Взревев мотором, машина пролетает под жёлтый и сворачивает на ту самую улицу Степана Разина. Областная ГИБДД, и отделение полиции тут же, бок к боку. Удивительно, как зажравшиеся высшие чины терпят такое соседство, но что есть, то есть. Хватает пары звонков, чтобы меня признали своим и пропустили на служебную стоянку. Сделай эти скупердяи нормальную парковку, обошлось бы без крайностей, но её нет. А парковаться перед крыльцом областного ГАИ может, и бесстрашно, но откровенно глупо. – Вы куда? Здесь мне бывать ещё не приходилось. И тем приятнее вместо обшарпанных стен видеть на стенах пластиковые панели под дерево. Вот только останавливают меня даже до рамки. – Сына задержали, мне звонили. – Долгий взгляд не впечатляет уже потому, что исходит от тощего лейтенанта, только-только избавившегося от подростковых прыщей. – Проходите. Сказать проще, чем сделать и ещё несколько минут уходит на то, чтобы добраться до местного администратора. – Самсонов Александр Кириллович, – отчеканиваю, вскинувшемуся было очередному лейтенанту. – Где? – Седьмой кабинет, – мгновенно теряет он ко мне интерес. И вот что должен ощущать отец, забирающий сына почти из тюрьмы? Разочарование? Страх? Вину? Думать, что не справился? Решать, что делать? Нет. Ни один нерв не дёргается, когда я открываю дверь седьмого кабинета. Где, прислонившись к стене и развалившись, сидит мой сын. Когда-то – голубоглазый, светловолосый ангел, радующийся тиру и новой папиной машине. Когда-то. – Вы кто? – ровно интересуется уже капитан, отрывая глаза от протокола. – Самсонов Кирилл Александрович. – Отец? – кивает он одновременно с, раздавшимся от стены, презрительным хмыком. – Отец. – От того ангела остались разве что глаза, всё остальное заметно прогрессировало и, как по мне, не в лучшую сторону. – Ну что же, Кирилл Александрович, слушайте… Глава 9. Кирилл – Пап, – слышится из-за спины мрачное, без тени раскаяния в голосе. – Сядь и помолчи. – Приказ из разряда тех, что я привык отдавать. – Ты можешь хоть раз меня нормально послушать? Хоть один раз… – хлопнув дверью, Сашка поворачивается ко мне и упирается носом в предупреждающе поднятую ладонь. – Да? – Как же хочется избавить её от этих встревоженных интонаций. Обнять, успокоить, убедить, что со всем справлюсь. – Кир? – Всё нормально, не переживай, – отвечаю с улыбкой в голосе, – идиотская случайность. Ты же знаешь, как работают наши доблестные мундиры. – Случайность? – недоверчиво переспрашивает Кира под насупленный взгляд Сашки. Мы разговариваем по громкой связи, и он всё слышит. – Да какие-то подростки устроили на набережной то ли разборки, то ли ещё чего, а Сашка просто попал под руку. Сгребли, не спрашивая, кто прав, а кто виноват, и привезли в обезьянник всем скопом. – В смысле попал под руку? – под истошное «Ма-ам!» с того конца трубки, пытается понять Кира. – Каким образом? – А это ты потом у нашего сына спросишь. – Никакой драмы с моей стороны и болеющая дочь с другой не дают ей уловить ложь. – Заодно научишь, что при виде чужой драки надо уносить ноги, а не подрабатывать миротворцем. – Вот сейчас кто бы говорил! – окончательно успокаивается Кира. – Сам и объясни, миротворец. – Скажу. – Мимолётный взгляд на часы. – Кир, мне нужно заехать в одно место, а потом я привезу Сашку к тебе. Устраивает? – Хорошо, до встречи. – Увидимся. Вдох, выдох и полное непонимание, что делать дальше. – Обошёлся бы и без твоей помощи! – зло фыркает подросток, который, по идее, мой сын. – Надо больно, чтобы ты меня выгораживал. – Мне перезвонить и рассказать, как всё было на самом деле? – Возьми и расскажи! – вскидывается Сашка. – Думаешь, напугал? – Презрительный фырк. – Как будто я не знаю, что тебе плевать и на меня, и на маму! Деньги и подстилки – вот весь круг твоих интересов. – Даже так. Мотор послушно заводится, а у меня в голове битва терпения с желанием дать ему подзатыльник. – А как? Расскажи, ты же самый умный! – Рюкзак летит на заднее сидение. – Или я такой дурак, что не могу сложить два и два? Давно уже понятно, что ты бросил маму ради… – То есть ты поэтому решил разрисовать памятник Ленину матерными словами? А сопротивлялся при задержании тоже из-за моих отношений с твоей матерью? – Я не сопротивлялся, – буркнув, он отворачивается к окну. – Поясни. – Не буду я ничего тебе пояснять! Протокол подписан? Подписан. Всё, финиш. – Саша! – рык вырывается помимо воли, но мне можно. День сегодня вышел тот ещё. – Алекс, – с кривой улыбкой поправляет Сашка. – Но откуда тебе знать… Раздавшийся в машине звонок прерывает выяснение отношений. – Саш, давай результат ты мне отправишь на почту? – Опережаю я все возможные фразочки Киренского. – Я не один и на громкой связи. Разочарованно покачав головой, Сашка, который Алекс, отворачивается. – Было бы что отправлять, – хмыкает тот. – В смысле? – Красный. Можно отключиться от дороги, переведя всё внимание на дисплей. – Я… – Короткий взгляд на спину сына и мат. Цветастый и где-то глубоко в душе. – Что ты имеешь в виду? – Твоя Олеся Сергеевна ушла. Зар-раза. – Куда ушла? – ровно интересуюсь я и трогаюсь с места, резко перестраиваясь в правый ряд. Обещанные Кире дела внезапно закончились. – Ну, не в одном с тобой направлении это точно. И на твоём месте я бы пошевеливался, потому что настроение у неё убийственное. – Тебе-то откуда знать. Не убедил. Не дожал. Не хватило ни времени, ни обстановки. Да и, откровенно говоря, о Романовской мозг вспомнил уже на подъездах к Степана Разина. – В отличие от тебя, в женщинах я разбираюсь, и не только с физиологической точки зрения. – Самодовольно изрекает Киренский и отключается. Но в таком настроении Сашке хватит и этих нескольких фраз. Удивительно, как хорошо мы ладили ещё пару лет назад, и тем хреновее понимать, к чему пришли сейчас. Когда перед прошлым Новым годом Сашка впервые отказался со мной встречаться, я списал выходку на переходный возраст. Когда две недели спустя он перестал брать трубку, Кира убеждала подождать. Притормозить разборки, потерпеть. Моего терпения хватило на полгода, а после… Впервые за пятнадцать лет мне захотелось взять в руки ремень, вот только вместо этого я ушёл. Проглотив все Сашкины обвинения. Понимая, что он перерастёт и это. Когда-нибудь. Пока не перерос. – Значит так, – привлекаю я внимание сына, – дома расскажешь версию, которую я озвучил Кире по телефону, со всем остальным я разберусь.