На Манхэттене не осталось и следа от того буйства, которое промелькнуло передо мной, когда я приезжал сюда к Жерому — уже так давно. Все стало гораздо спокойнее, гораздо глаже. Словно из города выпустили кровь. Его сердечный ритм упал до тридцати ударов в минуту. Былой Вавилон поутих, превратился просто в гигантский конгломерат, где только деньги еще и ворочаются. Такси останавливается перед огромным кубом из стали и стекла, который я сразу же узнаю, хотя никогда раньше не видел воочию. Словно выкопан из старого учебника географии. Штаб-квартира ООН. — Не хотят переезжать, — говорит таксист. — Заметьте, есть в нем что-то неискоренимое, вечное. Как-то успокаивает, верно? Приближаюсь к небоскребу с дорожной сумкой в руке. Организация Объединенных Наций сегодня тоже не та, что прежде. Ее авторитет отныне неоспорим, и ни одна страна в мире не осмеливается противиться ее решениям. Прохожу через первый кордон военной охраны, предъявив пропуск. Его проверяют и указывают дорогу. По пути на эспланаду оказываюсь в небольшом блокгаузе, где другие военные сканируют меня с ног до головы. Просвечивание рентгеном и обыск с помощью инструментов немыслимой точности. Не забалуешь. Мой пропуск похож на кредитную карточку, его засовывают в какой-то аппарат, который в мое время мог бы сойти за распознаватель фальшивых купюр. Два типа в белых халатах склоняются над бутылкой с красной жидкостью, извлеченной из моей сумки, и вопросительно на меня смотрят. — Водка. — Почему красная? — С перцем. — Никогда не видел. — Сам еле нашел, пришлось заказывать у изготовителя, у него еще немного оставалось. Несмотря на мое обезоруживающее чистосердечие, они открывают бутылку и наливают несколько капель в пробирку, чтобы проверить. — Да хлебните как следует, сразу поймете. — ?.. Знаю, не стоит шутить с этими типами. Этот хренов ученый-параноик и понятия не имеет, что мои усилия раздобыть эту бутылку — просто пустяк по сравнению с тремя неделями, которые я угробил на то, чтобы добраться сюда. Старику не пришлось сильно меня подталкивать, у меня и у самого есть тысяча причин, чтобы увидеть Матильду и Жерома. Чтобы сказать им, что наша команда только что потеряла своего лидера. Чтобы узнать, кем они теперь стали и стали ли этим вместе. Чтобы увидеть, на что они сегодня похожи. Чтобы опять ощутить этот запах, вечно окутывавший Матильду. И много чего другого. Меня пропускают на эспланаду, подхожу к зданию, где целый взвод молодцов в костюмах и галстуках изучают по очереди мой пропуск и указывают путь к турникету в конце гигантского вестибюля. Я ожидал увидеть тут столпотворение, но слышу лишь эхо собственных шагов, звучащих в огромной пустоте. Оба исчезли пять лет назад. Пришлось заделаться детективом на старости лет. Как подумаю обо всех сыщиках, которых сам придумал! У них-то всегда была заранее заготовлена хитрость, чтобы выйти на след. Я оказался не так проворен и две недели провисел на телефоне, прежде чем обрел крохотную надежду. Привлек Патрика, он поиграл со своими модемами, мониторами и прочими штуками, предназначенными для связи со всем человечеством. Я обзванивал киностудии, редакции газет, друзей друзей — всех. С равным усердием я проследил путь Жерома и путь Матильды и удостоверился, что перед исчезновением оба совпадают. У турникета какой-то тип удивленно взирает на мой пропуск. — С кем у вас встреча? — С Жеромом Дюрьецем. — Вы уверены, что он работает здесь? — А Матильда Пеллерен? — Тоже нет. Но у вас пропуск типа В-1. — И… что это значит? — Вас проводят в здание конференций для беседы. Он подзывает молодца, который с кем-то переговаривается по портативной рации, и предлагает следовать за ним. Лифт, лабиринт коридоров, анфилады кабинетов. Все тут суетятся, озабоченные будущим человечества. Меня просят подождать у автомата с горячими напитками. Через две недели поисков мне удалось поймать Оону, работающую на какой-то калифорнийский трест. Она меня вспомнила. На экране она всегда выглядела воплощенной мечтой одного-единственного человека. Она рассказала мне о своей жизни, о нескольких разрывах с Жеромом, вплоть до самого последнего, видимо окончательного. Сообщила о смерти Тристана три года назад. Мы немного поболтали, и она сказала, что Жером работает в ООН. Она сама была этим удивлена и ничего не могла сказать, что он там делает. Пообещала, что попробует связаться с ним, но без гарантии. Два типа допрашивают меня, словно подозреваемого. Хотят знать, кто я такой, откуда знаю Жерома и Матильду и чего от них сегодня хочу. — Не возмущайтесь, таковы правила безопасности. — Если Жером на месте, сообщите ему, что я здесь. — Быстрее все равно не получится. За эти три недели я научился терпению. Это мне напоминает время, когда я гонялся за женщиной своей судьбы, и никто тогда не мог вывести меня на ее след. В первые дни поиски Матильды не принесли никаких плодов. Она уже давно передала свои авторские права различным ассоциациям, которые говорят о ней как о святой, хотя ни разу в глаза не видели. Ее муж-герцог очень сдержан, устав от желтой прессы, которая вечно не давала им покоя. В конце концов он мне сказал, что получил из ООН длинное письмо по поводу развода. Так что я приступил к осаде этого славного учреждения, чтобы там зарегистрировали мое ходатайство. И однажды утром, уже почти пав духом, получил наконец пропуск. Вынужденный ходить кругами по магазину дьюти-фри, я вдруг чуть не заорал, чтобы хоть как-то ослабить нервное напряжение. Некая сотрудница провожает меня в здание Генеральной Ассамблеи, у меня такое впечатление, что я подрос в чине. За поворотом одного из коридоров замечаю большой зал, тот самый, где заседают представители всех стран мира. Сотрудница сдает меня с рук на руки двоим громилам в галстуках, которые помогают мне преодолеть последние метры на последнем этаже здания, под самым куполом. После двух совершенно пустых конференц-залов и нескольких безлюдных коридоров я оказываюсь перед широкой, толстой, как у сейфа, раздвижной дверью. Громилы просят меня войти, а сами остаются снаружи. Оказываюсь в маленьком тамбуре, который наконец открывается. Комната не слишком загромождена — всего лишь пара стульев да очень длинный стеклянный стол меж ними. Жером сидит перед большим видеоэкраном и смотрит какой-то репортаж. Внутри гигантской голографической карты обоих полушарий, где-то между Японией и Австралией, затерялся хрупкий силуэт Матильды. Звук видео заглушает мои шаги. А их чувства уже не так остры, чтобы догадаться о моем присутствии. Присматриваюсь к ним исподтишка. Жером растолстел и со своей седоватой бородой стал похож на бывалого автопутешественника, эдакого старого дорожного волка, ушедшего на покой. Он даже избавился от своих замашек голливудского гуляки и вновь щеголяет в истертых шмотках, как раньше. Матильда напоминает пожилую учительницу, непреклонную и исполненную чувства долга. Серый костюм с длинной юбкой, волосы собраны в узел на затылке, маленькие овальные очки. Не курит. Он останавливает изображение на экране и оборачивается к ней, надув губы. — Слушайте, вы не находите, что они здорово дали маху с этим Мирным Фронтом? Не ответив, она слегка пожимает плечами. — Проклятье, не прикидывайтесь глухой! — Они выдержат, если мы им поможем. — Ну да… Вы уже забыли Кордовский саммит? — Ситуация совершенно изменилась, с тех пор как мы вывели на сцену Джеффри. Это харизматическая фигура. Они ему доверяют, и он будет избран. — Предпочитаю сначала дождаться выборов, а уж потом принимать меры. Молчание. Он опять включает свое видео, она выходит из своей голографической карты и заглядывает в открытую папку на большом стеклянном столе. — Раз вы, похоже, настроены против мер, значит думали о Стокгольме? — Я был уверен… — Дорогой мой, об этом ведь придется заговорить. — Я как раз ищу решение. — Одного эмбарго будет недостаточно. — Знаю! — И повышение тона тут вряд ли поможет. — Они все меня уже достали этими дурацкими северными лесами! — Я поняла. — В ожидании доклада предлагаю вам потихоньку перевернуть ситуацию, я это умею, они ничего заметить не успеют. — Я бы вам не позволила даже мысленно прикасаться к соглашению по Двум Атоллам. Попытаемся придумать что-нибудь менее… топорное. — Спасибо за «топорное». — Этот ученый, итальянчик, добился, кажется, потрясающих результатов, вот его и надо туда отправить. Это немного оживит дело. Надо всего лишь найти предлог. — Нобелевская премия? Она вдруг поднимает голову от своей папки и, просияв, поворачивается к нему. — Превосходная идея! Наконец-то я вас узнаю, друг мой. Если бы у вас нашлось еще что-нибудь столь же блестящее для инцидента в Кобе… — Им надо подкупить закон — и дело в шляпе! — Ни за что! Я больше не могу сдерживать смех. Изумленная Матильда хватается за грудь, а Жером застывает в своем кресле. Только взгляд друга может превратить искорку в пожар. Приятное тепло изливается из моего сердца и согревает все тело. * * *