Семену трудно было успокоить этим свою совесть, но начались трудовые будни, и в повседневных хлопотах чувство вины притупилось. Семен волновался, как там Лариса с Зиной, поэтому через месяц отпросился на три дня в город их навестить. Старый хирург попенял: «Мне что, теперь вечно жить оттого, что у тебя шило в жопе?» – но отпустил. Они с Ларисой очень боялись, как на Зине скажется выступление в суде, но она сказала, что после этого ей стало легче. И действительно, он нашел племянницу повеселевшей, спокойной девочкой. Теперь, когда ее больше не терзала необходимость хранить тайну, вернулся интерес к учебе и к жизни вообще. Зато Лариса страшно мучилась угрызениями совести, что не распознала угрозы и своими руками отправила ребенка в дом к чудовищу, погнавшись за призраком простого женского счастья. Состояние сестры тревожило его по-настоящему, но Семен не представлял, как ей помочь. Последний день в Ленинграде он проводил один в своей комнате, прощаясь с мамой. После ее смерти он еще ни разу не ночевал тут один, а в деревне и в СИЗО казалось, что она ждет его дома и они скоро увидятся. Теперь стало ясно, что нет. Шаль, накинутая на спинку стула, так и останется висеть, и белая ажурная салфетка никогда довязана не будет. Лариса – девушка практичная, она сохранит комнату за ним, но быстро все тут поменяет, избавится от многих вещей, которые ему дороги, а ей безразличны, и первое, что отправится на помойку, – это мамины заметки и рукописи. Семен сел за письменный стол, который они с мамой честно делили. Его тумба – правая, ее – левая. Мамины бумаги всегда были для него неприкосновенной территорией, а теперь придется их разбирать… Нет, не сегодня. Чтобы с чего-то начать, он выдвинул верхний ящик. Там лежала пухлая записная книжка в обложке из красной клеенки. Это рабочая, а из зеленой – домашняя. У мамы было столько знакомых, что все в одну книжку не помещались. Семен взял книжку, перелистнул, и она сама собой раскрылась на букве М. «Макака», – прочитал он и вспомнил, что под этими позывными Полина проходила во всех редакциях. Судьба, что ли? Он пошел в коридор звонить. Открыв ему дверь, Полина осталась стоять на пороге. Семен протянул ей букет роз, который успел выхватить на рынке за три минуты до закрытия. – Осторожно, не уколитесь. – Мне известно, что роз без шипов не бывает, – сказала Полина хмуро. Семен переступил с ноги на ногу. – Честно говоря, я не очень рада вас видеть, потому что мне неловко общаться с человеком, который знает про меня такое. – Я знаю только, что вам солоно пришлось. – Вот именно. – Просто хотел поблагодарить вас. – Да не за что… – пожала плечами Полина. – Хотите войти? – Не откажусь. Она молча прошла в глубь квартиры. Через секунду зашумела вода – это Полина ставила цветы в вазу. Семен огляделся. За последние месяцы он отвык от красивых интерьеров, а эта просторная квартира была обставлена богато и со вкусом. Вдруг откуда-то появился пушистый молодой кот и, деловито мяукнув, потерся о Семеновы брюки. – Иди, Комок Зла! – шикнула Полина. – Его так зовут? – Семен опустился на корточки и почесал кота за ушком. – Чувствую, когда подрастет, то зла хватит на целый Апокалипсис. Полина усмехнулась. – Пойдете весь в шерсти. – Ничего. – Чаю? – Не откажусь. – Вина, может быть, хотите? – Вы пьете? – Бывает. – Не скажу про алкоголизм, но вообще опасность такая есть. Эдмундыч, то есть Волков, тоже с малого начал, а сейчас в психушке лежит, и неизвестно, когда выйдет. Полина засмеялась и жестом пригласила Семена пройти на кухню. Пока она ставила чайник, Семен исподтишка ее разглядывал. Кажется, она осунулась и побледнела с тех пор, как он видел ее на суде. По телевизору она казалась очень красивой девушкой, Семен и теперь так считал, но невольно вспоминал, какое ей дали прозвище, и находил в Полине сходство с макакой, и от этого слегка кружилась голова. Она поставила на стол вазочку с пряниками, порезала сыр и хлеб. Семен взял один пряник, но откусить не решился – камень мягче. – Огромное вам спасибо и за меня, и особенно за Зину. Ей действительно стало лучше, что не пришлось носить весь этот кошмар в себе. – Не за что. Если бы не я, то вообще бы ничего не случилось. – Ну да, я бы не оказался в деревне, не познакомился бы с Волковыми, не узнал бы правду и не остановил бы эту мразь. Так что за это вам тоже спасибо, Полина. – Пословица «Не было бы счастья, да несчастье помогло» тут вряд ли подойдет. – Мама, кстати, на вас не сердилась. Она ушла не из-за вас, а из коллектива, который за нее не заступился. А про вас она сказала, что вы жуткая хамка, но по сути были правы. – Да нет, – Полина поморщилась, – не права я была. Просто, знаете, это было мое лекарство. У кого-то алкоголь, а у меня мстительность. После того, что случилось, у меня ни на что не было сил. В школу не могла ходить, целыми днями лежала на диване, ничего не хотелось. Мне ставили вегетососудистую дистонию, лечили в больницах, но без толку. Как только просыпалась, сразу начинала мечтать о том, как вечером лягу и усну. Но, когда я наорала на вашу маму, всю депрессию как рукой сняло. И я так увлеклась местью всем за все, что мне казалось совершенно нормальным сломать вам жизнь за несколько обидных слов. Может быть, если я вам скажу, что ни разу не пожалела вас и вообще не испытывала ничего, кроме злорадства, вы возьмете свои благодарности обратно? – Нет, не возьму. – Я злой человек, Семен. Он пожал плечами: – Мама говорила, что в трудных ситуациях надо думать не какой ты, а что делать. Злой – не злой, Полина, а вы нас всех спасли. Тем более что я вам тогда по пьяни наговорил действительно… – Но я тоже сильно оскорбила Наталью Моисеевну. Семен вздохнул и опустил глаза: – Да, но я к вам задрался не только поэтому. В основном да, из-за мамы, но еще чуть-чуть потому, что я раньше видел вас по телевизору и немножко был в вас влюблен. – Немножко? – Да, чуть-чуть. – Ну ясно… – Я говорю чуть-чуть, потому что это странно, когда взрослый человек влюбляется в телевизор. – Странно, когда взрослый человек влюбляется в такую, как я. – Полина, я не знаю, какая вы. Он замолчал, ожидая, что Полина сейчас прогонит его, но она вдруг улыбнулась. – Еще чаю? Семен кивнул. Она включила газ, и через минуту чайник уютно зашумел, закипая. В кухню вошел кот, снова потерся о его ноги, и наступила одна из тех редких минут, когда отступает тоска по прошлому и тревоги за будущее. * * * Только через несколько недель после суда над Фельдманом Ольга, роясь в сумочке в поисках помады, случайно обнаружила в ее глубинах Санины ключи. Они завалились в маленький внутренний кармашек. Интересно, как она могла о них забыть? Хотя, в общем, было о чем беспокоиться, ведь после того, как она отозвала обвинение, судьба ее висела на волоске. Прокурор орал так, что звенели стекла, и несколько дней она провела на положении не совсем отщепенца, а человека, о котором точно известно, что он общался с зачумленным. Вроде бы здоров, но лучше лишний раз к нему не подходить. Потом ветер в верхах резко подул в другую сторону, и Ольга сделалась героиней дня, а ее решение было признано ответственным и компетентным. Из парии она превратилась в любимицу руководства. Саня во время процесса опекал Полину Поплавскую, а когда все закончилось, повез ее домой, чтобы защитить от агрессии товарищей Пахомова и его вдовы, угроза которой была вполне реальна после откровений девушки. Так вышло, что они увиделись с Ольгой только на следующий день, Саня заехал в обеденный перерыв выразить свое восхищение тем, как она провела процесс, и сводил ее в кафетерий. Позвал на настоящее свидание, но Ольга неожиданно для себя самой отказалась. Думала, Саня начнет уговаривать, а он не стал. С тех пор они не виделись. Умом Ольга понимала, что после разрыва с мужем ей лучше побыть одной какое-то время, найти внутренние опоры, а не виснуть на первых попавшихся брюках, но сильно скучала по Сане и злилась, что никак не находится повод напомнить ему о себе. Развод проходил тяжело и тягомотно. Муж отказался разводиться в загсе, пришлось действовать через суд. Дата заседания была назначена, но Борис заявил, что не придет. Он юрист, законы знает и устроит так, что она не один год за ним побегает, прежде чем получит в паспорт вожделенный штамп. В его поведении наметилась цикличность: пару дней он звонил с угрозами типа «я тебе нервишки-то помотаю», «я тебя говнецом-то полью», а на третий бурно клялся в вечной любви и предлагал примирение. Ольга посылала его все грубее и все дальше, после чего он денек-другой молчал – и снова начинались угрозы. Если она не подходила к домашнему телефону, он трезвонил на работу. Это было не страшно и не смертельно, но надоедало, как гудение комара, а главное, Боря действительно мог затянуть развод не на годы, но на несколько месяцев точно. В таких обстоятельствах она поступила совершенно правильно, что не пошла с Саней на свидание. Со стороны это выглядело бы так, что замужняя женщина взяла в любовники опера, а подобные штучки серьезно подрывают карьерные перспективы.