Сворачиваю за угол в свете нарождающегося дня. Никого. В конце концов, что такое один квартал, один убогий парижский квартал, когда эту треклятую «Сагу» передают по всей Европе благодаря спутниковому телевидению? Спускаюсь в метро, направление — площадь Согласия. Не зная, как убить время до встречи, присаживаюсь у решетки сада Тюильри. Никогда мне так не хотелось поговорить с кем-нибудь. С кем угодно. Хоть с первым встречным. С тех пор как я появляюсь дома только в надежде найти там какой-нибудь знак от Шарлотты, мобильный телефон стал для меня повседневной необходимостью. Ценный предмет при кочевой жизни, он дает бродяге иллюзию связи с другими. В моем случае это и впрямь не более чем иллюзия. Разве что анонимные звонки стали реже. Не знаю, кому позвонить. У матери после того незабвенного 21 июня постоянно натыкаешься на автоответчик, она его уже не выключает. Ей пришлось объясняться по поводу «Саги» со своими сослуживцами. В столовой рядом с ней больше никто не садится. Разве мог я такое вообразить? Она дает мне приют, когда больше некуда пойти, но я быстро увязаю в оправданиях, которые ее не удовлетворяют. Беспрестанно шпыняет меня своим: «Как тебе в голову взбрело… как тебе в голову взбрело», словно каким-то словесным стрекалом, я это слышу, даже когда остаюсь один. Остальное время таскаюсь от гостиничного номера до киношки, от закусочной до скамейки в каком-нибудь сквере. Делаю из своих блужданий своего рода высокое искусство, а из анонимности — экстремальный вид спорта. Моя жизнь похожа на фильм о Сопротивлении. Я мог бы укрыться у двоих-троих приятелей, что у меня еще остались, но прекрасно знаю, что все разговоры будут об этом. Только об этом, и ни о чем другом. А я, стоит мне заговорить о восьмидесятой серии, с трудом сдерживаю слезы. Это сильнее меня. Готов разреветься, как маленький, даже не зная толком почему. Я ни капли не чувствую себя виноватым, ни секунды не жалел о том, что мы сделали, и не желаю вымаливать никакого прощения. Мне хочется сказать, что эта серия вовсе не была оскорблением, выплюнутым в лицо двадцати миллионам приверженцев «Саги». Мы не пытались устроить избиение младенцев, не пытались посчитаться с теми, кто давал нам средства к существованию. Мне предложили оправдаться перед ними напрямую, в каком-то популярном ток-шоу, но я не пошел. Это было бы просто судилищем с заранее известным приговором: забить камнями до смерти. На прошлой неделе в тележурнале была заявлена тема: «Стреляйте в сценариста». Наверняка я струсил, но мое выступление окончательно бы меня погубило. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь вернуться к своему ремеслу. Продюсеры фильма, сценарий которого я должен был писать этим летом, дали мне понять, что ни один дурак не наймет типа, способного вонзить нож в спину своим работодателям. Я пробыл сценаристом всего один сезон. «Сага» мне все дала и все отняла. Она вырвала у меня даже то, что, как мне казалось, я никогда не смогу потерять. То, на что все имеют право. Час передышки, дружелюбное слово. Чтобы тебя просто кто-то выслушал, хотя бы минутку, без попреков, без презрения. Солнце уже высоко. Жизнь возобновляется, без меня. Мне необходима Шарлотта. Необходимо быть услышанным, хотя бы на минутку. Без попреков, без презрения… В конце концов, для этого есть специальные люди. Мари звонила им, когда хотела высказать то, в чем не могла открыться своим родным. — «SOS, друзья». Я вас слушаю. — Здравствуйте. — Здравствуйте. — … — … — Я звоню, потому что не знаю, с кем поговорить. Остаться одному ужасно, но вдруг осознать это еще ужаснее. — А ваши близкие? Семья у вас есть? Кто-то, на кого вы можете рассчитывать? — В настоящее время не знаю никого, кто захотел бы назвать себя моим близким. — Что вы хотите сказать? — А вам бы хотелось водить дружбу с врагом общества номер один? — Проблемы с полицией? — И да и нет. — Вы не могли бы уточнить? — Я не в розыске. Официально, по крайней мере. Меня обвиняют всего лишь в идеологическом терроризме, в манипулировании людьми с помощью вымысла и в покушении на безопасность государства. — … — Я уже проиграл главную битву: нация против меня. — Порой, когда все идет не так, кажется, будто против нас заговор. — Думаете, у меня паранойя? — Нет, я лишь прошу сказать мне простыми словами, что у вас не ладится. — Когда каждое утро находишь перед своим домом десятки телевизоров, трудно подобрать простые слова. Скажем так: где бы я ни появился, мне навешивают ярлык предателя. И этот ярлык прилипнет ко мне на долгие годы. Однако я не чувствую за собой никакой вины, и моя проблема лишь в том, что я не знаю, уехать мне или остаться. — Уехать? — Сбежать, если предпочитаете. Попытаться начать жизнь заново в другом месте. Я из-за этой мысли свихнусь. У меня нет ни малейшего желания покидать свою страну, город, где я родился, стены, которые знаю с детства. Как можно смириться с приговором к изгнанию? — … — Вы понимаете? — Бегство, изгнание, новая жизнь… Вы говорите как военный преступник. Притом что вы так и не сказали точно, что же с вами произошло… — Вам тоже нужны голые фразы? Я это сделал не один. Нас было четверо. Вам знакомы эти слова: «Коли пишешь всякую жуть, она с тобой в конце концов и случается»? — … — Алло? — Вы один из сценаристов «Саги». — ?.. — … — Знаете, я совсем не такой. — … — Вы еще слушаете?.. — … — Сами же видите, я не параноик. — … — Так мне лучше положить трубку? — Погодите… Позвольте мне сказать вам кое-что. Здесь, в «SOS, друзья», есть телевизор, мы включаем его по ночам. Для нас это источник информации на тот случай, если произойдет что-нибудь такое, что может взволновать людей, но также четверть часа передышки. С осени мы заметили ощутимое снижение количества звонков между четырьмя и пятью часами утра. Каждую ночь именно в это время образовывался словно островок спокойствия. Пытаясь понять, в чем тут дело, мы, как и все, тоже начали смотреть сериал «Сага». Могу даже сказать вам, что мне очень понравился этот вечно незримый персонаж, работающий в «SOS, друзья». — Я боялся, что вы о нем заговорите. — На самом деле он далек от реальности, у нас совсем другая задача, но это неважно, скорее наоборот. Я даже скажу, что все происходившее в этом сериале было глубоко символично. Отправная идея надумана, диалоги порой бредовые, но среди всего этого обнаруживалось что-то очень реальное, что-то связанное с подлинной жизнью людей, словно со всеми вдруг заговорили на понятном им языке и все там себя узнали. Вы не представляете, какую рекламу это сделало для «SOS, друзья»! Правда, рекламу немного обременительную — нам принялись звонить одинокие женщины, чтобы найти себе спутника жизни, как в сериале. Но это не самое главное. Увлекательнее всего было наблюдать, как сериал становился для нас своего рода… связующим звеном. И эта тенденция укреплялась вплоть до успеха последних серий. Мы с коллегами долго ломали голову, почему люди отождествляют себя с персонажами «Саги», и, признаюсь, так и не нашли удовлетворительного ответа. Во всяком случае, звонившие к нам реагировали двумя различными способами: или они находили в «Саге» ответы, или же с ее помощью задавали правильные вопросы. — … — Во всяком случае, что-то изменилось за этот сезон. — То, что вы говорите, меня очень тронуло… Не знаю даже, как сказать… Мы не думали, что зададим вам столько работы. — Настоящая работа пошла только сейчас. С конца июня нам пришлось набрать дополнительных сотрудников. Ваша диверсия полностью удалась. Никто даже не подозревает, какое влияние могут оказывать вымышленные персонажи на людские умы. При всем вашем воображении вы и представить не можете, как люди могут к ним привязаться. Они становятся членами семьи, верными друзьями, а порой бывают еще ближе. За них переживают, радуются вместе с ними, оправдывают их малейшие слова и поступки. Их ждут, на них надеются. Вы изо всей силы ударили в самое уязвимое место как раз тогда, когда вам полностью доверяли. Взорвали надежду, которую сами же и породили у тех, кто больше всего в ней нуждался. — Вы преувеличиваете, мы… — Вы предложили смотреть на мир, как на джунгли, которые в конце концов поглотят нас всех. Жизнь — это тяжелая болезнь, в лучшем случае можно надеяться, что не будешь слишком мучиться, ожидая избавления. Можно ли быть в чем-то уверенным? Да, во вселенской тоске это тот молоток, которым мы, кустари-одиночки, должны долбить изо дня в день. Устройте себе собственный хаос, люди добрые, это позволит вам сэкономить время. Вы бессильны против отчаяния, оно глубинно, искони вам присуще, припечатано к вашей утробе. А если вам любой ценой нужен ответ на ваши сомнения, то самоубийство — наверняка самый разумный. Вы все еще слушаете? — … — Хуже всего, что вы вложили в это столько таланта, что нельзя не поверить. — … — А теперь я вам скажу, в чем конкретно вас упрекают, и на сей раз присоединяюсь к большинству. С тех пор как вы ушли, мы снова вернулись на натоптанную дорожку. Опять выставляет себя напоказ самодовольная посредственность, опять начинает свое большое шоу всесильный цинизм. Вы оставили нас один на один с этим дерьмовым телевидением. Последняя искра сознания угаснет в этом месиве из бодреньких картинок, которые нам готовят. Было не слишком честно заставить нас поверить в «Сагу». — … — Вы не могли бы повесить трубку? Меня другие люди ждут. * * * Ворота в сад Тюильри открылись. Какой-то бегун трусцой на мгновение останавливается, чтобы перевести дух, ухватившись за решетку, потом бежит дальше, к центральному водоему. Я уверен, что тот, с кем у меня встреча, уже здесь, сидит на той же скамейке, что и в прошлый раз.