял много крови. Волосы взъерошены, карманы вывернуты… Убили его в этом самом месте: форма кровавых пятен исключала иные варианты. – Поищите свидетелей, особенно в начале и в конце проулка, – велел инспектор молодым патрульным. – И в окрестных домах. – Он кивнул на два примыкающих кирпичных здания, но тут же отметил, что они без окон. – И в кафе, которое мы проезжали. «Бирхаус», так оно называется. – Так точно, герр инспектор! – Полицейские резво сорвались с места. – Убитого обыскали? – Нет, – ответил старший и тотчас уточнил: – Разумеется, мы удостоверились, что он не еврей. – Так, значит, обыскали? – Я просто расстегнул ему брюки. Потом, как видите, снова застегнул. «Интересно, придавший убийствам обрезанных меньшую важность в курсе, что порой по медицинским показаниям такую операцию делают и арийским младенцам?» – подумал Коль. Инспектор порылся в карманах убитого, но удостоверения личности не обнаружил. Он вообще ничего не обнаружил. Любопытно. – Вы ничего не забрали? Документы убитого видели? А личные вещи? – Нет, герр инспектор. Тяжело дыша, Коль опустился на колени, внимательно осмотрел труп и выяснил, что ладони у убитого без мозолей. Заговорил он, обращаясь наполовину к себе, наполовину к Конраду Янссену: – Руки мягкие, ногти и волосы аккуратно подстрижены, на коже следы талька… Вряд ли он занимался физическим трудом. Чернила на ладонях есть, но немного, значит он не типографский работник. Так пачкаются при письме – убитый вел корреспонденцию или заполнял гроссбухи. Он не журналист: следов грифеля на руках я не вижу… Коль говорил уверенно: с тех пор как к власти пришли национал-социалисты, он расследовал дюжину убийств журналистов. Ни одно из них не велось как полагается, ни одно не было раскрыто. – …человек свободной профессии, бизнесмен, госслужащий, правительственный… – Герр инспектор, под ногтями тоже чисто. Коль кивнул и ощупал ноги убитого. – Занимался интеллектуальным трудом, однако мускулист. Посмотрите, как туфли сносил! От одного взгляда на них у меня самого ноги ноют! Думаю, прогулки он любил или походы. – Пообедает рано – и гулять. – Скорее всего. Вот зубочистка, возможно, что убитого. Коль поднял ее и понюхал. Чесночный запах. Он наклонился к губам убитого и уловил тот же запах. – Да, верно. Он убрал зубочистку в коричневый конверт и запечатал его. – Так его ограбили? – спросил Янссен. – Не исключено, – медленно проговорил Коль. – Но мне так не кажется. Вор забрал у жертвы абсолютно все? Ни на шее, ни на ухе пороховых ожогов нет. Значит, стреляли с расстояния. Грабитель подошел бы ближе и оказался бы лицом к лицу с жертвой. Этому человеку стреляли в висок сзади. – Лизнув огрызок карандаша, Коль записал эти наблюдения в мятый блокнот. – Да-да, я в курсе, что иные грабители сидят в засаде, стреляют в жертву, потом грабят, но ведь большинство воров действуют иначе. Члены СА, СС и гестапо тоже действуют иначе – стреляют в упор в переднюю часть мозга или в заднюю. – Чем же убитый занимался в проулке? – задумчиво спросил инспектор-кандидат, разглядывая мостовую, словно ответ лежал среди булыжников. – Янссен, этот вопрос нас пока не интересует. Дрезденским проулком пользуются многие: это быстрый и короткий путь со Шпенерштрассе к Кальвинштрассе. Может, убитый и замышлял нечто противозаконное, но об этом нам расскажут другие улики. Маршрут не в счет. Коль снова осмотрел рану на голове, потом стену, значительная часть которой была забрызгана кровью. – Ах! – радостно воскликнул инспектор. Он нашел пулю на том самом месте, где кирпичная стена упиралась в булыжник. Пуля лишь слегка деформировалась, и Коль сразу ее узнал: девятимиллиметровая. Получается, стреляли из автоматического пистолета, который выбрасывает стреляные латунные гильзы. – Пожалуйста, обыщите мостовую, буквально каждый сантиметр, – велел Коль старшему полицейскому. – Нужна латунная гильза. – Есть, герр инспектор! Коль достал из кармана жилета монокль и, прищурившись, осмотрел находку. – Пуля в отличном состоянии. Это радует. Интересно, что в штаб-квартире, в «Алексе», удастся выжать из следов от полей нарезов и их граней? Они довольно четкие. – Значит, у убийцы новый пистолет? – предположил Янссен и уточнил: – Или старый, но редко используется. – Отлично, прямо с языка у меня сняли. Коль спрятал пулю в другой коричневый конверт, запечатал и сделал запись в блокноте. Янссен снова оглядел труп. – Раз его не ограбили, то зачем их вывернули? – спросил он. – Карманы. – Я и не говорю, что его вообще не грабили. Я просто не уверен, что ограбление было основным мотивом… Вот как… Пожалуйста, расстегните ему пиджак. Янссен повиновался. – Видите нитки? – Где? – Вот здесь! – показал Коль. – Да, герр инспектор. – Бирку срезали. На других его вещах то же самое? – Опознание, – кивнув, проговорил инспектор-кандидат. – Убийца не хотел, чтобы мы установили личность его жертвы. – На обуви бирки есть? Янссен разул убитого и проверил туфли. – Нет, герр инспектор. Коль рассмотрел их, потом ощупал пиджак убитого. – Костюм сшит… из эрзац-ткани. Инспектор едва не сказал «из гитлеровской», мол, материал искусственный, из древесных волокон. Многие шутили: порвешь костюм – полей и выставь под солнце, дыра мигом зарастет. Фюрер объявил, что сделает страну независимой от иностранного импорта. Эластик, маргарин, бензин, моторное масло, резина, ткань – все изготавливалось из заменителей, доступных в Германии. Вот только, как и везде, с заменителями возникла проблема – они сильно уступали по качеству, и люди пренебрежительно называли их гитлеровскими товарами. Прозвище это на людях употреблять не следовало: донесут, не ровен час. Суть открытия заключалась в том, что убитый, вероятно, немец. У большинства иностранцев имелась валюта и, как следствие, высокая покупательная способность. По своей воле никто из них не приобретет дешевую одежду вроде этой. Так зачем убийце препятствовать опознанию жертвы? Эрзац-ткань свидетельствовала, что ничего особенного он собой не представлял. С другой стороны, мало зарабатывали и высокие чиновники национал-социалистической партии. Те, кто получал неплохо, часто носили эрзац-одежду из верности фюреру. Неужели мотив убийства – партийная работа жертвы или его служба в правительстве? – Интересно, – проговорил Коль, тяжело поднимаясь. – Киллер стреляет в жертву в людной части города. Он понимает, что выстрел могут услышать, но рискует быть застигнутым ради того, чтобы срезать бирки с одежды жертвы. Для меня это дополнительный повод выяснить, кто этот несчастный господин. Янссен, снимите у него отпечатки пальцев, а то когда еще коронер постарается. – Есть, герр инспектор! Янссен достал из портфеля принадлежности и взялся за дело. Коль всмотрелся в булыжную мостовую. – Я говорю «киллер» и «убийца», то есть в единственном числе, хотя их могла быть добрая дюжина. На мостовой я следов не вижу. На открытом месте пыльный ветер Берлина запечатлел бы хореографию случившегося на земле, а тут закрытый проулок. – Герр инспектор! – позвал старший полицейский. – Я обыскал проулок полностью, но гильзу не нашел. Коля это известие встревожило, Янссен заметил, как он изменился в лице. – Получается, убийца не только срезал бирки с одежды жертвы, но и гильзу разыскать потрудился, – проговорил инспектор. – Итак, он профессионал. – Янссен, когда строите дедуктивные выводы, не подменивайте достоверности собственными заключениями. В таких случаях вы подсознательно отсекаете другие варианты. Лучше предположите, что подозреваемый – человек аккуратный и педантичный. Может, он профессиональный преступник, может – нет. Может, блестящую вещицу утащили крысы или птицы. Может, школьник поднял ее и убежал, испугавшись мертвеца. Может, убийца – бедняк, который сдаст латунь на переработку. – Да, герр инспектор, – закивал Янссен, словно запоминал слова Коля. За недолгое время совместной работы инспектор узнал о Янссене две вещи: парень не умеет шутить, зато учится молниеносно. Второе качество стало находкой для нетерпеливого инспектора. Касательно первого, Колю хотелось, чтобы молодой напарник шутил почаще: для стража порядка юмор ценится на вес золота. Янссен снял отпечатки пальцев, что удавалось ему мастерски.