— Не тронул бы. Прощаешь, стало быть? Я пристально на него посмотрела. Врет или честен со мной? Лицо у Тамира красное, как помидор. Ему извинения нелегко дались. Я вспомнила то, что в зеркале видела: ни синяков, ни шрамов, ни застарелых травм. Положим, что-то Асур подлечил. Засосы и следы пальцев и зубов он точно убрал. А что там раньше было, я не знала. Тамир ждал ответа, а я не могла ничего придумать. — Скажи мне, ты меня хоть кормил? — наконец, выдавила из себя я. — Та не в коня корм! Отец твой — северянин. И мать мелкая была. Голодом не морил, клянусь! Я поверила. Даже если врет — на его совести будет. А попробует обидеть, так я его сожру с потрохами, я умею. — Прощаю, дядько Тамир. Я жизнь сначала начала, и ты начни. — Вот и славно. Значицца, ты совета просила. Ну так слушай. Нечего тебе тут делать. Красоты и силы в тебе немного, но в том не моя вина. Замуж тебя точно уж не возьмет никто из деревенских, а проезжий народ ненадежен, да ты и сама это поняла. Тебя ж дурочкой все помнят, кому охота от дурочки сыновей иметь? Да сможешь ли родить? Уважать тебя не будут, ты поди не помнишь, а последний раз мальчишки в деревне в тебя грязью кидали. Конечно, ты дитя еще была, но с тех пор вовсе с постоялого двора ни на шаг не уходила. Значит, все поняла, хоть и дурочка. Да и магия в тебе есть от матери. В Буйск тебя свезу или даже в Белокаменск. В Буйске еще люди есть, кто твоих родителей помнит. Магичка работу везде найдет. Но не сразу, зиму перезимуй у нас. Так проку больше будет. Книги тебе дам, а Ганна читать и писать научит, она умная. Одежду пошьем добрую. Согласная? — А про родителей моих что расскажешь, дядько? — с надеждой спросила я. — Может, осталось что-то в Буйске от них? — Да ничего особо не скажу, — спрятал глаза мужик. — Я и не знал их, так… — Правда ли, что отец мать убил, а меня не добил? А самого его, поди, казнили? — Это кто же тебе наболтать успел? Ганка, что ли? Уж я ее… — Малика рассказала. И спасибо ей за это, лучше уж все сразу узнать, чем потом от чужих людей. — Вот ращеколда! Кто просил… И откуда только узнала! Да, правда это. Отец твой зарубил жену не то топором, не то саблей. А тебя в голову ранил. Крови много было, думал, что ты померла. — За измену? — тихо спросила я. — Да я-то почем знаю? Я в окно не заглядывал и постель им не стелил. Мож, за измену, а мож, еще за что. Мож, свихнулся просто. Люди многое говорили, да верить им — все равно, что пожар вином тушить. — А кем они были, мои родители? — Мастера-ювелиры, лавку свою держали. Нет, лавка не осталась, даже не думай. По закону, у убийцы имущество забирают. — А если дети остались? — В сиротский дом. Да ты ж совсем убогая была, кому ты там нужна? Или прибили бы, или померла б от болезни какой. — А ты меня лечил, стало быть, — недобро поджала губы я, понимая, что где-то Тамир врет, точнее, не договаривает. — Да ты у меня и не болела, даром, что мелкая, как котенок. Маличка с Даринкой то сопливые, то дохают, каждую зиму — лихоманка всякая, а тебе хоть бы хны. Один раз они сыпью покрылись, вот там и тебя задело, да и то — они три седмицы головы не поднимали, а ты через пару дней уже бегала. Я тогда даже думал, что богиня разум забрала, так хоть здоровье оставила. Но то у меня в доме, где тепло и кормят. А в приюте — кто знает? Тут я была с ним вынуждена согласиться. Так и есть. В тепле, с хорошим питанием, со свежим воздухом любой ребенок будет болеть меньше, чем в приюте. А с лавкой ювелирной я как-нибудь разберусь, когда в Буйск приеду. Раз уж в южных провинциях все так хорошо, везде порядок — должны остаться какие-то документы. Ну, или хоть живые свидетели. — А с отцом-то что было? — Повесился в тюрьме, — мрачно бросил Тамир, и я поняла, что мне пока достаточно. И чужие вроде люди, а все равно — дрожь берет. И это у меня, точнее у Миланы, еще нервная система вполне себе крепкая. А в прошлой жизни я неплохо изучила депрессию изнутри, так сказать, особенно, когда уже понятно было, что шансов у меня немного. На миг задумалась: а ведь “врач” тот, который не то привиделся мне в бреду, не то и в самом деле был, сказал, что годы мои не закончились. Может, я бы и выздоровела. И ведь жизнь, кажется, неплохая у меня была. Смутно помню, но дети взрослые уже, работа, муж даже. Бывший или настоящий? Вот тут затык. И не тот, и не другой, кажется. То есть любви особой не имелось. Ну и ладно, у меня ничего не болит, это главное. Зато сейчас я молода, свежа как майская роза, глаза вон красивые и магия даже имеется. И самое смешное, я уже даже от девственности успела избавиться, так что никаких сомнений по поводу семейного положения можно не испытывать. Порченая невеста никому не нужна. Может, я и поторопилась… Вспомнила Асура и невольно улыбнулась. Ни за что о нем жалеть не буду. Может быть, мы с ним даже встретимся еще. Хотя лучше б не нужно. Влюблюсь ведь по уши, в такого, как он — немудрено. — Дядько Тамир, — кивнула я хозяину. — Остаюсь до весны, но на моих условиях. Ни в конюшне, ни в чулане жить не буду, я не собачка. Придумай что-нибудь, в один из нумеров посели, что ли. А взамен я по хозяйству помогать буду, да с полным разумением. Готовить научусь, с металлом помогу. А еще знаешь, я попробовала зеркало сделать, вроде бы даже получилось. Думаю, какой-то толк от моей магии будет. — Цену себе узнала? Это хорошо. Значит, и потом не пропадешь, — кивнул Тамир. — Договорились. Любую комнату выбирай. И зеркало свое покажи, коли не врешь, штука нужная и ценная. Глава 7. Конец зимы — Так, моя драгоценная, — в сотый раз напоминал мне дядько Тамир. — В первую очередь мы с тобой идём к стекольщику. — В первую очередь мы идём в гостиницу, — возражала в сотый раз я. — Моемся, ужинаем и спим в настоящей постели. Впрочем, последовательность можно изменить. — Ишь какая умная стала, дядьку затыкает постоянно. Хорошо, в гостиницу. А наутро — к стекольщику. Я кивнула, зная, что он все равно не отвяжется. Мне повезло, мы поехали в Буйск в конце зимы, на почтовых санях. Не стали ждать, пока все растает, а потом высохнет. Причина была уважительная: по осени Дарина вышла замуж. Избранник ее был парень деревенский, небогатый, у него было много братьев, а оттого на дом или какое наследство рассчитывать он не мог. Но это и славно: Даринку он, кажется, любил, работать умел, а оттого согласился войти в семью «приживальцем», то есть помощником Тамира. Если сдюжит (а дядько его шпынял без жалости и пощады, испытывая на прочность), то потом ему же постоялый двор и останется. За месяц зимы Теодор показал себя спокойным и ответственным работником, не пил, не буянил, с дядькой не спорил, а потому Тамир решил, что можно и по зиме, по снегу до Буйска съездить, тем более, ему стекла нужны были, а их везти на санях куда сподручнее, чем на телеге. Я не возражала. Мне эта деревенская жизнь осточертела уже. Во-первых, работы на постоялом дворе невпроворот. Летом князья всякие и деревенский люд сидят в полях и огородах, в гостинице одна-две комнаты заняты купцами да прочими неугомонными. Студенты не в счёт, они лишь два раза в год мигом проезжают. А зимой да на санях все куда-то прутся: кто в Буйск, кто в Белокаменск, а кто и на Север, в Большеград или даже Устинск. За товаром, за удачей, диковинами всякими, урожай везут на хлебную биржу. Сам князь Святогор Озеров к нам завернул однажды. Поглядела я на него — не впечатлил. Типичный помещик, упитанный и важный, стрижен под горшок, борода лопатой. Одет обычно, в еде непривередлив. Сын его, темноглазый кудрявый Симеон (на Асура чем-то похож, кстати), мне был интересен больше — веселый парень, шутник и балагур. Пытался за Маликой ухлестывать, да от отца выговор получил, а жаль. Забрал бы дуру в княжеский терем, ей там самое место. Я ему, кстати, совершенно не понравилась. Сказал, что смотреть на меня жалко, хочется к стулу привязать и манной кашей кормить. Я, помнится, ответила, что не про его корзинку ягодка созрела, а он ржал как конь. Малика потом в комнате своей плакала, но зря это она. Не пара дочь трактирщика княжичу, все правильно Озеров сделал. Зеркала, кстати, ему Тамир все же подсунул и получил неплохой заказ. Оттого и в Буйск так рвался теперь — за хорошим ровным стеклом. Ну и плохое тоже нужно было, одно мы все же вынули, аккуратно расколотили и потом в металлические рамки вставили осколки. Вот уж мне пришлось свою магию осваивать! Тяжело было, я после первой попытки едва не померла от слабости. Это вам не ручку к котлу приваривать! В общем, пришлось дядьке Тамиру в деревню ехать к кузнецу, чтобы он дальше сам стекла оправлял. Тот, понятное дело, половину в пыль покрошил, а то, что смог, я потом долго переделывала. И все равно было легче, чем с нуля. Вообще-то зеркала давным-давно производили на Севере, это я уже знала. На Юге их тоже делали… те же северяне. И не сказать, что прям дорого, но они держали монополию. Поговаривали, что наши тоже до каких-то там технологий додумались, но такие гладкие и чистые зеркала у них все равно пока не получались. Проблема была в том, что в придорожном трактире просто не было лишних денег на такую роскошь, да и зачем оно там? Попробуй-ка стекло по нашим дорогам довези в целости и сохранности на телеге! А вот дядьке Тамиру вожжа под хвост попала, захотел он и все тут. Тем более, я с него за магию денег не брала. А Озеров и вовсе заказал зеркала по каким-то своим чертежам. И выпуклые, и вогнутые, и большие, и маленькие. Я поглядела, догадалась, что он какой-то механизм хочет соорудить, но вот что именно в той бородатой голове — без понятия. Ну пусть развлекается. Дядько стекла закажет, я их посеребрю, а дальше не мое дело. У них своя жизнь, у меня своя. Кстати, визит княжеский мне оказался очень даже выгоден. Озеров махом выписал мне и подорожную, и рекомендательное письмо к стекольщикам. Мне оно не нужно было, зеркалами я заниматься не собиралась, но кочевряжиться не стала, взяла. Лишним не будет. Дар у меня все же был маловат, аккурат для ювелирки. Большие поверхности меня выматывали. Пару недель повалявшись в постели, я поняла, что такая работа не для меня. Разделаюсь с заказом князя и займусь чем-нибудь другим. Лучше я полы в трактире мыть пойду, чем ещё раз попробую сваять целиковую серебряную оправу. Что ж, теперь у меня хотя бы были деньги и документы, подтверждающие личность. А значит — я могла открыть счёт в банке. Но вот сюрприз-сюрприз, и не сказать, чтобы приятный. Без опекуна или родича мужского пола — хрен мне, а не самостоятельная жизнь. Я баба, к тому же сирота. Не положено. Ладно, в банк со мной обещался сходить Тамир и даже уточнил, что я смогу распоряжаться СВОИМИ деньгами самостоятельно. А вот с работой было сложнее. Мало кто готов был взять женщину. Во всяком случае, платить мне наравне с мужчиной никто не собирался. Но и на постоялый двор я возвращаться была не готова. Там Даринка с мужем и вечно всем недовольная Малика. И что-то мне подсказывало, что в ближайшее время у Даринки появятся детишки, а ее сестричка попытается выйти замуж и сбежать из отчего дома. А на кого тогда ляжет львиная доля домашней работы? Правильно, на мои хрупкие плечи. Спасибо, я лучше в Буйске. Во всяком случае, вернуться я всегда успею, Ганна и Тамир мне поклялись, что в случае чего не прогонят. И кстати, насчёт деревенских дядько был совершенно прав. Не приняли они меня. И вслед плевались, и гадости говорили, и про родителей что-то пытались вякать. Я даже одной разговорчивой бабе по лицу заехала. Зря, конечно. Потом меня дядько Тамир от толпы деревенских отбивал. И не было рядом ни одного целителя, даже студента не было, чтобы мне синяки и разбитую губу по-быстрому залечить. Словом, в деревню я больше не ходила, больно надо. А на исходе зимы мы договорились с почтовой службой и поехали в Буйск. К тому времени у меня уже была кой-какая одежда, и про окружающий мир я знала не так уж и мало. Возможно, даже больше, чем деревенские. Жила я теперь в южной половине Уруса. Страна большая, даже выход к морю имеется, но на севере, не у нас. В целом Урусом правит государь Радимир Второй, и правит разумно, народ не жалуется. Но то на Юге, у нас и люди не такие, как на Севере, и голода никогда не знали, и климат тёплый, мягкий. Выращивают пшеницу, рожь, овощи и фрукты, рубят лес, строят дома из дерева и камня. Торгуют с Ханганской степью, дикой, но довольно богатой, везут хлеб и фрукты на Север. На Севере холодно, там нет чернозема и мало солнца, зато есть рудники, мануфактуры и маги. Там же лучшие в Урусе университеты. Маги имеются и на Юге, тот же князь Озеров, к примеру. Он природник. Все южные князья или боевики, или природники. Потому назначены на своё место — следить за урожаями и чтобы Ханган не слишком наглел. Хороший климат и плодородная земля в совокупности с грамотным управлением способствовали всеобщему процветанию, короче. И ведь процветают, даже в нашей глуши никто голода не знает, раздетым не ходит. Но вот с правами женщин в Южных провинциях полный тухляк, и меня это напрягает. Наверное, как раз потому, что женщина из хорошей семьи работать не должна, ее распрекрасно прокормит муж и черная щедрая земля. Но я-то сирота, меня никто задаром кормить не будет, поэтому я планирую ехать на Север. Тамошние нравы, по слухам, более прогрессивные. Там какие-то реформы продвигают, и женщины даже могут владеть собственностью. Мы с дядькой прибываем в Буйск уже по темноте, но это и понятно: зима, солнце рано садится. Останавливаемся все же не в гостинице, а в доме Тамировой сестры. Этого следовало ожидать, но мне все равно неловко. Тем более, она меня узнала. — Дочка Марысина, что ли? Зачем ты ее с собой притащил? Она ж дурочка безгласная. — Теперь уж нет. Исцелилась девочка. Читать и писать выучилась, магичит понемногу. Вот, будет в Буйске жить. — Ты на меня ее, что ли, повесить собрался? Так мне убийцево дитя не нужно. Пусть уходит. Я тебе сразу говорила, что ты зря ее пожалел. Отец у неё сумасшедший был, а она в него пошла. Глава 8. О противоречиях и заблуждениях Ох и всбесила меня эта дрянь! Никому не позволю Милкиных (теперь уже моих) родителей дерьмом поливать. Я шагнула вперёд, отодвигая дядьку, а он и не противился. Знает уже мой характер. — А доказательства у вас есть какие-то, госпожа почтенная? Документальные свидетельства? Дело об убийстве моей матери закрыто было? Официально отец убийцей объявлен? — Хм, а она и в самом деле выздоровела, — удивленно ответила дородная дама в бархатном платье. — Я думала, ты преувеличиваешь. — Я похож на шутника? — строго спросил дядько. — Не замечен был, — признала дама. И уже ответила мне: — Нет, документы я не видела. Что там с делом об убийстве, понятия не имею, никогда не интересовалась. Да и прошло с тех пор пятнадцать лет. Но это не значит, что я готова пустить тебя к себе в дом, даже если мой брат за тебя ручается. Говорила она твёрдо, чисто и как-то по-городскому, что ли. Не употребляла просторечных слов, не проглатывала окончаний. Да и одета была роскошно и строго. А возразить мне ей было нечего, я даже потерялась. Интересно, где здесь ближайшая гостиница? Свою позицию женщина обозначила предельно четко. — Не дурите, девки, — неожиданно рявкнул дядько. — Мне только истерик тут не хватало. Ты, Милка, стой смирно, не дёргайся. На ночь глядя я никуда тебя не пущу. А ты, Яська, язык свой поганый укороти. Я, чай, твой старший брат, а не какое-то там… Ночевать мы у тебя будем, изволь комнату приготовить. А утром поговорим. Я на всякий случай промолчала. Что-то мне не хочется обратно на улицу, там холодно и противно. А еще у меня спина болит, я в почтовой карете два дня спала сидя. И поесть бы горячего и свежего! Некоторое время дядько и его сестра сверлили друг друга взглядами и были очень похожи: трактирщик и дама в бархате. Дядько выиграл. Его сестрица отступила.