Под конец зимы на границу с Югом обрушиваются дожди – нередкое явление для этих мест, тем более в разгар холодов. По моим прогнозам он должен пройти за ночь, но в итоге не прекращается даже утром. Морось бьётся о гладь луж, на коже оседают капли, скатывающиеся за шиворот. Одежда становится влажной, неприятно липнет к телу и затрудняет передвижение, хотя наш темп и без того медленный – горная местность по большей части напоминает месиво из грязи, в котором застревают ноги. В моём родном Доме климат сухой, а потому влажность кажется почти что убийственной. Я не могу уснуть из-за шума дождя – его звук слишком непривычный, чужеродный, бьющий набатом по вискам. Запрокидываю голову, ощущая, как мелкие капли обжигают холодом щёки. Взгляд упирается в грозовое, чернеющее с каждой секундой небо. Солнце нещадно пытается протолкнуть лучи сквозь густую темноту, но терпит поражение. Ветер усиливается. А если вспомнить события последних дней, это нагоняет жуткую тоску. Только сейчас я осознаю, насколько сильно скучаю по дому. Не по Подземному Городу, который, по сути дела, и заменил мне дом, а по родному. В моей памяти не осталось чётких картинок прошлого, но нос слишком хорошо помнит аромат пряных специй; кожа помнит поцелуи обжигающего солнца; уши помнят музыку – заводную, от которой тут же хочется броситься плясать; язык помнит вкус и остроту блюд. Прикрываю веки, заставляя тело нагреться до такой степени, что вода шипит, как сливочное масло на сковороде, при соприкосновении с моей кожей. Теперь я понимаю Селену. Хочется проснуться под смех сестры, стягивающей меня за ноги с постели. Хочется увидеть на кухне отца и мать – их смазанные силуэты искрятся светом, выжигают на сетчатке острую необходимость вспомнить. Но со временем искажается даже образ сестры, с которой я провёл больше всего времени. Уже сейчас с трудом представляю черты её лица. Прошлое осталось в прошлом, настолько далеко, что почти не верится, как же давно это было. Если нам удастся уничтожить диктатуру Рураль, то всё равно ничего не будет как прежде; всё во мне кричит об этом. Невольно смотрю на Селену, медленно выползающую из прогретой таверны в холод улицы. Она кутается в новый камзол и придерживает его дрожащими пальцами, отчего я не могу не улыбнуться: девушка выглядит заспанной. Довольно милая в своём очаровании, она протирает глаза, зевая, и разминает мышцы – ещё бы, сейчас только раннее утро, а мы вновь отправляемся в путь. Не закрывай тучи неба, мы бы увидели, как солнце поднимается над горизонтом, освещая всё вокруг. Я сам кое-как заставил себя подняться с постели, что уж говорить о Селене. Она зевает не меньше восьми раз – и это только те разы, которые я успеваю сосчитать. – Посмею сказать тебе доброе утро, – хмыкаю я, пряча руки в карманы камзола. – Надеюсь, что мы быстро доедем до границы. Ты, наверное, уже устала от холода. – Думаю, мой организм так напитался холодом, что просто отвергает его. Можно сказать, у меня передозировка. Улыбаюсь уголками губ, когда Селена вздрагивает ещё сильнее – лгать она совершенно не умеет. Киваю ей в сторону, и она лениво шагает вслед за мной, вновь зевая. Погода не собирается улучшаться: об этом говорит тёмное небо, уходящее далеко за горизонт. Мне это не нравится; очередная попытка нас задержать. Приветствую жилистого старика, заботливо поглаживающего впряжённого в повозку коня. Шон – человек, давно живущий на Востоке. Он собрал в себе все здешние черты: желтоватая кожа, тёмные волосы, раскосые, серые, как это небо, глаза. В отличие от своих родителей, Шон не обладает магией и с радостью помогает доставлять «наш» груз в Южные земли. Иногда даже шпионит на рынках Домов Огня и Воздуха, принося таким образом важные новости. Упираясь носком сапога в выступ повозки, рывком взбираюсь наверх, после чего помогаю и Селене. Покачиваясь, она неуклюже падает рядом с мешками, накрывая голову капюшоном. Сегодня Шон повезёт ткани и куда более ценный груз. Я усаживаюсь около Селены, опираясь спиной о мешки, пока она с недовольным кряхтением пытается устроиться как можно удобнее. Благо Шон натянул тент над повозкой, чтобы мы не намокли под усиливающимся дождём. – Как так получается, – вдруг тянет Селена, цепляясь за деревянный бортик, – что в каждом Доме своя погода? Сейчас, по твоим словам, конец зимы, но на одной территории идёт снег, на второй – дождь, а на третьей так вообще светит солнце и распускаются цветы. – Магия, молодая госпожа, – подаёт голос Шон, цокая языком и подгоняя двух своих кобылок. Повозка начинает покачиваться, стоит нам отъехать от таверны. – Мой дорогой друг, поправь, пожалуйста, завязки тента. Хорошо ли я их закрепил? Приподнимаюсь на коленях, чтобы получше закрепить завязки, и, проверяя каждую, оглядываю мешки. Вряд ли старина Шон везёт что-то ценное, потому вытягиваю ноги. Взгляд снова скользит к Селене, которая, кажется, опять находится в замешательстве. – Маги воздуха. Это они управляют движением туч, холодными и тёплыми потоками ветров, дождём, грозами. Не все же маги идут в армию. Наблюдение за тучами тоже очень важно. Не будь таких должностей, и без того хрупкий мир погрузился бы в хаос. Мы же не можем полагаться на случайности и удачу? – Завожу руки за голову, прикрывая глаза. – Маги воды контролируют течения, приливы и отливы. Они же управляют и торговыми судами. Маги земли ответственны за продовольствие и животных. Их усилиями почва Домов так плодородна, а популяция животных поддерживается в норме. – А маги огня? – выпаливает Селена, когда я даже не успеваю договорить. – А маги огня… – задумчиво протягиваю я. – А маги огня только ворчат на всех и ищут поводы для драки, – смеясь, проговаривает Шон, оборачиваясь на меня и широко улыбаясь. – Шон почти прав, – с улыбкой произношу я, слыша цоканье Селены. – На магах огня лежит обязанность обеспечивать безопасность. Да, при каждом доме есть небольшой отряд из «своих» людей. Как я и говорил, некоторые маги вступают в армии при Домах. Но тот факт, что Пылающие бойцы лучшие из лучших, отрицать тяжело. Их силу признают все. Да десяток солдат Рураль не сравнится с одним Пылающим бойцом. – А чего ей стоит «пролезть в головы» и завоевать одного такого? Десяток таких? Сотни? – Она смотрит то на меня, то на сидящего перед ней Шона; глаза искрятся интересом, в нетерпении она даже прикусывает щеку. – Ты же сам говорил, что большую часть солдат она именно таким способом и переманила на свою сторону. Неужели её сил не хватило на десяток Пылающих бойцов? – О, молодая госпожа, – говорит Шон, понижая голос до шёпота. – Пылающие бойцы – это не просто рядовые солдаты при Домах. Их обучают с того момента, как они только учатся ходить! Нет бойцов выносливее, горделивее и сильнее. Их шпаги острее любого камня, любого лезвия. Они настолько хитры, что смогли даже саму Рураль обвести вокруг пальца. – Взгляд Селены останавливается на мне – словно она ждёт подтверждения сказанному. – Да, Сел, – коротко киваю я, замечая её восхищение. – Рураль пыталась. Но Пылающих бойцов тренируют несколько иначе, чем обычных солдат. Рураль пришлось столкнуться с таким мощным сопротивлением, что она сама не ожидала. И она им отомстила. Сейчас Пылающих бойцов почти в половину меньше, чем было раньше. Часть из них там, куда мы едем. А другую часть Рураль сожгла живьём вместе с городом, что считался вторым Домом Огня. Хамра. Красный Город. Сейчас главный город Дома Огня – Машжа. Сияющий Город. – Красивый Город умер красивой смертью, – выдыхает Шон, качая головой. – Твои предки, маги воды, дали Хамре другое название. Город Тысячи Огней. Они считали, что его блеск, подобно звёздам, освещает путь и даёт надежду. – Сейчас Рураль просто забирает новорождённых магов огня и велит обучать всему тому, чему обучали Пылающих бойцов, в надежде, что у неё выйдут такие же солдаты. Да и что уж врать, каждый мальчишка, каждая девчонка мечтали в детстве стать частью Пылающего отряда. – Понижаю голос, наклоняясь к Селене, – та в ответ тоже подаётся вперёд, чтобы уловить каждое моё слово. – Я всего раз в жизни видел Пылающий отряд. Все они, и девушки, и мужчины, как на подбор. Ровная спина, чёткая походка. Это были те самые храбрые воины из историй, которые мне рассказывал отец, – улыбаюсь я, когда интерес вновь вспыхивает в глазах Селены. – Даже одежда на них была идеальна. Красно-чёрная черкеска. Цвета крови, но, как правило, темнее, – и пороха, и дыма. Начищенные до блеска чёрные сапоги. Они ярко выделяются на фоне всех остальных. Даже аристократия Рэддхема отдавала им предпочтение, а это уже говорит о высоком статусе. – Если вы все живёте в мире и согласии, зачем же вам такие воины? – Голос Селены возвращает меня к реальности. – Разве не логичнее было бы распустить их, чтобы доказать свои мирные намерения? – О, Сел. Мы же не одни в этом мире. Вокруг нас море и бесчисленное количество островов. Давний раскол вынудил многих покинуть пределы Рэддхема. Поверь, они не настроены к нам дружелюбно. Люди желают истребить всех магов. Маги желают захватить власть и истребить всех людей. Они консервативны, не принимают установившиеся здесь порядки и желают разрушить то равновесие, что на протяжении пятисот лет выстраивалось в Рэддхеме. А теперь ещё и сумасшедшая захватила трон. – У вас было время, когда кто-то не хотел захватить вас или напасть? – хмурится девушка. – Сначала маги боролись друг с другом и людьми. Потом ваши «соседи», желающие нарушить и без того хрупкое равновесие. А теперь ещё и сумасшедшая, захватившая трон. Это же… ужасно! – А в твоём мире? – внезапно выпаливаю я, щуря глаза. – Там всё хорошо? Никто не воюет друг с другом? Радуга в голубом небе? Летают феи, пасутся единороги? – Губы растягиваются в улыбке, когда Селена старается подавить смешок. – Нет. В этом, наверное, наши миры похожи. Люди борются за власть и деньги. – Ну, власть всегда требовала крови. Так неужели они должны от неё отказаться? Чужая пролитая кровь для имеющих власть – ничто. И этот закон действует не только в наших мирах. Сколь многие считают, что принцы и принцессы не испытывают боли, но в момент опасности именно им приходится жертвовать всем и принимать сложные решения. Как тебе, например. Она поджимает губы, отводя взгляд. Это запретная тема. Агата не раз предупреждала, чтобы я помалкивал; чтобы не давил на Селену. Но я больше не вижу смысла молчать. – Знаю, что эта тема тебе не нравится, но рано или поздно придётся это признать, – чуть тише добавляю я, замечая, как поникла Селена – слышится хруст пальцев; она не отрывает взгляда от проносящихся мимо деревьев. – Может, твоя память вернётся, стоит принять эту ситуацию? Девушка переводит на меня взгляд, и на миг мне кажется, что я замечаю в её глазах проблеск надежды. Думаю, ей и не остаётся ничего другого – верить в лучший исход, равно как и в то, что воспоминания обязательно вернутся. Селена пожимает плечами. – Я пытаюсь. Я пытаюсь… – доносится до меня её шёпот. * * * Через неделю мы достигаем небольшой деревушки около границы. Она настолько крохотная, что здесь нет даже постоялого двора – путешественники попросту не останавливаются в этих краях, предпочитая передвигаться от города к городу. Да и, если честно, я бы вообще с радостью избегал каких-либо остановок. Не хочется задерживаться в дороге ни одной лишней минуты. Однако нам всё же приходится останавливаться: лошадям Шона, как и ему самому, требуется отдых. Стоит деревенским крышам появиться в поле моего зрения, как я натягиваю капюшон Селене на голову – лишний риск нам ни к чему. – Проведём здесь ночь, – тихо произношу я и осторожно шнурую плащ девушки. – Этим людям не до тебя, но стоит перестраховаться. Скольжу взглядом по домам – эта деревня не принадлежит народу Воздуха, хоть и расположена на их территории. Здесь живут люди с самых разных концов Рэддхема, вдали от центральных дорог и столиц. По большей части, конечно, люди из Дома Земли. В одной деревушке могут бок о бок жить представители пяти различных народов – в этом и состоит необычность подобных деревень. Она хмыкает, а затем приподнимает край капюшона. – Где мы будем ночевать? Тут, в повозке? – кривит губы Селена. – Спать под открытым небом безумно романтично, но тут жутко холодно. – Ты считаешь меня настолько жестоким? Ай-ай! – смеюсь я. – Нет, мы не будем спать в повозке. Останемся на ночь у знакомой Шона. На полу-то спать всяко романтичнее, чем в повозке, да? Улыбаясь, она поправляет капюшон и откидывается на мешки. Я не вижу её глаз, но уверен, что она прикрыла их, вслушиваясь в шелест сухой листвы под колёсами. Мы достаточно быстро минуем улочки; повозка тормозит возле одного из самых крупных домов в деревне, двухэтажного и относительно нового. Стены, фундамент, окна – всё совершенно целое. Соскакиваю, протягивая руки Селене. Она доверчиво вкладывает свои ладони в мои, чуть сжимая, чтобы спуститься с повозки. Земля под ногами довольно влажная; приходится медленно продвигаться к аккуратно выложенной дорожке из камня. Грязь липнет к сапогам, неприятно чавкая, и оказывается настолько вязкой, что одно неосторожное движение может привести к падению. Кривлю губы, приподнимая ногу в попытке стряхнуть налипшие комья. Шона, кажется, это вообще не заботит: он мчится ко входу и отрывисто стучит по деревянной двери. Та распахивается практически сразу, словно нас уже ждали. Выходит женщина лет сорока пяти, может, пятидесяти, и первое, что бросается в глаза, – копна густых каштановых волос. При каждом пружинистом шаге кудряшки подскакивают, колышутся, рассыпаются по плечам. Она быстро перекидывается с Шоном парой слов, а затем широко улыбается, выглядывая из-за его спины. – Такой холод, такой холод. Быстрее проходите в дом. За сапоги не переживайте. – Сначала женщина хватает за локоть Селену, а потом – меня. – Вам просто необходимо переодеться! И искупаться. И выпить горячего чая. – Она провожает нас в дом, игриво подмигивая. Мы с Селеной мнёмся в небольшой прихожей, пока незнакомка быстро проскакивает мимо, не забывая бормотать: «Разуваемся, разуваемся». Вглядываюсь в дверь – на заходящего Шона. Улыбка на его губах становится шире, морщинки расползаются возле глаз, как паучьи лапки. Он утвердительно кивает, как бы давая понять, что можно расслабиться. – Сколько мы здесь пробудем? – шепчет Селена, нагибаясь, чтобы расшнуровать сапоги, – кажется, она излишне напряжена. – Не переживай по этому поводу. Переночуем и отправимся завтра в обед. Задерживаться не имеет смысла. – Прислоняюсь к стене спиной, снимая обувь. Пропускаем Шона вперёд, а затем неуверенно плетёмся вслед за ним. В воздухе витает запах свежей еды, и желудок сводит – я даже не осознавал, насколько сильно проголодался. Во время поездки мысли занимала уж точно не еда. Прикрываю веки, блаженно вдыхая пряный аромат, – здешняя еда пахнет совершенно иначе. Не жидкая похлёбка, не пресный хлеб. Это нормальная еда. – Вам необходимо хорошо поесть перед вечерними развлечениями. – Женщина болтает без умолку, выставляя на стол тарелки. – Что за развлечения? – опережает меня Селена. Шон ничего не говорил о местном празднике, и теперь напрягаюсь уже я, спешно переводя взгляд на мужчину. – О! Шон не рассказал вам? – ослепительно улыбается хозяйка дома. – Сегодня мы провожаем зиму. Завтра первый день весны, молодые люди. И эту ночь принято праздновать! С кострами, танцами, едой! 22 глава Селена Вода в лохани настолько горячая, что пар поднимается под потолок плотным облаком. Приходится дышать как можно глубже, чтобы глотнуть свежего воздуха. После промозглой улицы даже не хочется покидать эту душную комнату. Волосы около шеи и на висках завиваются и прилипают к распаренной коже. Дождь стучит по окну ещё сильнее. Я морщусь. Стоит только представить, что мы не преодолели и половину пути, как становится не по себе – нет никакого желания тащиться по холоду, а затем по жаре. Как только я медленно опускаюсь в воду, с моих губ слетает стон – стон наслаждения. Я грезила о тёплой ванне все эти дни, и вот моя мечта исполнилась. Ныряю в лохань с головой. Вода смывает не только грязь и пот, но и плохие мысли, преследующие меня несколько дней подряд. В прошлом мире Мария как-то сказала одну занимательную вещь. Когда мне снились кошмары, она подводила меня к раковине, включала кран, обнимала за плечи и тихо шептала: «Куда утекает вода, туда пропадает и плохой сон». Мне становилось легче не оттого, что этот своеобразный «фокус» срабатывал, а потому, что приходилось задумываться – правда ли вода настолько живая, что в её силах забирать с собой плохие видения и слышать мои слова? Когда лёгкие начинает жечь от недостатка кислорода, выныриваю, цепляясь за металлические бортики. Глаза неприятно пощипывает. Подношу ладонь к лицу, пытаясь смахнуть капельки, и тут же раскрываю веки, чувствуя тяжесть мокрых ресниц. Перед взором мелькает россыпь пятнышек и звёздочек. С губ срывается недовольный стон. Откидываю голову на бортик и вновь прикрываю глаза. Вместо привычной темноты перед внутренним взором почему-то встает озеро. То самое, из которого меня вытащили Агата с Элиотом. Я сижу посередине прозрачного льда. Обнажённая кожа не чувствует холода, хотя я инстинктивно обхватываю плечи ладонями, прижимая колени к груди. Вокруг озера возвышаются плавные изгибы сугробов. Зима словно властвует здесь всё время: снег никогда не тает, а лёд не сходит с озёрной глади. Вечная мерзлота. От этой мысли всё внутри сжимается, а по позвоночнику бегут мурашки. Осторожно тянусь к ледяной корке – пальцы ощущают ее твёрдость.