— Единственно, что мне интересно, как эти… шутники раздобыли мой незаполненный министерский бланк. Потом они с княжной Льдовой — и ее женихом, пришлось и его посвящать в интригу — затеяли целое расследование. — Зачем? — спросил он у императрицы, когда все узнал. Придворные, которые в этом участвовали, были уже отлучены от двора. — Скучно, — отвечала она ему. Ей было скучно. А идиотская идея прижилась… Он дернул щекой, представляя в роли жертвы розыгрыша Иру. Или его в роли генерала, получившего письмо об измене… И вот что ему теперь делать? Он привязался. Он — надо, наконец, признаться самому себе — полюбил… Соблазнить ее — и сделать своей любовницей — не позволяла совесть. Женой… Да… Женой Великого князя Радомирова — наверное, здравый смысл. И любовь к ней… Самое мудрое, что он мог сделать, — это оставить девочку в покое… Тут он представил, что не подойдет к ней больше, не заговорит. Что в ее серых глазах поселится тоска. Или ненависть к нему — если обставить прощание как положено, с привлечением его как бы новой пассии… — Прошу прощения, ваша светлость, — обратился он к графу Морозову, который тоже задумался о чем-то своем. — Но мне придется вас покинуть. И… князь Радомиров сбежал с бала. Ничего, пару часов они тут точно без него обойдутся. В свой дворец — переодеться — он же не сможет появиться перед ней в белоснежной парадной форме с золотыми аксельбантами и россыпью орденов. Придется переодевать. А еще надо отнести поесть — наверняка она забыла. Так он и появился в госпитале — в обычном черном кителе без знаков отличия и с корзинкой, полной еды. — Чем мы можем вам помочь? — привстала навстречу целительница, увидев форму. — У вас что-то случилось? — Понимаете, — обратился он к ней. — Я бы хотел увидеть Ирину Алексеевну Иевлеву. Она сегодня дежурит. — Вам ее вызвать? — Не нужно. Я не болен. Просто осенью… Она мне спасла жизнь. Я бы хотел поздравить ее с праздником. — Вообще-то не положено… — Пожалуйста. — Ладно, проходите, — во взгляде читалось и одобрение, и интерес, — только тихонько. Вас проводить? — Я знаю, куда идти, — он отрицательно покачал головой. Действительно, сразу как узнал, где работает Ира, тщательно изучил план здания. Пути подхода, отхода. Эвакуации… И где находится ординаторская отделения травматологии, ему было тоже известно. Он тихонько постучал. — Открыто, — раздался ее голос. — Ирина Алексеевна! Добрый вечер. На мгновение ему показалось, что она бросится ему в объятия. Но Ира смешалась, остановилась. Завела руки себе за спину, словно опасалась, что они ей не подчинятся. Только глаза горели таким счастьем… — Как вы? Откуда вы? — Сбежал, — признался он. — Буквально на час… Решил вас поздравить. И покормить заодно. — Я скучала, — призналась она. — Я тоже, — вздохнул он. — Ужинать? Быстро распаковали корзинку, достали все. Он разлил по бокалам ее любимый вишневый сок. — С праздником. — У меня есть для вас подарок. — Странное совпадение, — улыбнулся он. — У меня для вас — тоже. Столица. Почти год назад. Январь. Она А еще я не любила праздники. Детство, конечно, не в счет… Тогда была вера во что-то чудесное. Грезы. Надежды. Искрящаяся радость. Потом я смогла устроить свою жизнь. Только праздники по-прежнему не любила… Эти, Зимние, не были исключением. До того момента, когда Андрей Николаевич постучал в дверь ординаторской. До того, как я подарила ему на Зимние праздники самый мощный артефакт, останавливающий кровотечение. А он мне — защитный амулет, выполненный в том же стиле, что и артефакт энергии, который он отдал мне за свое спасение. Уходя, он попросил разрешения пригласить меня на завтрак. — Я, конечно, понимаю, насколько вы будете вымотаны, но так хочется встретить это утро с вами… Ответила согласием. В последнее время мне казалось, что между нами есть какая-то недоговоренность. Что-то он мне пытался то ли сказать, то ли, наоборот, не говорить. Это все рождало странную печаль в глазах, когда он смотрел на меня. Чаще всего я совершенно не помнила об этом, но иногда… Иногда — но не сегодня. — Море? — с изумлением выдохнула я, оглядевшись по сторонам. — Море! — весело ответили мне. — В этой бухте оно никогда не замерзает. Это юг Поморья. Я огляделась. Большой деревянный дом, терраса нависает прямо над волнами. От перспективы у меня захватило дух. — Где мы? — спросила я. — Это мой дом… На юге. — Еще одно любимое место? — Самое любимое… Мысль о том, что, наверное, не совсем прилично оставаться наедине в его доме, мне в голову как-то не пришла. В моем же мы оставались… — А как спуститься вниз? — мне стало весело. — А как же завтрак? — передразнил он. Я жадно смотрела на волны. — Хорошо, — смирился Андрей Николаевич. — Море так море. Только ступеньки крутые. Осторожнее. Я сидела на камне, опустив пальцы в воду. Отогнать меня от воды у Андрея Николаевича не получилось. Зажмурившись, вдыхала солоноватый запах моря, слушала рокот набегающих на берег волн. — Море мне снилось, — вырвалось у меня. — Родители и сестра — нет. А вот море… Каждый раз, когда я вспоминала, как когда-то была счастлива, мне снилось море. Только не северное, не то, что в столице. Оно другое. И запах. И ощущение от него. Я, уже когда стала работать, в выходные как-то поехала на залив. И… сказки не получилось. А это… Это чудо! Открыв глаза, я посмотрела на Андрея Николаевича. У него было какое-то странное выражение лица. Я торопливо стала подниматься с камня: — Я вас задерживаю… Простите. Мне подали руку. — Вы? — удивился он. — Нет. Просто я задумался. — Пойдемте завтракать… А потом мы поднимались вверх по ступенькам, и он меня почти обнимал. И я не протестовала, потому что мне было настолько хорошо, что я боялась верить в происходящее.